Соловей для черного принца - Екатерина Левина

— "Всегда непоколебимая верность!" — перевел мистер Лемуэл, заметив мой интерес.

— Это из-за Вильма Снежного и его преданности Вильгельму.

— Да, и семья никогда не нарушала своего слова. Ни один из монархов не мог усомниться в нашей верности.

Договорившись о следующей встрече и выслушав мои горячие пожелания скорейшего выздоровления, старик, опираясь на черную трость, поковылял к воротам. Но под низкими башенными сводами он остановился и обернулся ко мне. Между нами было небольшое расстояние, поэтому я отчетливо услышала его надтреснутый, каркающий голос:

— Нужно принять уроки, которые преподносит нам жизнь, и помнить их. Даже самое непроглядное настоящее может иметь светлое будущее. Так как обязательно что-то должно измениться в лучшую сторону, и жизнь войдет в новую колею.

Я не нашлась, что ответить на эти слова, но старичок и не ждал моего ответа. Он выдержал паузу и закончил еще более загадочно, чем начал:

— Вот увидишь, Роби, перемены не за горами…

ГЛАВА 11

— Роб, я тебя не отвлеку, если немного побуду с тобой? — спросила Сибил, отворяя изящную металлическую калитку, ведущую в сад

— Я буду только рада, если кто-то составит мне компанию, — ответила я, оборачиваясь. — Еще полчаса тишины и я начну рассказывать цветам анекдоты, чтобы хоть как-то развеять скуку.

В этот день я коротала время в саду, безжалостно выкорчевывая сорняки, и пыталась хоть немного придать нашему садику тот самый "ухоженный" вид, какой миссис Додд считала единственно правильным.

— И никаких творческих экспромтов! — комментировала Дадли Додд, давая указания тетушке, как правильно обустроить сад к приезду маркизы Грэдфил. — Все клумбы должны быть геометрически одинаковы — в форме квадрата. Благородные дамы отличаются чувствительностью. Многообразие клумб может навредить их восприятию. В этом случае эстетическое наслаждение садом перейдет в тягостную нервозность. Чего мы, Гризельда, естественно, не хотим. Многоуважаемая маркиза должна оставить о нас только самые благоприятные впечатления.

Мы, разумеется, согласились, что от сорняков необходимо избавиться. Однако не выразили должного желания доставить маркизе наслаждение, разбив клумбы на ровные квадраты, чем задели гордость миссис Додд и, как она после распространялась в бакалейной лавке, выказали дерзкое пренебрежение к ее чувству прекрасного.

Нам нравился наш сад. Немного запущенный: с разросшимися за клумбы цветами, с неподстриженной живой изгородью из дикой розы, густой махровой травой и тенистым лесом, подобравшимся к самому дому. В саду приятно было отдохнуть, развалившись с книгой под навесом яблонь, или прикорнуть на часок другой в кресле-качалке, как делали тетушка и Фини. И мы ни за что, не хотели портить его очарование ради маркизы. Тем более у нас не было уверенности, что эта благородная дама разделяла спартанский образ мышления миссис Додд и, так же как она, питала любовь ко всему точному и однообразному.

Я поднялась с колен и отряхнула старое платье от налипших комьев земли. Оставшаяся грязь уже настолько въелась в ткань, что очистить подол оказалось делом безнадежным.

— К тому времени, как ты закончишь работу, станешь просто неотличима от поросенка только что принявшего грязевую ванну, — заметила Сибил, с улыбкой оглядывая мое испорченное платье и черные разводы грязи на лице.

— Зато сколько вдохновения пробудит мой жалкий вид в душе старушки Финифет, и мы удостоимся чести весь вечер наслаждаться ее великолепным брюзжанием.

