Музейный артефакт - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Последнее время, хвала Аллаху, мы укрепили свою власть в мире. Наши крепости появились не только в Персии, но и Сирии, Палестине. К истинной вере исмаилитов ныне обратились тысячи и тысячи правоверных, и сотни тысяч прислушиваются к словам наших проповедников. За многие бариды[51] отсюда они не только несут слова истинной веры, но сообщают мне все, что видят их глаза и слышат их уши. Это позволяет мне знать куда больше, чем предполагают наши враги. И это важно, очень важно. Чем больше знаешь о враге, тем легче его одолеть. И все же, и все же…
Хасан ибн Саббах неторопливо повернулся к утреннему посетителю, внимательно посмотрел на него и продолжил:
– И все же силы врагов наших огромны. Разгромить их армии тяжело. А скажи мне, Абу, как победить врага, не вступая в сражение с его войском?
Опытный воин вконец растерялся:
– Прости, великий шейх, но не могу ответить на столь сложный вопрос. Мой скудный ум считает, что такое невозможно…
– Даже я не сразу придумал, как этого добиться. – Хасан ибн Саббах не стал слушать бормотания визитера. – Сам Всевышний подсказал мне ответ. Он прост, как и все великое.
В разговоре опять наступила пауза, и Абу подумал, как зябко в этом помещении – холод как змея вползал в открытые окна и проскальзывал под одежду. Он был в теплом, на вате халате, в широких рукавах которого легко спрятать кинжал. Но сейчас в них грелись только озябшие кисти рук.
Однако, несмотря на теплую одежду, его била легкая дрожь. На шейхе же – летний халат из легкой ткани, расшитой золотой нитью. Он был схвачен у горла нитяной косицей, продетой в петлю. Сапоги из зеленой шагрени выдавали всадника, готового в любой миг вскочить на коня. И холода он явно не ощущал. Казалось, огонь, горевший во взоре Хасана ибн Саббаха, согревал все его тело.
– Тогда скажи, о опытнейший из воинов: что станется с войском, командира которого убила меткая или просто случайная стрела?
Это был легкий вопрос, и Абу ответил незамедлительно:
– Оно уподобится стаду баранов, сбившихся в кучу. Без пастуха оно не будет знать, куда идти и что делать, с какой стороны могут напасть волки. Разбить такое войско будет легко.
Шейх Хасан кивнул.
– Верно! А когда войско уничтожено, то убивают правителя, и обезглавленное государство охватывает смута, оно раскалывается на части, и его легко прибрать к рукам… Так я получил ответ на свой вопрос, который оказался не по зубам столь опытному воину, как ты. Слава Аллаху!
Хасан ибн Саббах воздел руки к небу.
– Не нужно многотысячное войско, не нужны кровопролитные битвы, горы трупов и реки крови. Часто убийство одного человека предопределяет ход всей военной кампании. Убить одного легче, чем тысячу. И мы должны научиться выигрывать битву одной стрелой!
– Но к правителю крайне трудно подобраться и произвести точный выстрел… Да еще попасть в цель, – произнес неожиданно для себя Абу ибн Шама и ужаснулся собственной дерзости. – Прости, великий, что сказал без твоего позволения…
Но Шейх не прореагировал на его последние слова.
– А зачем бы ты мне был нужен, если б это было легко? А теперь возьми уши в руки…
Абу ибн Шама опустил глаза и постарался изобразить, как он это понимал, максимальную покорность и высшую степень внимания.
– Я хочу, – начал Шейх, – чтобы ты в стенах моей крепости создал школу точных и беспощадных стрел, насмерть разящих любых врагов, сколь бы могущественны они ни были и сколь бы бдительно их ни охраняли!
– Школу стрел?! – не сразу понял старый воин.
– Ангелов Смерти, безгранично преданных Аллаху и мне. Тайных лазутчиков, от которых нет спасения. Они должны безупречно владеть мечом, ножом либо кинжалом, метко стрелять из лука, прекрасно скакать в седле, плыть по воде и под водой. Даже веревка в их руках превратится в орудие смерти, более того, сами руки в случае необходимости должны заменить саблю или щит. Они обязаны разбираться в ядах, уметь читать и писать. Они должны приспосабливаться к той стране, где им предстоит действовать, а стало быть, знать язык ее народа, обычаи, сильные и слабые стороны национального характера. Я вижу их неустрашимыми львами, бесстрашными и стремительными горными орлами, коварными и смертоносными змеями, неуязвимыми черепахами. И все для того, чтобы в нужное время и в нужном месте убить правителя или военачальника, даже если придется принять смерть самому, восславив своим подвигом Аллаха и меня – его скромного и почтительного слугу…
По мере того как Шейх произносил эту тираду, голос его креп, а взгляд становился все более грозным. А последнюю фразу он вдруг произнес тихим, каким-то звенящим полушепотом. Абу ибн Шама уже не чувствовал холода. Бледный, с легкой испариной стоял он перед Старцем Горы, и лицо великого Хасана ибн Саббаха было так близко к его лицу, что старый воин ощущал его дыхание.
