Чечня рядом. Война глазами женщины - Ольга Аленова

В комнату заходит женщина в черном. Она подходит к портрету и плачет. Это Фатима Мамаева. В школе была ее дочь, восьмиклассница Сабина. Во время спасательной операции телекамера сняла, как раненую Сабину погрузили в машину. А потом почти 40 дней родители не могли найти дочь. Они не могли поверить, что Сабины уже нет, думали, что девочка лежит без сознания в больнице и врачи не могут узнать ее имя. Мамаевым предлагали сдать анализ ДНК, но Фатима отказывалась. Муж Константин решил сдать. Три дня назад Мамаевы получили из Ростовской лаборатории извещение о том, что их дочь идентифицирована.

Фатима стоит перед портретом Марии и вдруг что-то говорит по-осетински. Как будто просит о чем-то. Женщины в комнате плачут.

– Она обращается к Марии, – переводят мне женщины. – Она просит: «Мария, Сабина была твоей ученицей, не оставляй ее там, будь с ней рядом, она же еще маленькая».

Я выхожу во двор. Люди продолжают заходить в дом. Марию любили многие. Кто-то тихо говорит о том, что возле здания школы сотрудник ГИБДД видел мертвую Марию на носилках. Она была без трех пальцев, и в боку у нее была рваная рана. Но лицо ее он узнал. А сыновья в Ростове опознать не могли. Может быть, не Мария была?

– Перестаньте, – говорят другие. – Не надо тревожить ее покой.

– 31 августа я открыла местную газету, – вспоминает Елена Уртаева. – А там стихотворение нашего поэта Эльбруса Тедтова «Слезы камня». Про терроризм, про госпиталь в Моздоке, который взорвали, про рынок во Владикавказе. И я читала, и у меня такой камень на сердце лег. А 1 сентября это случилось. И у Эльбруса Тедтова в школе погиб сын, ему десять лет было.

А еще в этот день поминали Дауровых. Они погибли почти всей семьей. Светлана и Вадим Дауровы повели дочь Алину в школу. С собой взяли двухлетнего Георгия. И бабушка пошла с ними. Погибли все, кроме Алины и Светланы. Девочка была ранена и попала в больницу в Москву, вместе с ней сейчас находится мама. А к родственникам Дауровых, оставшимся в Беслане, теперь идет весь город. И таких, как Дауровы, здесь много.

А в соседнем с Бесланом селе Хумалаг в семье Цгоевых поминали четверых – маму и троих детей. Залина Цгоева зарабатывала на жизнь тем, что нянчила чужого ребенка. 1 сентября она повела троих своих детей в школу, взяла с собой и чужого младенца. В заложники попали все. Когда Руслан Аушев договорился с террористами о выводе 26 заложников, эта женщина с чужим младенцем тоже вышла. Передала кому-то ребенка и вернулась в школу. Вот поэтому очень долго не могли понять, кто же был 26-м в списке освобожденных Русланом Аушевым. Фамилии 25 знали все, а 26-й была Залина.

Говорят, что кого-то из заложников до сих пор не могут найти. Говорят, что их, может быть, и не найдут, если они сидели прямо под баскетбольными кольцами в спортзале. Потому что когда установленные на щитах бомбы упали и взорвались, они могли упасть прямо на них. Тогда и искать нечего.

Вчера из Беслана в Ростов-на-Дону выехали родственники еще одного опознанного ребенка. Девочки. В 124-й Ростовской лаборатории остались останки еще 14 неопознанных. Похороны в Беслане продолжаются.

В начале весны 2005 года я взяла отпуск на неделю и уехала в Лондон, в гости к своей университетской подруге Нонне. Это был мой первый выезд «в другой мир». На третий день мне позвонили из редакции и сообщили, что в Чечне убили Масхадова. Это было 8 марта. Редакция дала мне задание найти масхадовского представителя Ахмеда Закаева и взять у него интервью. Я могла отказаться, потому что была в отпуске. Но я согласилась.

Мы с Нонной отправились в отель, в котором Закаев устраивал пресс-конференции и давал интервью. В тот день в переговорный зал, где он принимал журналистов, стояла очередь из иностранных, в основном британских, репортеров. Впрочем, нас приняли почти сразу.

Закаев выглядел совершенно спокойным – как будто ничего не произошло. Он говорил, что Масхадов выбрал свою судьбу сам и что выбор у него был лишь между «достойной смертью» и «позорной жизнью в плену». Я спросила его о Беслане. Я не могла не спросить. Он рассказал, что приказ о штурме школы № 1 отдал Путин – именно в тот момент, когда Дзасохов договорился с Закаевым о подключении к переговорам Масхадова. Еще он говорил, что Масхадов мог договориться с террористами, но тогда он стал бы героем, а Кремль не мог этого допустить. Он был уверен, что заложников Беслана могли спасти, но власть предпочла спасти свой имидж сильного государства, с которым нельзя разговаривать, захватывая заложников.

