Вся Одесса очень велика - Евгений Деменок

Журнал «Color and Rhyme»№ 47, 1961–1962 гг.

Маруся и Давид Бурлюк перед их домом в Хэмптон Бейз, 1942 г.

Интересно, что в одной из восторженных статей, посвящённых первой персональной выставке Давида Давидовича в Нью-Йорке в 1924 году и опубликованной в журнале «Мир Нью-Йорка», говорилось: «Бурлюк, который основал футуристическое движение в России, продемонстрировал язык скорости, являя собой образ татарского хана в экстравагантном жилете и одной серьгой в ухе».

Итак, вроде всё проясняется. Наш герой – потомок татаро-монголов, переселившихся в Запорожскую Сечь и ставших постепенно настоящими казаками. По отцовской линии все вопросы сняты.

Не тут то было! Натыкаюсь в Интернете на такое:

«Давид Бурлюк родился 21 июля 1882 года в черте оседлости, на хуторе Семиротовщина Харьковской губернии (современная Сумщина) в богатой еврейской семье». И далее комментарий: «Конечно, крымский еврей вполне мог быть писарем и переводчиком у запорожцев».

Возможно ли такое?

Оказывается, вполне возможно. Ещё в 1930-е годы известный одесский историк Саул Яковлевич Боровой обнаружил в открытом «Геродотом Причерноморья» А. А. Скальковским архиве Запорожской Сечи множество документов на иврите. Эти документы даже легли в основу докторской диссертации Саула Яковлевича. Доля еврейского населения среди запорожцев была столь значительна, что они в ряде случаев выступали отдельными еврейско-казацкими отрядами.

А вот ещё один маленький фрагмент из воспоминаний Людмилы Кузнецовой-Бурлюк – эпизод из детства Давида Давидовича:

«Додя бежал вслед удалявшейся бричке. Отец правил лошадью, рядом сидела мать. Бричка уже скрылась из глаз, а мальчик продолжал бежать уже четвертую версту. Его круглые щеки горели, упорство светилось в глазах. Усталый, всхлипывая, ребенок присел у дороги рядом с кустом полыни. Свежая колея была залита водой – дождь прошел накануне; развороченная колесами земля была черная, жирная; дорога огибала поле цветущей гречихи… Аромат растений уносился налетевшим ветром. Вздохнув, Додя поплелся обратно. Стук колес заставил мальчика обернуться. В мажаре сидел дед».

И снова «Додя»… Ладно, допустим, это просто уменьшительно-ласкательное. Ну нет у Бурлюка еврейской крови. Проехали.

Николай Циковский. Портрет Давида Бурлюка. Коллекция автора

Однако… Знаменитый «бубнововалетец», художник Аристарх Лентулов познакомился и сдружился с Владимиром Бурлюком во время учёбы в Пензенском художественном училище. Знакомство это переросло в дружбу со всем семейством Бурлюков. Летом 1910-го он жил и работал в Чернянке. В музее В. В. Маяковского в Москве хранится запись беседы литературоведа В. О. Перцова с Аристархом Лентуловым о Владимире Маяковском, состоявшейся 6 января 1939 года. Лентулов рассказывает также и о Бурлюке. Вот фрагмент этой беседы:

«Перцов: Наиболее яркая фигура – это был Давид?

Лентулов: Ведь «Бурлюки» – это уже вроде «импрессионистов», это собирательное такое название и нарицательное.

Перцов: У него родственное чувство было что ли большое?

Лентулов: Да, да! Это такие семейные люди, это такое российское, интеллигентски-витиеватое что-то, даже не совсем интеллигентское, а это какие-то разночинцы, оторвавшиеся от чего-то и не приставшие к чему-то. Отец был управляющим у графа Мордвинова. Я у них был в гостях, гостил у них. Это украинцы настоящие, хотя мать еврейка.

Мать была очень умная и интеллигентная женщина и очень приятный человек – Мария Давидовна, кажется. Удивительно тонкий человек, очень приятная, гостеприимная, пышная такая дама, уже на помещичий лад – всё это добродушие в неё вселилось, и энергичная, с другой стороны. Так что это помесь от ума, от культуры и от какой-то деловитости.

Отец, которому довольно легко доставались деньги, он получал громадный оклад для того времени».

Можно было бы посчитать фразу Лентулова о еврействе Людмилы Иосифовны ошибкой – тем более, что он даже перепутал её имя. Но… Исследуя биографию Людмилы Кузнецовой-Бурлюк, мне довелось неоднократно бывать в том пражском доме, где она прожила последние двенадцать счастливых лет своей жизни. Общение с невесткой и внучкой Марианны Бурлюк, младшей сестры Давида Давидовича – Ольгой Фиаловой и Иткой Мендеовой, – дало массу интереснейшей информации, среди которой, совершенно неожиданно, появилась и «еврейская линия».