Мы, смеясь, прошли по галечной дорожке к яблоневым деревьям, где в тени было расстелено покрывало, и рядом с ним стояла корзинка спелых яблок, которые я собрала чуть ранее. Я долго усаживалась, осторожно расправляя подол, чтобы грязь не налетела на покрывало, но мелкие комочки так и норовили ускользнуть от моего внимания и запачкать все вокруг. Поэтому, после непродолжительной попытки занять место на покрывале, я уселась прямо на траву, решив, что нет смысла беспокоиться о чистоте задней части платья, когда передней — терять уже давно нечего.

— Еще часок, и тетя Гризельда не узнает свои живописные клумбы, — сказала я, довольно осматриваясь кругом.

— По крайней мере, благодаря тебе она увидит, какие цветы растут у нее в саду.

Я выразительно хмыкнула.

— Вряд ли тетушка отличит молочай от габрантуса! Она даже репейник принимает за декоративное растение и норовит преподнести его Дадли Додд, так как углядела схожесть между ними в характерной цепкости.

— Не думаю, что миссис Додд оценит по достоинству такой букет, — хихикнула Сибил и потянулась к корзине с яблоками. Она выбрала самое маленькое и, достав из незаметного кармашка на поясе платья узкий белоснежный платочек, вытерла его.

Мы некоторое время болтали, перекидываясь шутками и похрустывая сочными яблоками. Только сейчас я заметила, что Сибил улыбается немного натянуто и, несомненно, пытается скрыть беспокойство. Я вдруг подумала, что мы уже тысячу лет не сидели вот так вдвоем, позабыв, как в один миг стать друг другу самыми родными и близкими. В последнее время мы только и делали, что пробегали мимо, каждый по своим делам, и, перебрасываясь короткими фразами, расходились в разные стороны. Почти не замечая ничего вокруг из-за собственных тревог.

Сибил бежала в Оурунсби, откуда приходила измученная постоянными упреками и капризами Виолетты. Даже замечания тети Гризельды не останавливали дебютантку. Окрыленная предстоящими развлечениями в Лондоне и мечтавшая затмить всех первых красавиц, Летти решила, что гардероб — это главное средство в достижении успеха, естественно, после идеальной внешности. Он обязан быть совершенен, выделяя ее из толпы пресных девиц и подчеркивая ослепительную красоту. Поэтому Виолетта придиралась ко всему, что, как ей казалось, не соответствовало умопомрачительному образу, который она рисовала в своих фантазиях.

Я же в своих думах была далеко от привычного мира: от любимой тетушки и дорогой Сибил, от уютного Сильвер-Белла и суетного Оурунсби, где правили легкомысленные мечты Виолетты. Мной полностью завладел Китчестер. Не проходило ни минуты, чтобы я не подумала о сером замке, гордо возвышающемся среди бескрайних лугов. Я совершала воображаемые экскурсии и влюблялась еще больше в его древние стены. Но чаще всего я думала о старом плуте мистере Лемуэле. Именно из-за него я много дней не находила себе места и волновалась, что не укрылось от острого взора тетушки Гризельды и вездесущего — Фини.

Уже две недели я пребывала в неизвестности о состоянии здоровья мистера Лемуэла. После той встречи, когда я оставила его больного у ворот замка, мы больше не виделись. В условленный день я прождала его до самого вечера, но он так и не появился. Не решившись пойти в Китчестер и напрямую заявить о себе, чтобы разузнать о здоровье старика, мне пришлось уйти. Но съедаемая тревожными мыслями, я каждое утро отправлялась к замку, в надежде найти там, пышущего здоровьем мистера Лемуэла, как ни в чем не бывало сидящего на скамеечке и дымящего трубкой. Однако надежды мои оставались бесплодными, и я в одиночестве просиживала на берегу реки до обеда, а затем возвращалась домой, чувствуя всевозрастающее с каждым днем беспокойство. Полное бессилие из-за трусости перед родственниками отца делало беспокойство еще более острым. Но какие бы чувства мне ни приходилось испытывать, я всячески пыталась их скрыть, хотя все заметили, что со мной твориться неладное.