Адмирал - Шон Дэнкер

Все индикаторы на пульте управления вели себя нормально. Поверхность планеты и экзотические звезды над нею не менялись. Руки у меня снова стали дрожать, по всему телу постепенно разливалась боль. Необходимо было беречь энергию. Я раскинулся в кресле, закрыл глаза и подумал, не окажется ли этот сон последним в моей жизни. Если так, то пусть лучше мне приснится что-нибудь хорошее.

Углепластиковые экраны дребезжали, как стекла.

Громадный крейсер пробил бронеплиты, как будто там вовсе ничего не было. Даже здесь, на большом расстоянии, звук удара оглушил меня. Громада в четыре с половиной километра длиной потеряла управление и бессильно рухнула на город. Дома и башни, казавшиеся издалека не прочнее травы, пусть и километрового роста, рушились и разваливались на части. Сияющие строения гибли дюжинами. В воздухе световыми точками суетливо носились флаеры с людьми, отчаянно пытавшимися спастись.

Один за другим корабль проламывал автомобильные и железнодорожные эстакады; обломки мостов сворачивались в спирали и ползли в сторону пролома.

Из корабля потек теплоноситель, и сразу же поднялись языки голубого и зеленого пламени. Станция стремительно теряла воздух, и непреодолимый ветер нес людей вперемешку с обломками, как пыль. Через грохот катастрофы тщетно пытался пробиться вой сирен. Корабль достиг базовой платформы, врезался в нее и сложился внутрь себя. Вся станция содрогнулась, и пол устремился на встречу с моим лбом.

Я проснулся и увидел, что в кабину вошла Салмагард. Взгляда на панель хватило, чтобы понять, что мы преодолели изрядное расстояние, но можно бы вздремнуть еще пару часов, а то и больше. Самочувствие было так себе, но я сразу ощутил, что это уже остаточные явления. Еще немного поспать, и все придет в норму.

Я глубоко вздохнул и посмотрел на Салмагард. Она уже устроилась в кресле второго пилота и любовалась видами. Выражение ее лица походило на то, какое было у Дейлани, когда она смотрела на пищу, напоминавшую о доме.

Я потянулся, она взглянула на меня. Я жестом остановил ее, догадавшись, что она сейчас будет просить извинения.

– Я много где побывал, – сказал я, рассматривая вместе с нею проплывавший внизу туман. – Но ничего подобного еще не видел.

– Просто дух захватывает, – ответила она, пожирая взглядом огромнейший из всех попадавшихся мне на глаза пиков.

– Напоминает о доме? – Как-никак, на Старой Земле находилась значительная часть самых высоких построек Империи.

Она покачала головой.

– Там нет ничего подобного.

Салмагард хотела что-то сказать мне. Я, правда, не мог догадаться, что именно. У нас было не так уж много предметов для разговора. Лежавший впереди путь был темен и совершенно непредсказуем, но нам не оставалось ничего, кроме как идти по нему.

Решила в чем-то исповедаться? Или, напротив, дала, наконец, волю своему любопытству?

– Вы ничего не рассказывали о том, как вас убедили пойти на военную службу, – забросил я удочку, оглянувшись на проход в пассажирский отсек. Мы не слышали ни звука, кроме ровного гудения моторов флаера. Нилс и Дейлани, скорее всего, спали, тоже воспользовавшись возможностью отдохнуть. Разумно.

Я ожидал, что она посмотрит на меня, но она лишь откинулась в кресле и закрыла глаза. Я запечатлел в памяти ее профиль на фоне звезд и заставил себя сосредоточиться.

– Я родился в очень скромной семье.

Она удивленно взглянула на меня.

– Поэтому я не знаю, каково быть кем-то вроде вас, – продолжал я. – Вероятно, для вас заранее приготовили этот путь и настоятельно предложили выбрать его. Но вы все же не были обязаны так поступать. Верно? Вас же не могли заставить.

Она приняла мой вопрос и пристально посмотрела на меня.

– На старшей дочери издавна лежит особая ответственность.

– Давайте взглянем на это вот с какой стороны, – сказал я, потирая подбородок. – Ваша родословная насчитывает уже немало ступеней, так что, полагаю, вы сами по себе представляете достаточную ценность для того, чтобы вступить в договорной брак.

– Такое тоже возможно. Но там, где я родилась, такой возможности, в общем-то, и не было.

Ее слова не удивили меня. Империя очень велика, и каждый город в каждой области каждой провинции каждого континента каждой планеты в каждой системе немного отличается от всех остальных. Но драмы в аристократической среде всегда связаны с договорными браками – сыновья то и дело бегут от них, поступают на военную службу и как раз перед героической гибелью в какой-нибудь справедливой войне до них доходит, что они действительно любили тех девушек, которых родители предназначили им в жены.

В некоторых имперских драмах граница между искусством и пропагандой тоньше, чем в других.

– Значит, вы пошли на службу не для того, чтобы избежать брака, – констатировал я.

Она покачала головой.

– В моем районе были три подходящих кандидата. Одному семь лет, другому тринадцать, а третьему почти пятнадцать. Я была готова выйти замуж за любого из них.

– Почему не за двоих? Или за всех троих?

– Я не имею предрасположенности к этому.

Я немного повернулся, чтобы видеть ее глаза.

– Интересно, существует ли какое-то предубеждение против таких девушек? – Она удивленно взглянула на меня. Видимо, я поставил ее в тупик своим вопросом. – Я когда-то был знаком с девушкой, имевшей, как вы выразились, именно такую предрасположенность. Очень не хотелось бы, чтоб вы ее презирали.

– Конечно нет, – ответила она несколько взволнованным тоном.

Я улыбнулся и вскинул руку.

– Не переживайте, я всего лишь задал вам неожиданный вопрос. Но вы все же сбежали от этой участи. Я знаю, военная служба предполагает продвижение наверх, но ведь и брак с представителем высших слоев с тем же успехом привел бы ваш род на следующую ступень. И не привел бы вас к скоропостижной гибели. Вы могли бы вести мирную обеспеченную жизнь на Старой Земле. Но вы все же выбрали иной путь. Вы оказались здесь. И никто вас не заставлял.

– Я никогда не противилась своим обязанностям. По крайней мере, поначалу.

Я был плохо знаком с тем, о чем она говорила, – никогда не хватало времени учиться, – но знал, что эти обязанности довольно существенны, особенно для старшей дочери.

– Мою – мою персональную роль, – Салмагард указала на свое лицо, – не раскрывали мне до тех пор, пока я не достигла совершеннолетия.

Я поморщился.

Поначалу я воспринимал программу наделения людей лицами древних героев как типично эвагардскую, но чем дальше, тем более извращенной она мне казалась.