Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

Рука ренегата выметнулась вперед — но, какова бы ни была его цель, реакция конунга оказалась быстрее.

Получив вдобавок к раздробленному плечу сотрясение мозга, чародей свалился на россыпь битого камня и затих.

Когда они оглянулись на короля, глаза его были закрыты, а лицо торжественно и спокойно, точно Тис, наконец-то, выполнил самое главное дело своей жизни.

Пока Эссельте лихорадочно нащупывала пульс Тиса, одновременно пытаясь разглядеть, не сломана ли челюсть у ренегата, стена под напором спасательной бригады атланов сдалась.

Рядом с цельнометаллической дверью, расплющивая единственные фамильные доспехи, чудом уцелевшие в магическом поединке, неожиданно вывалился камень кладки. В следующее мгновение в образовавшееся отверстие влетела кирка, за ней — взрыв ругани — очевидно, лишившегося своего орудия кирковладельца, затем два светошара, и только после этого — грозный рев:

— Вам будет сохранена жизнь, если вы отпустите его величество Тиса Первого!!!

— Кажется, он уже сам ушел, — скривился Олаф, скользнув враждебным взглядом по лицу короля, неподвижному и мертвенно-бледному под слоем пыли и крови. — Надеюсь, для таких, как он, у атланов найдется свой холодный Хел.

Сенька с эсхатологией аборигенов знакома не была, но кивнула согласно, считая, что именно там усопшему самое место, поднялась и вопросительно оглядела товарищей.

— Ну что? Пообщаемся с благодарным потомком, или нам тут больше делать нечего?

Случайно или нет, но обежав всех, взор ее вернулся к Ивану и остановился на нем, словно именно от его ответа зависели их дальнейшие действия.

Лукоморец принял возложенную на него ответственность, не дрогнув. Впрочем, никто не спешил перехватить у него шанс первым ответить на заданный вопрос.

— Мы должны рассказать всё Рододендрону, — сосредоточенно нахмурившись и вздохнув, проговорил он. — Один на один.

— …Эй, есть там кто живой?! — донесся до них через проделанное отверстие знакомый взволнованный голос. — Отец?..

— Кто это? Он? Кронпринц? — навострил ухо калиф.

— Бывший кронпринц, — едко уточнил менестрель.

— Ах, да. Король, — машинально кивнул Ахмет.

— И не король, — с изрядной долей удовлетворения снова поправил его Кириан. — Всего лишь сын заговорщика. Цареубийцы. Узурпатора. Клятвопреступника…

Бард помолчал несколько секунд, раздумывая, стоит ли порыться в памяти и в уголовном кодексе и отыскать еще несколько обвинений или хватит этих, пришел к последнему выводу и подытожил: — И, возможно, сообщник.

— Так погодите… что же это получается?.. — брови отряга беспорядочно зашевелились, не зная, изобразить ли им в первую очередь изумление или гнев. — Что наш рений гад — местный король?!

Когда еще одно значение откровения Тиса, потерянное ранее за другим, самым важным для них, предстало во всей своей неприглядной красе, лица товарищей вытянулись.

— Этот негодяй — король? — возмущенно воскликнул царевич, уставившись на Анчара.

— Ничего, что негодяй — был бы администратор хороший, — меланхолично проговорила Серафима.

— Сеня, это безнравственно!

— Зато гораздо лучше, чем король-негодяй и плохой администратор.

— Но ты не знакома с Рододендроном близко!

— Должно же быть хоть что-то положительное во всей этой ситуации.

— Но…

— Вань, успокойся. Будет твой Родик королем. Будет. Потому что каким бы ни был наш ренегат, никто в него всё равно не поверит, и ничего ни он, ни мы никому не докажем. Если даже захотим.

— Но… мы же все слышали, что сказал Тис! Мы свидетели! Мы должны это рассказать всем!

— Мы? — с выражением отстраненного недоумения повторила за мужем царевна. — То есть, несколько иностранцев, застуканных у остывающего трупа короля с непонятно каким претендентом на престол на руках? Да нам самим придется долго всем объяснять, кто кого и как убил! И хорошо, если нам поверят!

— Ты хочешь сказать, что они могут подумать на нас?! — поразился до глубины души царевич и воззрился на Тиса, точно призывая в свидетели.

Но Тис, готовясь свидетельствовать на Последнем Суде после Второго Эксперимента, на призыв гостя по понятной причине не среагировал.

— В смысле, ты имеешь в виду, что нашего честного слова может оказаться недостаточно? — устремился непонимающий взгляд Иванушки теперь уже на супругу.

Сенька моментально представила мутные воды большой политики, которые ее супругу всегда казались по колено, пока под его ногами не разверзался очередной омут, и затараторила, скрупулезно проговаривая только каждую вторую фразу, приходящую на ум:

— Да ты что Вань![181] Как может кто-то сомневаться в нашем слове![182] Ни одному нормальному человеку это и в голову не придет![183] Я… про наследника говорила![184] Что никто не поверит, что он — сын Дуба Второго![185]

Иванушка не совсем уловил ход отредактированной супружеской мысли, но пылко возразил:

— Сеня, если не поверят нам, то тетушка Груша сможет подтвердить, что Анчар — сын Дуба Второго!

— Правильно, Вань. Еще один надежный и авторитетный свидетель, вроде нас, — поджав губы, кивнула Серафима.

— Так вот и я об этом же! — обрадовался лукоморец.

— Вообще-то, это был сарказм, — ворчливо буркнула Сенька.

— Не понял?..

— Ва-а-ань… Ну какой идиот, кроме тебя… и меня… и всех нас… поверит в таком вопросе какой-то безродной старухе?

— Ты считаешь, что она лжет? — нахмурился Иванушка.

— Я считаю, что она говорит правду, — вздохнула царевна. — Как и Тис. Но те вельможи и законодатели, которые будут проводить слушания, будут считать совсем другое!

— Что? — не понял Иван.

— Они будут считать, при каком короле им — и их стране в первую очередь, потому что они тут все патриоты полоумные, на все головы ушибленные, с печки в детстве уроненные, повезло же Атланде… Так, о чем это я?.. Ах да. Они будут считать, при каком короле им будет лучше жить: при бастарде-колдуне, прошатавшемся полжизни по заграницам в сомнительной компании, угробившей их столицу, или при высокородном вельможе, человеке их круга, знакомом с экономикой, политикой и прочими дипломатическими премудростями не понаслышке, при человеке, рожденном и воспитанном управлять! И ты не поверишь! Они выберут второго!

— Но Анчар — законный наследник!

— Законы пишутся людьми! И переписываются! Очень быстро!

— Но…

— Друзья мои, а, может, мы продолжим нашу высокоученую дискуссию о тонкостях науки издания разумных законов на открытом воздухе, под бархатом звездного неба? — Ахмет опасливо глянул на ритмично посверкивавшую красным дыру в стене.