Месть смертника. Штрафбат - Руслан Сахарчук

Смирнов за руки оттащил Белоконя от трупа.

– Нет времени развлекаться! – прикрикнул он.

Пока Белоконь приходил в себя, Смирнов перевернул тело. Несколько секунд он вглядывался в оставшееся сравнительно целым лицо генерала.

– Он, – сказал Смирнов. – Точно он. Без этих дурацких усов конечно. Но я в лицах не ошибаюсь.

– Он же весь в наградах, – сказал Белоконь, по-прежнему тяжело дыша, – и форма явно генеральская.

– Мог переодеть адъютанта в свою форму, а сам путешествовать как рядовой. Такое бывает. Учитывая то, что он еще и с солдатней чуть ли не на брудершафт пил…

– Не мог бы. Гэбисты говорили, что ему нравится… нравилось ему чувствовать свою причастность к низшим чинам, не снимая своих… атрибутов. Со своей генеральской и графской высоты.

– А ты говоришь, группа из шести человек! Хрен там! Хватило нас с тобой с автоматами! Вернее, хватило одного автомата, а тебе можно было сразу дать в руки лопату – справился бы и лопатой. Теперь вытри эту фашистскую кровь с лица – и двинули к машине. Давай поживей, чтобы нам не пришлось встречать здесь половину корпуса Штумпфельда.

Двое смертников-диверсантов действовали быстро и слаженно. Они отнесли тело фон Штумпфельда к машине и загрузили его в багажное отделение. Отделение было небольшим, поэтому пришлось немного повозиться, утрамбовывая внутрь то руку, то ногу, но в итоге багажник закрылся. Кожаная крыша авто была опущена, и подымать ее не стали. Трупы водителя и адъютанта с передних сидений переместили на просторное заднее, где был еще один мертвый адъютант. Туда же бросили изуродованное пулями, но сохраняющее целостность лобовое стекло.

Закапывать тела в степи не было смысла – немцы их мигом найдут, если выпустят овчарок. Даже на трехметровой глубине. А у диверсантов не было времени даже сгрузить трупы в небольшие ямки, выкопанные для засады. К тому же неопределенная пропажа генерала хотя бы на время введет фрицев в замешательство.

Смирнов сел на место водителя, Белоконь занял соседнее сиденье. Немного повозившись с мотором, разведчик завел автомобиль, и засада у гигантского камня, ставшего последним приютом для двух смертников, осталась позади.

Когда автомобиль ринулся вперед, от рощи вслед ему уже светили фарами машины с переполошенными стрельбой немцами. Но это была еще не погоня – просто реакция на тревогу.

Генеральское авто неслось в сторону немецкой линии обороны, откуда и пришла группа Белоконя. Судя по всему, там пока еще ничего не знали о приближении смертников – вероятно, встречный ветер, бьющий теперь в лица Белоконя и Смирнова, приглушил автоматные очереди, и до этой стороны немецкого «кинжала» стрельба просто не долетела.

Не доезжая до позиций, Смирнов свернул направо, и авто покатило по кочкам под прямым углом от дороги. Тряска была умеренной, она даже рядом не стояла с сомнительным удовольствием ухать по ямкам в кузове полуторки, держась за борта, клацая зубами и ударяясь задом на каждой колдобине. Машину, конечно, подбрасывало, но здесь были мягкие кожаные сиденья, поэтому смертники неслись по степи, выжимая из генеральского мотора все, на что он был способен.

Полчаса диверсанты катались по степи с трупами за спиной. За это время они пересекли поперек две пустынные дороги. Когда впереди замаячили огни и темные скопления техники, уже настала ночь. Смирнов повернул налево – к позициям немцев.

…Их сумасшедший прорыв через линию обороны увенчался успехом только благодаря своей внезапности. Появление в тылу позиций генеральской машины с вылетающими из нее гранатами произвело на немцев очень сильное впечатление.

Когда после безумного прорыва через окопы Белоконь и Смирнов вылезли наружу, к проволочному ограждению, оказалось, что спирали колючки на этом участке уже порезаны. И диверсанты лицом к лицу встретились с советскими саперами, тихо разбирающими ограждения и выкапывающими из земли мины. Видимо, наутро на это место была намечена атака. До появления Смирнова и Белоконя у саперов, делающих свое невероятно важное для пехоты дело, были шансы уйти незамеченными.

Смертники в пылу стреляли во все, что движется. Им вслед понеслась разнузданная пальба сразу нескольких пулеметов. В мелькании трассеров и осветительных ракет диверсанты рухнули вниз и, очевидно, провалились сквозь землю. А вот саперам нужно было срочно уносить ноги, поскольку пулеметы естественным образом переключились на них. От полного уничтожения их спасло только то, что незадолго до выхода смертников из окружения там рухнула подкошенная взрывом вышка с прожектором.

