Спитамен - Максуд Кариев

— Если вы лишаете нас, Ваше величество, своего доверия, то уж лучше нам всем разъехаться по домам! — произнес он, прижав руки к груди и наклоня голову. Слова его прозвучали довольно резко. — Искандар Двурогий не с нами собирается сводить счеты! — добавил он.

Спитамен и другие старейшины родов, беседовавшие неподалеку, обернулись на голос. В зале сразу сделалось тихо. На лицо Артаксеркса набежала тень. Он не сразу нашелся, как осадить дерзкого согдийца. Сидящие на бархатных стульях по правую и левую от него сторону приближенные, казалось, были готовы съесть глазами Оксиарта, а кое-кто из них уже взялся за рукоять кинжала. Еще мгновенье, и могло произойти бог знает что, вполне могла пролиться кровь.

— Ваше величество! — обратился Спитамен к Артаксерксу. — В серьезном деле горячность — плохой помощник. Мы собрались здесь с одной целью: посовещаться и принять решение, как спасти то, что у нас осталось, — Согдиану. Враг расположился лагерем на противоположном берегу Окса. Оставленные там наши караульные каждый день присылают сведения, из которых явствует: македоняне готовятся к переправе. Раз так, значит, они не сегодня завтра ступят на землю Согдианы. И ни к чему нам в такой час подозревать друг друга. Если между нами начнется раздор, то это лишь на руку Двурогому…

Оксиарт опустил голову, и Спитамен не видел выражения его лица.

Сидящий ближе всех к Артаксерксу Сисимифр, покачав головой, с укоризной сказал Оксиарту:

— Как у тебя поворачивается язык, чтобы дерзить великому царю Азии? Я, правитель Наутаки, не смею и словом перечить ему, а ведь ты на целых десять лет младше меня…

— Да, ты старше меня, почтенный Сисимифр, не спорю, и если бы воинская мудрость определялась возрастом и числом седин в бороде, то я бы ни за что не пренебрег возможностью услышать твой совет. В искусстве править в мирное время, наверное, нет тебе равных. А сейчас пусть скажут свое слово полководцы, — выдохнул Оксиарт, сверкая глазами.

— Мы счастливы уже тем, что царь выбрал наш город местом своего пребывания… — сказал правитель и плавно поклонился Артаксерксу.

— Да не в обиду тебе будет сказано, почтенный Сисимифр, но если царь Азии ждет покровительства под твоим крылом, то это говорит лишь о том, что дела его плохи.

— Если отец оказывается в затруднении, то он обращается за помощью к детям, так велось испокон веков, — возразил Сисимифр.

— Персидские цари никогда не испытывали к согдийцам отцовских чувств, — ответствовал Оксиарт, и слова его звучали все резче, а голос становился громче.

Спитамен видел, как одутловатое лицо Бесса чем дальше, тем сильнее багровеет, а губы плотно сжимаются. Глаза навыкате излучают гнев. Стоит ему подать сигнал, и на Оксиарта накинется стража. Друзьям придется за него вступиться, и тогда… Трудно себе представить, что произойдет тогда. Много ли присутствующих здесь сахибкиронов останется в живых?

Спитамен отступил за спины военачальников, быстро подошел к Оксиарту и до боли сжал ему локоть, заставляя замолчать, хотя если помнить об их возрасте, то он не имел права этого делать. Но Оксиарт не обиделся, кивнул и умолк. Спитамен выступил вперед, заслоняя его собой.

— Ваше величество!.. Уважаемые сахибкироны!.. Друзья!.. — сказал он. — С благословения Всевышнего собрались мы здесь, мы, братья по крови, которые, уподобясь муравьям, трудились на родной земле, а ныне стали воинами, чтобы жены наши и дочери не стали наложницами чужеземцев, а сыновья не стали рабами, чтобы наши сады и нивы по-прежнему радовали нас изобильем. Так давайте думать о том, что нам делать, хватит растрачивать энергию на пустые разговоры. Тот, кому есть что предложить, пусть выскажется!.. Тот, кто мудр, пусть не молчит.

Заговорили все разом, ибо вряд ли в зале нашелся бы хоть один, кто не считал бы себя мудрым. Поднялся шум, послышались выкрики.

— Тихо! Тихо!.. — раздался пронзительный голос Сисимифра; он вскочил и стал бить обнаженным кинжалом о дно серебряного блюда. — Великий царь Азии желает говорить! Послушаем его!

Наконец воцарилась тишина, и Артаксеркс заговорил. Голос его был глуховат и все еще дрожал, выдавая сдерживаемый гнев. После каждой фразы он делал паузы, словно давая возможность поразмыслить, и переводил тяжелый взгляд с одного сахибкирона на другого, пытаясь по выражению их лиц определить, как воспринимаются его слова. Но говорил он о том, что всякому было известно: мол, наступили трудные для страны времена, и ее судьба ныне зависит от каждого в отдельности. Великий царь Азии взывал к патриотизму и высокой чести бактрийцев, согдийцев, дахов, массагетов, туранцев…

Когда он умолк и велел подать ему чашу с шербетом, чтобы промочить горло, из-за спин сахибкиронов выступил старейшина одного из скифских племен.