Муж Марианны, чешский художник Вацлав Фиала, с которым Бурлюк встретился во Владивостоке в августе 1919 года, во время первого визита Бурлюка с Марусей в Прагу в 1957 году выполнил его знаменитый портрет, растиражированный потом на открытках. На этом портрете Давид Давидович изображён в головном уборе, удивительно напоминающем кипу, или ермолку. Ольга Фиалова рассказывает, что это не случайно. Приехав в Америку, Бурлюк вдруг понял, что его российская и даже японская слава до Америки не «добралась» и он, собственно, никому особо не нужен. Он пишет об этом в своих воспоминаниях и стихах, написанных в середине 20-х годов. Например, в стихотворении «Я нищий в городе Нью-Йорке». А вот несколько строк из стихотворения «В квартирах богачей – ничей»:

В квартирах богачей – ничей!Но на лугу веду я дружбу с пнями,С веселой луковкой, с легчайшим мотыльком;Я их упрямый собеседник.С годами стал умней, с годами знаю с кем и говоритьКак камень с Кеми,Пустынником брожу по городу.Здесь одиночество с громадной буквыНа вывесках, на каждой из тротуарных плит Начертано.

Разобравшись в среде русской эмиграции, Давид Бурлюк понял, что это в основном крайне антисоветски настроенная публика. В то же время сам Давид Давидович всю жизнь старался дружить с Советским Союзом и хвалил советскую власть. Оставалось одно – дружить с нашими эмигрантами еврейской национальности. Тем более, что «русские» евреи были в массе своей левыми, а многие вообще придерживались коммунистических убеждений. И тогда Бурлюк «стал евреем». Всё-таки Давид Давидович…

Интересная история, не правда ли?

А сколько в ней собственно правды? Обратимся вновь к воспоминаниям Давида Давидовича.

Вот строки из его записок:

«Я и Маруся с нашими двумя малолетними сыновьями милостью судьбы очутились в США, на безумной Манхаттанской скале в Нью-Йорке 8 сентября 1922 года – без денег, знакомств и… языка, так как я знал только древние языки, французский, немецкий и разговорный японский.

Наши мальчики, Давид и Никиша, под наблюдением и руководством матери пошли в школу, а я начал искать корку хлеба. Через несколько дней я выяснил, что мои гогеновского типа картины, привезенные с островов Великого океана в США, никого не интересуют, цены не имеют. «Русское население» Нью-Йорка 45 лет тому назад было малочисленным. Выходили четыре газеты: две просоветского направления, другие ярко враждебные советскому строю, обслуживавшие обломки аристократии, спасавшейся здесь, с остатками богатств, привезенных сюда через океан.

Фото Бурлюка в подарок братьям Сойерам 10.1944 г. Сайт «Архивы американского искусства»

Я сам работы постоянной в рабочих организациях найти не мог, но начал еженедельно зарабатывать «кое-что»: чтением лекций для рабочих о жизни, делах и строительстве в стране Ленина, что помогло на время отгонять волка от нашего семейного очага.

Кроме чисто русской колонии – рабочих и крестьян – в Нью-Йорке 45 лет тому назад был громадный контингент русско-еврейской иммиграции, среди которой звучала ещё не забытая русская речь. Две громадные газеты «Фрейгайт» и «Форвертц» объединяли этих выходцев из России. Первая – орган Коммунистической партии США – возглавлялась вождем-идеалистом старой русской марки Моисеем Ольгиным (доктор Клумак ведал отделом искусств). Моисей Ольгин, Минна Гаркави, доктор Клумак оказали мне на первых порах некоторую поддержку. Через 2 с половиной года приехавший в США на гастроли «русский поэт-журналист В. В. Маяковский», как его тогда рекламировали, был привезен в США Амторгом (советский торговый представитель Г. Рэхт), и его гастроли здесь устраивались еврейской газетой «Фрейгайт».

Особо необходимо отметить нашу многолетнюю тесную дружбу с сотрудником «Дэйли Уоркер» Майкл Голдом, автором книги «Евреи без денег» (женат на Лизе, внучатой племяннице Станиславского). Рабочие не покупали моих картин. В 1942 году Майкл Голд напечатал, кажется, в трех номерах «Дэйли Уоркер» статьи о Бурлюке и Маяковском, что улучшило наше финансовое положение».

Кстати, именно Майкл Голд был первым журналистом, который взял у Маяковского интервью сразу по его прибытию в США.

Еврейские организации стали помогать Бурлюку с организацией выставок, еврейские газеты стали печатать его статьи. Много лет – с 1922 по 1940 год – Давид Бурлюк работал в газете «Русский голос», главный редактором которой Давид Захарович Крынкин, а до того Александр Браиловский. Его статьи и рисунки публиковались в газете «Новый мир». Бурлюк писал отчёты о посещении кемпа для еврейских рабочих и их детей «Нит Гедайге», где читал лекции о современной русской литературе, культуре и науке. Он писал в Париж своему доброму другу Н. Н. Евреинову: