Всего 50 - Лилия Макеева

Возле торгового дома «Зара» жилистый красивый негр продавал сумки и кошельки, разложенные на куске затасканной материи. За её углы были привязаны веревки. С их помощью товар стремительно собирался в котомку, чтобы быстрее удрать от нагрянувшей полиции. Продавались подделки – сумки крутых брэндов: «Гуччи», «Шанель», Дольче Габанна».

Дешёвыми материалами несло за версту. На такую сумку я бы не позарилась. Или оригинал, или никакой не надо.

Или любимый мужчина, или никакого… «Ты лучше голодай, чем что попало есть. И лучше будь один, чем вместе с кем попало».

Знал ли Омар Хайям, что его мудрость будет жить в веках? И что он испортит праздник врачу из Саудовской Аравии – почти земляку?

Я вдруг вспомнила, что в черте города есть знаменитый парк Гюэль – восхитительное творение Антонио Гауди с находящейся в черте парка бывшей резиденцией самого архитектора. В парке, якобы, средоточие и музейных ценностей, и красот природы.

Вот куда я поведу себя сегодня! Там, говорят, можно провести целый день. Да, это выход, на большее нет сил. А вечером… вечером я сяду на паром Барселона-Генуя. Хватит блуждать в рухнувших декорациях выстроенного на песке замка под названием «женское счастье». Только усугублять боль. А подать сюда Мазоха! И посадить его в тюрьму. Пусть посидит, поразмышляет. А то уж больно много приверженцев наплодил… больно… много…

Сверившись по путеводителю, я быстро нашла нужную станцию метро с трогательным названием «Валькарка». Оттуда вела к парку крутая лестница с пересекающими её узкими улочками: парк был разбит на высоком холме.

По дороге к парку я зашла в кафе на углу.

Помещение напоминало аквариум с разноцветными рыбками: внешняя стена вся из стекла, украшенная нанесенными на него волнами и большой рыбиной, а изнутри – стойка бара ярко-зеленого цвета с такой же рыбиной, в виде мозаики в стиле Гауди.

Стены разноцветные: одна – охра, другая – апельсин. Табуретки – оливковые. Детская гамма! Подвесные лампы с прикрепленными по окружности расплющенными крышками от пива и кока-колы, сложенными по две навстречу, «животиками» друг к другу. От потока воздуха крышечки покачивались и издавали едва слышный звук. Каждая крышка с символикой марки пива – тут и испанское «Мау», и немецкое «Хайникен», и каталанское «Мориц». Волнистые края крышек, отогнутые в стороны, выглядели металлическими кружевами.

Меню, написанное на стене цветными мелками: салаты – зеленым, гаспаччо – красным, вода – голубым, сангрия – фиолетовым.

Абажуры ламп над баром состояли из фото-негативов, сшитых по перфорации чёрным жгутиком. В ожидании чашки кофе можно было разглядеть, что там изображено…

Вот он, свободный полёт творческого начала, спущенная с поводка стереотипов фантазия!

Называлось кафе «Май Готт» – по типичному восклицанию туристов, написанному в каталанской фонетике и произносимому, в основном, по-английски – на крутом восхождении в гору, к парку Гюэль: «Мой Боже»!

В кафе царил такой уют, словно Бог реально слышал восклицания измождённого туриста и привечал его.

Я купила бутылку воды и направилась в парк.

Любое восхождение вознаграждается. Как минимум, роскошным видом, панорамой сверху, когда местность лежит, как на ладони.

Поднимаясь всё выше, я оглядывалась на остающийся внизу город и, как ни странно, чувствовала облегчение. Словно всё, что со мной случилось в эти дни и раньше, при других обстоятельствах, всё, что носило негативный характер и тяготило, оставалось внизу, как осадок на дне сосуда.

Ступенька за ступенькой, я не просто поднималась наверх, а будто становилась выше своего разочарования.

На самом верху, на большой круглой смотровой площадке, это ощущение обострилось.

Она вполне могла быть стартовой площадкой вертолета или дирижабля. Может быть, Гауди её так и задумывал, ведь парк был разбит по его планировке. Знаменитая мозаика «цветного» Гауди украшала и постройки, и потолки, и беседки, и каменные скамьи. Она разбивала моё сердце на мелкие части и тут же собирала осколки снова…

На одном из домиков, придуманных Гауди, стремилась вверх высокая башня, увенчанная белым крестом, сверкающим на солнце: обложенный керамической мозаикой, он прекрасно отражал свет. Крест, похожий на маяк, приковывал взгляд. Из дома Гауди, где он в своё время жил, этот крест хорошо просматривался. Религиозному Гауди он, возможно, маяком и служил. Крест-не крест, цветок-не цветок, но символ божественной красоты – точно.

Парк, выстроенный на пяти уровнях, украшали террасы, дающие тень и уединение. Необычные колонны казались сложенными наугад из камней неправильной формы, по принципу «замка на песке».

Безусловный гений, Гауди оставался в душе ребёнком, непредвзято воспринимающим красоту мира. Наверное, благодаря этому качеству, он сумел восславить уникальность Барселоны. Он возвёл эту уникальность в превосходную степень, став душой города и её великой силой.

Витая, змеевидная скамья по краю смотровой площадки – абсолютный шедевр смелости Гауди – завораживала. В чаши-углубления выгнутой формы помещались четыре-пять человек, хорошее число для компании, тогда как другие сидели на вогнутой части. Получалось, что народу-то полно, а никто друг другу не мешает, не попадает в поле зрения соседа. Если, конечно, специально шею не выворачивать.

Недостаток тут был один – много туристов. Они отвлекали русскоязычной или многонациональной, громкой речью. Их поток с каждым часом уплотнялся, и я ушла по обрамлённой цветами дорожке в недра пышной растительности и села там на скамейку в тени. Увидев, что претендентов на изучение этого уголка мало, легла на спину и закинула ноги на спинку. За эти дни я исходила пол Барсы верой и правдой служившими мне ногами. Они просили пощады.

Честно говоря, уже ничего не хотелось. Ни новых впечатлений, ни экскурсий, ни осьминога, ни-че-го. Хотелось найти место, где бы я, никому не мешая, могла просто лечь, расслабиться и уснуть. И спать, пока не надоест.

Глядя через солнцезащитные очки на небо и кроны деревьев, я видела лицо Серёжи.

С него не сходило выражение загнанной вглубь боли и отчуждения. Он не смотрел в мою сторону. Поэтому разглядеть лицо целиком не удавалось. Мне хотелось развернуть его к себе посмотреть в глаза и закричать: «Ты не один! Вот она я, рядом, вся с тобой. Улыбнись же мне! Давай не будем отчаиваться и опускать руки! Нельзя нам расставаться! Что нам обоим это даст? Ты сам говорил, помнишь? – «Мы выживем, если разлучимся, не умрем. Мы проживём. Другое дело – как? Что это будет за жизнь?»

Ты абсолютно прав. Посмотри мне в глаза, мой хороший! Разве ты не видишь в них самого себя? Тебе не помогает моя любовь? Если ты позовешь меня, я всё брошу и полечу на твой зов, и буду там, где будешь ты,