Среди бегущих саперов в окопы к красноармейцам нырнул и Белоконь. Смирнова рядом не было. Его вообще не было в этом окопе. Вероятно, разведчик остался лежать на разминированном поле, сраженный сразу несколькими очередями. Смирнов не раз доказывал, что убить его не так-то просто, но безнадежный выход из «дольха» и не был чем-то простым. Диверсанты попрощались с жизнью, еще выбираясь из немецких окопов. Их точно должны были расстрелять перед позициями. Но там оказались саперы. Да еще эта удачно взорванная вышка… Белоконя спасло лишь невероятное стечение обстоятельств. Смирнова оно могло не спасти.

В окопах было полно солдат, и в темноте на Белоконя не обращали внимания. Он нашел себе место в одном из ответвлений траншеи. Здесь была устроена пулеметная точка, но сам пулемет отсутствовал, стоял лишь станок от него. Белоконь сел на ящик из-под патронов и прислонился спиной к рядам свежих, пахнущих смолой бревнышек, которыми были обложены стены окопа. Он долго сидел с закрытыми глазами, пытаясь отдышаться и унять бешено колотящееся сердце. В ушах звенело, и Белоконь на время выпал из шума и суеты окружающего мира.

Задание выполнено-выполнено-выполнено, твердил он про себя. Да, они со Смирновым молодцы.

Надо же, всего за один день он успел привязаться к человеку, к которому раньше испытывал отвращение. Смирнов вновь показал себя мастером своего дела. С его помощью сложные вопросы решились просто и почти сами собой. В том числе изначально нерешаемые вопросы. Например, прорваться через окопы немцев к своим, сея панику и сумбур. Да еще сделать это так, чтобы диверсантов не прикончили ни фашистские, ни советские пулеметы. Видно, последнее Смирнову не удалось – среди бегущих саперов его не было совершенно точно.

Из окружающего Белоконя гула стали вычленяться фразы, кое-как достигавшие его помутненного рассудка.

Совсем близко звучал усталый голос, принадлежавший явно немолодому человеку.

– Эк немец разошелся! – говорил он. – Хана теперь нашим ребятам…

– Они, наверное, и мины разобрать не успели, – откликался голос помоложе.

В обоих голосах Белоконь краем уха уловил знакомые нотки.

– Завтра нас прямо на эти мины и погонят, – сказал старший. – Вот и узнаем, успели или нет.

– Неужели теперь атака будет? Не отменят?

– Куда ж она денется. Командование спустило приказ. Пойдем вперед хоть по минам, хоть как. Такая наша доля, малец.

Голоса на некоторое время умолкли. Затем старший заметил:

– Дать бы сейчас по ним пару хорошеньких залпов из семидесяти шести! Сами же свои точки светят, так и просятся…

– Глупость, – авторитетно сказал младший, – раскроем свои батареи – так немцы по ним тут же минометами жахнут.

– Я те дам «глупость»! Какие минометы среди ночи?! Два раза ударить и откатить пушки. Замучаются пристреливаться! Поменьше разевай рот о том, чего не знаешь, салага. Я артиллерией командовал, когда не то что тебя не было, папаша твой еще сисю просил.

– Рядовой Дубинский, для вас я не салага, а товарищ младший лейтенант, – сказал молодой. – И о таких вещах знаю, может, и поменьше вашего, а все равно достаточно.

Старший невесело рассмеялся.

– Дожили, – сказал он. – Меня теперь что, каждый безусый курсант-медик будет военному делу учить? Ох, и попал я в передрягу… Мальчик, тебе самому не стыдно так говорить? С меня всего неделю, как шпалы сняли, но глупее я от этого не сделался. А кубики свои лейтенантские можешь смело засунуть себе в жопу. Это тут ты санинструктор, а я рядовой. А у себя я полковник, не хрен собачий.

Белоконь слушал голоса, как в бреду. Дубинский, точно. А второй – санинструктор Попов, молодой и подающий надежды специалист по лечению мочой…

Наверное, у Белоконя от перенапряжения снова что-то сдвинулось в голове. И он теперь принимает каких-то случайных солдат за знакомых, которые никак не могли сойтись вместе и вести подобную бредовую беседу. Или он повредился рассудком, или судьба действительно так жутко над ним подшутила?.. Судя по голосам, часть, в окопы которой он рухнул, – штрафная.

– Вы в штрафбате, товарищ бывший полковник, – сказал санинструктор, подтверждая догадку Белоконя, – а не у себя в полку. Здесь вы рядовой штрафник. И у вас почти нет шансов вернуться командовать артиллерией туда, где вы не хрен собачий.