Вожак - Генри Олди

Камаштли одобрит либо поправит.

Верный вывод напрашивался сам: касты долой, в солнце — нет проблем, но после естественной, а никак не насильственной смерти. Иных решений, исходя из туземных представлений о мироустройстве, доктор Н’диди не видел. Он был уверен: дикари с радостью уверуют в божественное откровение, если сами придут к нужной идее, а бог лишь подтвердит, что паства — на правильном пути.

Психологический прием в разных вариантах успешно опробовали на варварах десятка обитаемых планет. Вряд ли Остров Цапель — исключение.

— Это проверенная методика, — доктор Н’диди предпринял еще одну атаку на ослиное упрямство начальства. — Она давала отличные результаты…

— Результаты? — взревел брамайн. — Это Астлантида!

— Я в курсе…

— Здесь проверенные методики не работают! Ясно вам?! Вы смогли предсказать реакцию дикарей на высадку миротворцев?

«А ты? — мысленно огрызнулся вудун. — Ты, горлопан?»

— Никто не смог, — буркнул он, отворачиваясь.

— Вот именно! Ваша авантюра с идолом… Полагаете, дикари сочтут себя равными кастовым горожанам?

— Да!

— И что дальше?! А если они начнут резать соседей? Отправлять их в солнце?! Или сами захотят немедля удрать в высшее бытие? Кастовый астланин, в их понимании, как ни умри, в любом случае попадет в солнце!

— Кроме самоубийства, профессор.

— А война вам в голову не приходила? Зря! Сойдутся племя на племя и радостно перебьют друг дружку, уверенные, что отправляются прямиком на небеса! Как вам такой результат? Вероятность подобного исхода… Да спросите хоть у коллеги Шнейера, он вам посчитает!

— Пятьдесят три процента с четвертью, — отозвался из кресла гематр.

За схваткой гигантов он наблюдал молча.

— Сколько?! — ужаснулся Н’диди. В словах гематра он не усомнился ни на секунду. — Почему вы мне сразу не сказали?!

— Локальный эксперимент. — Шнейер пожал плечами. Это движение, способное выразить массу чувств и их оттенков, он заучил давно и пользовался им в самых разных ситуациях. — Вероятность негативного результата на грани критической, но не за гранью. Ближайшее поселение туземцев — тридцать четыре километра по прямой. При необходимости мы успеем задействовать миротворческие силы для предотвращения взаимного убийства. Потери будут в рамках допустимых.

— Допустимых?! Это человеческие жизни!

Гнев Бхарадваджи разбился о ледяное спокойствие Шнейера:

— Полагаю, нам необходимо опробовать все варианты воздействия на туземцев. По другим предложенным методикам прогнозы ничуть не лучше. Смею напомнить, что в Совете Лиги мы, гематры, предлагали консервацию планеты. Карантин, а не насильственную технологизацию. Вы вправе ждать от меня добросовестной работы. Но сочувствия не ждите.

И гематр еще раз пожал плечами.

«Прогнозы ничуть не лучше? Это значит — хуже!» — перевел для себя доктор Н’диди. Он не сомневался, что профессор интерпретировал слова гематра аналогичным образом. И, уловив поддержку со стороны коллеги Шнейера, кинулся в бой:

— Вынужден напомнить вам, профессор, ваши же слова: «Это Астлантида. Здесь проверенные методики не работают!» Не вы ли проели плешь всем нам, каркая день за днем: «Плен! Честный плен! Они впадут в эйфорию!» И что? Ничего! Вы получили мои последние данные? По тем девятнадцати солдатам, что сражались до последнего? Ни малейших признаков эйфории! Вот цена вашим дурным пророчествам! Теперь вы утверждаете, что дикари бросятся резать друг дружку. А я говорю: чепуха! Один раз вы уже дали маху, профессор. Как насчет второй попытки?

Шри Бхарадваджа молчал. Слушал не перебивая, давал выговориться. Это было так непохоже на грозного брамайна, что Н’диди почувствовал себя актером, который вышел на сцену в уверенности, что играет комедию, и ошибся в жанре. Неужели профессор нарочно выжидает, копя ярость для сокрушительного удара?

— Я был бы рад ошибиться, коллега…

В голосе брамайна звучала бесконечная усталость. Бхарадваджа взял со стола чашку с остывшим кофе, сел в кресло, но пить не стал. Смотрел на кофе так, словно забыл, что это.

— Боюсь, ситуация гораздо сложнее, чем вам кажется. Остров Цапель… Да что там! — вся эта звездная система никогда не сталкивалась с вторжением извне. Конфликты на планете имели сугубо внутреннюю природу. Вам будет близка аналогия с живым организмом. Когда в него проникает внешняя инфекция, организм начинает сопротивляться, вырабатывая антитела. Он борется, но иммунные силы не бесконечны. Что, если для Астлантиды предел сопротивляемости еще не достигнут?

