Шахта - Дэвид Джеймс Шоу

взгляд. Пока она говорила, его мозг пытался нажать на кнопку удержания вызова. Ему приходилось напоминать себе, что вежливость требует поддакивать и кивать, когда слушаешь других. Тогда она поймет, что он не только смотрит, но и внимательно слушает. Он надеялся, что кофе с алкоголем поможет прояснить голову и сгладит последствия недосыпа. Казалось, глаза полны песка. Они болели, словно кто-то светил прожектором прямо в лицо. Только не спи, приказал он себе. Внимательно слушай, что она говорит.

– А соблюдение законности, как в полицейских сериалах? – спросил он. – Правило Миранды [46], уведомление о правах и все такое?

Ее глаза встретились с его ошеломленным взглядом. Она поставила кружку на бортик ванны, прислонив ее к стене.

– Мне жаль сообщать тебе об этом, но Могучая Мышь – лишь персонаж мультфильма. Супермен – это актер. Зубной Феи не существует. Деньги под подушку тебе клали родители. – Она взяла в руки кусок мыла и начала взбивать пену.

– А полицейские в сериалах следуют законным процедурам, которые, по мнению настоящих копов, ошибочны, – сказал он, парафразируя Марка Твена.

– Кроме того, я общалась со Сталлисом раньше. Настоящая свинья. И дело не только в том, что он полицейский. Он извращенец. Нравится, когда ему дрочишь и одновременно отсасываешь у другого копа. Он арестовывает шлюх, чтобы держать их за уши и кончать им на лицо. Ему нравится размазывать сперму по их лицу, а затем заставлять ее слизывать. Прости, если тебе противно это слышать.

– Ничего. – Он допил оставшийся кофе, который почти остыл.

– Когда-нибудь я расскажу тебе страшную правдивую историю про Сталлиса и девушку по имени Оральная Энджи. – Пена дрейфовала на поверхности воды. – Ты, кажется, сказал, у тебя есть мочалка? Я ее не видела.

Он порылся в коробках и достал мочалку. Кот снова куда-то исчез.

– И, кстати, ответ на твой вопрос – да.

– Какой вопрос? – Она со всплеском села в ванне.

– Могу ли я потереть спинку.

– Боже, я надеялась, что ты это скажешь. – Она потянулась вперед, слегка раздвинув ноги. Колени не нарушили поверхность воды. Она была очень гибкой. – Видишь, тут как раз подвернулась подходящая спина. Тебе же надо практиковаться.

– Не-а, у меня черный пояс по трению спинок. Скажи это быстро три раза. – Он протянул руку, чтобы взять мыло. Она пила, он тер ей спину.

Джонатан подумал о своем недавнем прошлом и неожиданно испытал чувство всепрощения. Кто он такой, чтобы осуждать Ямайку? Все делают то, что необходимо для выживания. Это избитое выражение. После того, как решил проблему, можно начать жить, а не выживать.

Он пообещал ей одолжить пикап Баша и забрать Круза из кутузки, хотя не был уверен, что это получится.

– Солнце еще не взошло? – Она смотрела на тьму за окном вентиляционной шахты. Потом откинулась назад, опершись на его руку с мочалкой.

Наступило утро субботы. Необязательно работать в этот день, решил он.

– Уже светло, но идет дождь. Окна замерзли. На улице будет кошмар. – Снежный наст покроется толстой ледяной коркой. Передвигаться пешком или на машине в таких условиях – все равно что балансировать сидя на стуле, одна ножка которого стоит на глыбе льда. Так природа ответила на самонадеянную уверенность Джонатана, что погода не может стать еще хуже.

Она снова взглянула на него своими янтарно-зелеными глазами.

– Не против, если я какое-то время побуду здесь? Мне придется вернуться у Баухаусу, но это потом. Он не захочет общаться из-за моей недавней встречи с копами. У тебя же есть раскладушка. Верно?

Его сердце вновь бешено забилось.

– Эм… раскладушка, – вырвалось само собой. – Да. Баш, мой друг, снабдил меня простынями, одеялами и прочим. Еще у меня есть хороший спальный мешок, теплее стеганого одеяла. Ты будешь спать на раскладушке, а я – в спальном мешке, и…

– Думаю, мы вдвоем поместимся на раскладушке, Джонатан. – Ямайка закрыла глаза и улыбнулась шутке, понятной только ей. Она видела замешательство, которое отразилось на его лице – смятение, противоречивые сигналы, необузданные гормоны, бешеный адреналин. – Хватит уже быть галантным, лучше окажи услугу. Этой ночью я приняла кучу кокаина и буду спать мертвецким сном. Но я не хочу лежать в одиночестве. Нужен кто-то, кто будет меня обнимать, пока я дрыхну. Если тебе требуется более сложное объяснение, прости, его у меня нет.

Джонатан сглотнул и сказал хриплым голосом:

– Конечно.

– Чудесно. Теперь вали отсюда. Не хочу, чтобы ты видел красные следы, которые эта ванна оставила на моей заднице.

Он с облегчением рассмеялся и протянул ей чистое полотенце.

– Винтажное, украденное Башем из «Холидей Инн». Исключительно для гостей.

– Спасибо. Я польщена. У тебя найдется футболка или что-нибудь в этом роде?

– Сомневаюсь, – бойко ответил Джонатан.

Пришло время испытать в деле электронагреватель, который он одолжил у Баша. Планы Ямайки вздремнуть пробудили в нем дикую усталость. Ноги и плечи налились свинцом, будто протестуя против сегодняшней переработки. Слишком много дел.

Кто-то должен передать ему наличные. Может, сейчас они договариваются о залоге для Баша. Все было бы гораздо волнительнее, если бы он хоть немного поспал.

Джонатан посмотрел вниз и увидел кота, который ждал его в конце вереницы маленьких темных и влажных следов кошачьих лап.

Ни за что не угадаешь, что я только что нашел.

Он с жадностью слизывал капельки крови со своих усов. Похоже, ему нравился ее вкус.

Пятнадцать

Утро.

Как часто бывает с пригородами, даже при свете дня Оквуд выглядит жутковато. Джонатан думает, что все дело в зиме, к суровости которой никак не может привыкнуть. Но, чтобы сделать место таким неприветливым, нужно нечто большее, чем просто снег и холод. Он не может себе представить, что летом здесь теплее.

Здешние улицы выглядят пустынными, словно коридоры старинной усадьбы, покрытые паутиной и сухой пылью. Днем бледный город сопротивляется редким лучам солнца. Ночью при химическом свете уличных фонарей, придающих тихим заснеженным улицам стерильность анатомического театра, начинается контрастная игра света и тени. И все вокруг кажется не пейзажем, а натюрмортом. Мертвой природой. Немногочисленные пешеходы или автолюбители, осмелившиеся появиться на пустынных улицах, кажутся чужаками, пункт назначения которых лежит далеко за пределами Оквуда. Эти воображаемые границы не пропускают реальный мир. Местные жители спят глубоким вампирским сном, завернутые в кокон апатии и отгороженные друг от друга кобальтовым свечением включенных телевизоров.

В истинных чикагских районах даже не спят.

Фасады домов вдоль улиц Кентмор и Гаррисон не выражают абсолютно ничего, словно лицо умственно отсталого человека. Нарядная готическая архитектура больше напоминает резной могильный камень. Их архитекторы были когда-то живы