Больше, чем это - Патрик Несс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама что-то прошелестела едва слышно.
— Что вы сказали? — переспросила Рашади.
Мама откашлялась и чуть приподняла голову:
— Я говорю, вы правы. Это не утешает.
Сет сидел на нижней ступени лестницы. Выпроводив его из комнаты, ни офицер Рашади, ни другой полицейский, сообщивший, что Валентина нашли, не интересовались, куда он пошел. А он прокрался назад и обратился в слух.
— Мы вас к нему отвезем, — сказала офицер Рашади. — Сейчас дождемся разрешения и поедем.
Отец с мамой молчали.
— Я глубоко вам соболезную, — продолжила Рашади. — Но Валентин схвачен и заплатит за то, что сделал, я вам обещаю.
— Посадите его обратно в тюрьму? — спросила мама. — Читай книжки, дорогой, сажай цветочки, а когда надоест — можно снова сбежать? Хороша расплата.
— Есть другие способы, миссис Уэринг, — заверила Рашади. — Сейчас все заключенные автоматически помещаются…
— Замолчите! — велела мама. — Пожалуйста. Какая теперь разница? — Она повернулась к отцу, который по-прежнему смотрел отсутствующим взглядом. — Я собиралась от тебя уходить…
Отец словно не слышал.
— Ты оглох? Я собиралась уйти от тебя в тот день. Я откладывала деньги, за ними я и возвращалась тем утром. Угораздило меня оставить их в этом дурацком окне… — Она подняла глаза на Рашади: — Я собиралась от него уйти.
Рашади посмотрела на одного, потом на другую, но отец не реагировал, а мама как-то вся напружинилась с тихой яростью, будто пантера перед прыжком.
— Я думаю, вы с этим позже разберетесь. А может быть, и разбираться не понадобится, — загадочно добавила Рашади.
— Асма… — вмешался второй полицейский, видимо назвав Рашади по имени.
— Я просто говорю, что можно устроить… Устроить так, словно этого не происходило вовсе.
И тут мама с папой наконец проявили интерес.
— Мир менялся, — тихо говорит Сет, не сводя глаз с надгробия. — Изменился. Стал почти нежилым.
— Да, это ежу понятно, — пожимает плечами Реджина. — Достаточно оглянуться.
Сет кивает.
— Долгое время люди жили двойной жизнью. Поначалу, мне кажется, в буквальном смысле, то есть можно было существовать параллельно. Перемещаться туда-сюда между реалом и виртуалом. Потом люди начали оставаться в виртуале, и это год от года становилось все привычнее. Потому что реал расползался по швам. — Сет смотрит на Реджину и Томаша, но против солнца видит только два темных силуэта. — По крайней мере, так мне представляется.
— Я ничего не помню из прошлого, — отвечает Реджина на незаданный вопрос. — Как ни жаль.
— Наверное, так было задумано. Чтобы мы даже не подозревали про реал. Все воспоминания переписаны, все сходится, вся жизнь перед тобой как на ладони. Виртуальная. А для нас самая что ни на есть настоящая. — Сет поворачивается к надгробию и гладит выбитую на камне надпись. — Он умер. Похититель убил его. Оуэн не вернулся домой.
Горе ворочается внутри, сжимает сердце, но Сет словно каменеет на время под тяжестью старых и новых знаний.
— Ох, мистер Сет. — Томаш смотрит сочувственно. — Мне так жаль…
— Мне тоже, — вторит ему Реджина. — Но я не понимаю. Почему твой брат лежит здесь? Ты же говорил, он…
— Еще жив. Мы росли вместе. Я сидел на его занятиях кларнетом. Томаш так на него похож, что иногда даже невыносимо.
— Но… — Реджине стоит больших усилий не подгонять Сета. — Он же здесь. Он умер. В реале.
— Если это и правда реал, — вмешивается Томаш.
— Пусть уже где-то будет реал! — отрезает Реджина. — Я у себя одна, и я настоящая, все, точка. Нужно от чего-то отталкиваться. За что-то зацепиться.
— Как же тогда все это случилось? — не понимает Томаш.
— Родителям, — говорит Сет, не отрывая взгляда от надгробия, — предложили выбор.
— Вы слышали про Лету? — спросила женщина из агентства за тем же обеденным столом, где офицер Рашади три дня назад сообщила им страшную новость.
Мама нахмурила брови:
— Это в Шотландии?
— Нет, там Лит, — заплетающимся языком поправил папа, кивнув женщине из агентства. — А это Лета. Река забвения в Аиде. Чтобы мертвые забыли прежнюю жизнь и не тосковали по ней до скончания веков.