— И что же, по-вашему, произойдет, когда иммунитет откажет?

— Не знаю, — Бхарадваджа развел руками, пролив кофе на пушистый ковропласт. На ворсе остались пятна: темные, похожие на запекшуюся кровь. — Но я знаю, что у каждого совершеннолетнего кастового астланина имеется свой нагуаль. Если вдуматься, чертова уйма домашних зверей…

Краем глаза Н’диди заметил, что коллега Шнейер пожимает плечами. Доктору показалось, что он уловил в движении странноватый, невиданный ранее оттенок. Так благодарят, подумал Н’диди. Благодарят за решающую подсказку, смущаясь собственной недогадливостью. Почему я ничего не понимаю?

— К чему вы клоните? — спросил доктор.

— Вы смотрели записи из оккупированных городов? И много вы видели нагуалей? Вот именно. По факту камеры фиксируют самый минимум…

— Ну и что?! Испугались стрельбы и пожаров. Разбежались, попрятались, удрали из города…

— И не вернулись? Не выбрались из убежищ, когда на улицах установилось относительное спокойствие? Знаете, в каких случаях животные ведут себя так? Землетрясения. Ураганы. Цунами. Извержения вулканов. Такое поведение характерно для зверей в предчувствии глобальных стихийных бедствий. Подумайте об этом, коллеги.

И профессор отключил связь.

Капли дождя пулеметными гильзами грохотали по жестяному козырьку над парадным. Зябко поёжившись, Тизитль поднял воротник плаща. Дождь был тёплый, над бурлящими лужами клубился пар, но Тизитля с утра знобило. Кажется, он ухитрился подхватить лихорадку. По-хорошему, следовало бы влить в себя кружку хинного отвара — горячей, нестерпимой горечи — и завалиться в постель, под одеяло. Но это если ты свободен. Если на тебе не висит дело, которое ты никому не можешь доверить…

Да ладно, подумал Тизитль. Могу, конечно. Надежные люди еще есть. Но эту акцию я исполню сам.

В том, что армия продержится не дольше, чем одуванчик в бурю, Тизитль Зельцин был уверен с самого начала. Регулярные части, военные базы и укрепрайоны легко обнаружить с орбиты. Накрыть бомбовыми ударами; высадить десант, блокировать и разоружить. Для чужаков это не составило особого труда. Неделя, жалкие семь дней, и организованное сопротивление накрылось медным тазом в масштабах всей планеты. Связь работала из рук вон плохо, но у Тизитля имелись свои источники информации. Из государств, разделивших меж собой Остров Цапель, только войска Милинтикийского Союза еще продолжали огрызаться. Зарывшись в землю, забившись в скалы, без зазрения совести прикрываясь мирным населением, милинтикийцы бились до последнего.

Так инъекция лекарства на час продлевает агонию.

Большего доверия заслуживала партизанщина. Мобильные отряды способны месяцами скрываться в горах и джунглях. Возникая из ниоткуда, они подобно осам жалили захватчиков — слабо, но болезненно — и без следа растворялись в лесной чащобе и лабиринтах ущелий. Городское подполье: диверсионные и террористические группы из трех-пяти человек выходили с оружием только на задание. В остальное время их участники, ничем себя не проявляя, были неотличимы от мирных граждан.

Ну и, конечно, смертники-одиночки.

Сыновья Нанауатля.

Из любого правила есть исключения. Кастовому астланину нет надобности ложиться под жертвенный нож. Умирая, он уходит в солнце в любом случае, кроме единственного: самоубийства. Душа самоубийцы возрождается в звере или дикаре, рожденном вне каст. Чтобы добраться до солнца, ей предстоит проделать долгий и нелегкий путь искупления. Но из правил есть исключения. Сыновья Нанауатля были названы в честь бога, что на заре времен пожертвовал собой, превратившись в солнце, дарителя жизни. Добровольцам, идущим на смерть ради победы над врагом — почет и слава, благодарная память соратников и прямая дорога в солнечное посмертие.

Из-за угла вывернул автомобиль. Тизитль прижался к стене. Пустое дело: туфли и брюки обдало фонтаном брызг из-под колес. В первые дни оккупации движение частного транспорта перекрыли. Астлане и сами старались лишний раз не соваться на улицу. Кому охота угодить под пулю? Хорошо, под парализующий разряд — тоже удовольствия мало… Стрельба быстро закончилась, пожары погасили, а бо́льшую часть запретов и ограничений чужаки отменили. Жизнь вернулась в обычное русло: открылись магазины, кафе и мастерские, заработало радио и два телеканала. Да, средства массовой информации контролировались пришельцами. Но разве обыватель станет об этом задумываться?