– Ты сможешь создать такую школу?
Абу ибн Шама молчал. Он хорошо знал цену таких вопросов, а особенно стоимость ответов на них. Хасан ибн Саббах не повторяет дважды и не спрашивает, почему не удалось выполнить его приказ. По подозрению в нарушении своего закона шейх приказал казнить собственного сына!
Пауза затягивалась. Хасан ибн Саббах нахмурился.
– Что вызвало твою задумчивость? Ты должен создать мастерскую неотвратимо разящих стрел! Ты знаешь всех самых лучших бойцов, призови их в учителя! У тебя будет столько золота, сколько понадобится. Набери двести сильных юношей и через год покажи мне семь или десять, готовых выполнить любой мой приказ ценою своей жизни. Западное крыло замка в твоем распоряжении!
Шейх вновь подошел к окну и устремил взор на раскинувшуюся далеко внизу долину. Прошло достаточно много времени, прежде чем немолодой воин снова услышал слова повелителя:
– И помни: сила мышц – ничто по сравнению с силой духа. Мои воины должны презирать смерть. Больше того – стремиться к ней. Только тогда стрела сможет поразить самую неуязвимую цель! Ты понял?
– Я понял твою глубокую мысль, о величайший из великих! – склонился в поклоне ибн Шама.
– Тогда иди и выполняй мой приказ!
Великий Шейх продолжал смотреть в окно и даже не одарил напоследок верного слугу благосклонным взглядом, но Абу ибн Шама и так был счастлив. Не разгибаясь, он пятился до самой двери, а когда вышел из комнаты и разогнулся, то испытывал только одно чувство: окрыленное желание как можно быстрее и точнее выполнить приказ лучезарного повелителя.
* * *1095 г.
Город Холла, провинция Дейлем
Фарид поздно услышал цокот конских копыт по обледеневшему булыжнику: из-за поворота вылетела кавалькада вооруженных всадников. От коней ему удалось увернуться, но мчавшийся впереди грузный воин в расшитом золотом зимнем халате и лисьей шапке свесился с седла и хлестко достал его нагайкой. Нестерпимо-жгучая боль прорезала левое плечо и половину спины. Он вскрикнул и покатился по мостовой, веревка порвалась и дрова рассыпались. Но и ударивший его всадник не удержал равновесия, вылетел из седла и тяжело грохнулся на камни, одинаково жесткие как для бедняка, так и для богача. Нет, для последнего они оказались еще более твердыми и безжалостными. Возможно, сыграли роковую роль скорость, высота коня и избыточная масса тела. А может, Аллах решил покарать того, кто ни за что обидел беззащитного сироту. Во всяком случае, массивная туша с раскинутыми руками так и осталась неподвижно лежать на скользкой дороге, только лисья шапка отлетела в сторону да что-то с тонким звоном подкатилось под бок Фариду. Всадники, спешившись, сгрудились вокруг безжизненного тела своего предводителя. Раздались горестные крики и причитания.
Фарид вскочил и бросился в узкую щель между домами, ведущую на соседнюю улицу. Кто знает, что у них на уме – может, посчитают его виновным и зарубят саблями… Преодолев несколько запутанных переулков, юноша вышел к выжженному суннитами шиитскому кварталу и через обгоревшие балки и кучи мусора стал пробираться к своему убогому жилищу. Собственно говоря, не многие бы могли назвать жилищем выгоревшую глинобитную хижину – без дверей, с забитым тряпьем окном и неистребимым запахом гари. Но после гибели родителей Фариду некуда было идти, он здесь жил и даже вел какое-никакое хозяйство. Две обугленные доски на шатких подставках заменяли ему кровать. В подобии очага, сложенном из скрепленных глиной камней, он жег хворост и сучья, спасаясь от пронизывающего до костей холода. Жаль, что сегодня с таким трудом собранные дрова потеряны…
Он застонал. Боль заглушила и голод, и холод, но не накормила и не согрела – только добавила страданий. Охапка хвороста и остатки веток лежали в углу, их хватит ненадолго, но все равно надо развести огонь, чтобы хоть немного согреться… Фарид взял кресало и трут, но высечь искры не смог – в правом кулаке было что-то зажато… Он с трудом разжал окаменевшие пальцы – на ладони лежал перстень… Львиная морда с зажатым в пасти черным камнем! Как он у него оказался?! Фарид пришел в ужас. За кражу в сельджукидском султанате отрубают руку! Но ведь он не хотел ничего красть… Это вышло само собой… Но никто не станет слушать столь жалких оправданий!