Я слушала его и думала о том, что случилось в Беслане. И о том, что еще полгода назад я, наверное, могла бы броситься на этого человека и как минимум расцарапать ему лицо. Он рассказывал о Масхадове и Басаеве с уважением. Он говорил, что они воевали и убивали ради идеи. Я не могла этого понять. Я тогда почти ненавидела его. Прощаясь, он пожал нам руки. Выйдя, мы с Нонной, не сговариваясь, побежали их мыть.

Мне понадобилось еще время для того, чтобы проанализировать его слова и посмотреть на его позицию по-другому. Да, он защищал преступные режимы, которые потеряли легитимность уже потому, что стали причиной гибели тысяч людей. Но он был прав в одном: у гибели этих тысяч людей была и другая причина. И эта причина – нежелание российских властей признать свою вину за чеченскую войну и взять на себя ответственность за ее последствия. За «Норд-Ост». За Моздок. За Беслан. Нежелание слышать требования террористов и вести переговоры. Нежелание спасать заложников ценой своего авторитета. И как следствие – преступные штурмы и смерти, которых могло не быть.

Именно об этом весь тот год говорили матери Беслана. И говорят до сих пор.

В конце августа 2005 года, накануне годовщины трагедии в Беслане, матери погибших детей получили приглашение из Кремля. Их звали на встречу с Владимиром Путиным. Это приглашение раскололо бесланское общество. Одни считали, что накануне годовщины в Беслане, куда съедутся иностранные журналисты со всего мира, президент просто пытается спасти свой имидж. И что ехать в Кремль нельзя, потому что в эти дни надо стоять у могил. Другие – что ехать надо, потому что это шанс добиться наказания тех, кто виновен в бездарном штурме, в гибели людей. Эти люди, как и многие другие в нашей стране, еще верили в то, что президент просто не знает всей правды о Беслане, и хотели эту правду ему рассказать.

После встречи президента с потерпевшими от теракта бесланцы ждали, что в последний день траура Владимир Путин выступит с важным заявлением. Принесет извинения всем пострадавшим, покается. Вместо этого президент направил в Беслан проверяющих из Генпрокуратуры, которой здесь мало кто верит.

Прилетев из Москвы в пятницу поздно вечером, делегация пострадавших из Беслана пришла к журналистам, которые ждали их в Доме культуры. – Я думаю, встреча получилась, – сказала председатель комитета «Матери Беслана» Сусанна Дудиева. – Задавались жесткие вопросы, которые предполагали ответы «да», «нет», и, скажу вам честно, на эти вопросы президенту надо было отвечать «да», и он отвечал на них так.

– Сусанна, многие заложники говорят, что считают лично Путина ответственным за то, что произошло, – сказали иностранные журналисты. – Кто из вас сказал ему об этом?

– Все, – ответила Сусанна. – Мы сказали, что он виноват. Он сказал: «Да, я признаю, что ответственность эта на мне». И на все следующие наши вопросы он отвечал, что будет делать все, чтобы правду все-таки все узнали. И чтобы виновные после Беслана были наказаны. И он сказал, что в ближайшее время будет разбираться. И мы ему поверили. Будем ждать…

Она помолчала, посмотрела на своих подруг. Им трудно было сразу вспомнить все, о чем они говорили с президентом.

– Мы сразу сказали, что считаем расследование необъективным, – продолжила Сусанна. – Президент сидел напротив нас и сверял то, что мы говорили, с той информацией, что ему была предоставлена. По многим вопросам он откровенно сказал, что не знает ответа, есть расхождения. Особенно это касалось числа заложников, которое называлось 1 и 2 сентября. Президенту была названа цифра 350 человек. И он считал, что в школе было столько. Задавали мы и вопросы относительно применения огнеметов, гранатометов, танков – и по этим вопросам мы видели, что информация, которой владеет президент, неполная.

Тут представительница общественной организации «Норд-Ост» Татьяна Карпова, потерявшая на Дубровке сына, спросила женщин, сколько они готовы ждать выполнения обещаний президента.

– Мы ждем три года, – сказала она.

– Мы спросили его, – ответила Сусанна Дудиева. – Он сказал – в ближайшее время.

– А вы спросили, почему он пригласил вас именно 2 сентября, когда у вас траур?

– Он сказал, что надо собрать нас в этот день, чтобы 3 сентября, в самый тяжелый для нас день, он сказал что-то очень важное. Дождемся завтрашнего дня.