Женщине из агентства не понравилось, что все разъяснили за нее, но она сдержалась:
— Правильно. А еще так называется программа, к которой подключаются через Коннект.
— Кто вошел, уже не выйдет, — ровным тоном произнесла мама, уткнувшись взглядом в стол.
— Да, — кивнула женщина из агентства.
— Они просто убегают от жизни, — проговорила мама, но в голосе прозвучало сомнение.
— Не убегают. Меняют на другую. На возможность обрести себя в лучшем мире. — Женщина придвинулась ближе, теряя налет официоза, словно собиралась поделиться конфиденциальной информацией. — Вы же видите, куда все катится. Причем быстрее и быстрее. Экономика. Экология. Войны. Эпидемии. Стоит ли удивляться, что люди хотят начать заново? Там, где у них, по крайней мере, будет честный старт?
— Говорят, там ничем не лучше здешнего…
— Отнюдь. Разумеется, людей не переделаешь, но по сравнению с тем, что у нас творится, это рай. Рай вторых шансов.
— Можно не стареть, можно не умирать, — чужим голосом, словно цитируя кого-то, произнес отец.
— Вообще-то нет, — возразила женщина из агентства. — До таких чудес еще не дошло. Пока. Человеческое сознание не готово. Но все остальное полностью автоматизировано. Вы будете под постоянным присмотром. Будете получать лечение при необходимости. Все физические функции организма сохраняются, включая поддержание мышц в тонусе, и буквально недавно мы разработали гормон, препятствующий росту волос и ногтей. Даже репродуктивную функцию и деторождение вот-вот удастся наладить. Это и вправду наша самая светлая надежда на будущее.
— А вы с этого что имеете? — поинтересовалась мама. — Кому это выгодно?
— Всем, — моментально ответила женщина. — Энергия, конечно, расходуется, но не в таких объемах, как у людей, которые ходят на своих двоих. Мы отключаем все, кроме питания капсул, и освобождающиеся ресурсы пускаем в дело. Как минимум, мы просто будем спать, когда разразится катастрофа, и проснемся уже после. — Она наклонилась еще ближе. — Скажу начистоту. Настанет день — и довольно скоро, — когда у вас может не оказаться выбора. Даже у меня может не оказаться выбора. Так что лучше соглашаться сейчас, на собственных условиях.
Мама осторожно подняла на нее взгляд:
— И Оуэн вернется?
Губы женщины едва заметно изогнулись. Странная улыбка. Вроде бы добрая, сочувственная, но даже Сет, пристроившийся незамеченным в дальнем уголке стола, понимал, что на самом деле улыбка победная. Женщина из агентства победила, а Сет даже не знал, что они боролись.
— Учтите, — предупредила женщина, — что программа-симулятор находится на стадии прототипа.
— Пока, — подал голос отец.
— Простите?
— Вы говорили, что чудеса недоступны «пока». Об этих недоработках речь?
— Можно и так назвать, — согласилась женщина, хотя тон ее утверждал: «Лучше не надо». — Но я вам скажу две вещи. Во-первых, в Лете вы совершенно точно не почувствуете никакой разницы и, во-вторых, результаты бета-тестирования превзошли самые смелые ожидания участников.
— И мы просто… забудем обо всем, что случилось? — уточнила мама.
Женщина из агентства плотно сжала губы.
— Не совсем.
— Не совсем? — Мамин голос вдруг стал резким. — Как это понимать? Я не хочу ничего помнить.
— Лета — очень тонкая программа, с необыкновенными возможностями. Но она отталкивается от того, что в вас уже заложено. Она неспособна стереть воспоминания о таком значимом и серьезном событии…
— Тогда к чему огород городить?
— …однако ей под силу предоставить вам альтернативный исход.
Повисло молчание.
— Что это значит? — спросил наконец папа.
— До тех пор, пока вам не имплантируют узлы и не проведут полную активацию, ничего сказать наверняка не могу, но полагаю, что вы, скорее всего, будете помнить похищение сына…
Мама недовольно хмыкнула.
— …но закончится все гораздо благополучнее. Его найдут живым, возможно, он как-то пострадает и ему потребуется лечение и реабилитация — так вам внушит Лета, когда вы привыкнете к новому Оуэну, — однако он выживет. Программа создаст его из ваших воспоминаний, он будет расти, развиваться, взаимодействовать с вами, как делал бы ваш настоящий сын. То есть, по сути, он воскреснет. И разницы вы не заметите.
Мама открыла рот, но голос внезапно сел, и ей пришлось откашляться.
— А я смогу до него дотронуться? — спросила она хрипло. — Ощутить его запах? — Она зажала рот рукой, не в силах договорить.