— Ваше величество… — сказал он. — Уважаемые воины!.. Позор тому, кто перед лицом врага проявляет трусость. Но трижды позор тому, кто ни во что не ставит жизнь своих соплеменников. Во имя победы не жаль пролить и целое море своей и вражьей крови. Но жаль и капли крови, пролитой понапрасну… Все вы знаете, что Искандар — сын Бога. Значит, он непобедим. Стоит ли нам в таком случае понапрасну проливать кровь?.. — и, стараясь перекричать все усиливающийся ропот, он постепенно повышал голос: — Все от Бога! Если угодно Богу, чтобы земли наши стали подвластны Искандару, то нам лучше покориться…

Тут началось такое, что голос скифа потонул в шуме. Раздавались выкрики, что он подослан самим Двурогим. Большинство изобличало его в лукавстве, ибо скифам — кочевникам нечего терять: в одночасье они могут сниматься с места и, сложив юрты, нехитрый скарб на верблюдов, откочевывать в другие земли, оставляя врагам лишь пепел от кострищ. А согдийцы, бактрийцы, туранцы не могут переносить с места на место свои города и селения с разбросанными вокруг садами и огородами, которыми они кормятся.

Датафарн и Катан протиснулись к Спитамену, в глазах которого читалось: «Что же это происходит, а?..» Хориён, приблизив губы к его уху, что-то зашептал. Спитамен насупил брови, а лицо его стало бледным, как выстиранное полотно.

— Спитамен! Скажи свое слово! — обратился к нему Датафарн.

— Согдийцы хотят услышать тебя! — поддержал его Катан.

Спитамен выступил вперед и поднял руку, требуя тишины.

— Тихо!..

— Тихо — о!.. — подхватил кто-то.

— Послушаем, что скажет Спитамен!..

И когда шум ослаб настолько, что стало возможным перекрыть его громовым голосом, которым обладал Спитамен, он произнес:

— Высоко почитаемый мной предводитель скифов прав в одном: никто из нас не хочет напрасного кровопролития. Но мы не можем спасать свои жизни, став рабами Двурогого!.. Тут было сказано, что Искандар — сын Бога. Однако мы поклоняемся самому Богу, а не сыну его, от которого согдийцы не могут ожидать ни света, ни тепла. Сыновья тоже бывают ослушниками. И нередко боги-родители препоручают нам, смертным, всыпать их детям как следует за ослушание…

В зале сделалось тихо. Спитамен заметил у многих на устах улыбки.

— Мы все сломя голову кинулись на зов Его величества Артаксеркса, надеясь, что он сплотит нас и поведет в бой. Этого не произошло… Мы могли стать стеной на правом берегу Окса и не позволить македонянам переправиться через реку. Момент упущен. Искандар уже вонзил копье в наш берег, и его воины вступили на землю Согдианы. Мне стало известно об этом только что. Нам удастся сбросить чужеземцев в мутные воды Окса лишь в том случае, если мы объединимся, просунем, как говорится, головы в один ворот. Ни один улус, ни одно племя, ни один род не должны остаться в стороне.

Спитамен перечислил предводителей, которых знал по именам, и предложил им собраться вместе и в более спокойной обстановке выработать план совместных действий.

Сразу же, как только он умолк, в разных концах зала опять разгорелись шумные споры. Кто-то призывал к тишине. Кто-то с пеной у рта доказывал, что особой разницы нет, кому платить дань, Искандару Зулькарнайну или персам.

Однако персидские цари могли внушать страх, когда владели великой державой и у них под рукой была их армия. А кто теперь Бесс, то есть, будь он неладен, Артаксеркс, у которого ни державы, ни армии? Никто… Другое дело Искандар Зулькарнайн, одно имя которого на многих из собравшихся наводит ужас.

Артаксеркс поднялся, опершись руками о подлокотники кресла. И Сисимифр снова оглушительно ударил несколько раз кинжалом о дно серебряного блюда.

— Великий царь Азии собирается что-то сказать!.. — послышались голоса.

И Артаксеркс сдавленным от волнения голосом заговорил. Толстые губы его поблекли.

— Ваши ссоры между собой больно ранят мое сердце, оно кровоточит от скорби… Тут слуха моего коснулись попреки в адрес персов, которые якобы, как клещи, сосали чужую кровь. Это не так. Вы все, бактрийцы, согдийцы, саки, дахи, массагеты и скифы, хорошо знаете, что персы никогда не жили за чужой счет. Живя под их покровительством, вы не видели от них худа…