После пожара - Уилл Хилл

Люк быстро водит рукой вверх-вниз и издает то самое пыхтение, которое я слышала.

Мне не смешно. Абсолютно не смешно. Я ничуть не сомневаюсь, что Люк озвереет от ярости, если заметит, что я за ним подглядываю. И все же меня не отпускает безумное желание расхохотаться во весь голос, ведь он выглядит таким нелепым, таким серьезным и сосредоточенным. Конечно, я понимаю, что его занятие весьма интимно, и тем не менее не могу заставить себя отвернуться. Просто не могу.

А потом я замечаю за спиной Люка легкое движение, и веселье, переполнявшее меня только что, бесследно рассеивается: из тени выходит Хани. Она растерянна, и по выражению ее лица явно видно, что она здесь против воли.

– Потрогай, – приказывает Люк.

Хани глядит на него расширившимся глазами и не двигается.

– Давай, – шипит он. – Ты должна его потрогать.

Она снова безмолвно смотрит на Люка, потом утыкается взглядом в землю. В тот момент, когда Хани вытягивает дрожащую руку, я, сама того не сознавая, делаю шаг вперед.

– Хани, возвращайся во двор, – говорю я, покинув свое укрытие.

Люк издает удивленный возглас и резко отворачивается, лихорадочно застегивая ширинку.

– Убирайся отсюда! – выкрикивает он. – Мы не делаем ничего дурного!

Хани поднимает глаза на меня, в них светится облегчение, словно она не может поверить, что я не призрак и действительно стою перед ней.

– Иди, Хани, иди, – говорю я. – Не бойся, тебе ничего не будет.

Не мешкая, Хани срывается с места и убегает в направлении двора. Топот ее удаляющихся шагов стихает. Люк разворачивается, и я с секундным опозданием понимаю, что мне тоже следовало убежать, ибо на его лице написаны не злость или смущение, которых можно было ожидать. Во взгляде Люка я прочла свою смерть.

Он бросается на меня, хватает за плечи и швыряет к стене сарая. Я скребу пятками по земле, ударяюсь головой о железную обшивку, и из глаз сыплются искры, целые снопы искр, а потом Люк наотмашь бьет меня по лицу, прямо по скуле, и от взрыва боли мое зрение проясняется.

Я чувствую во рту вкус крови и кричу, но Люк душит этот крик, с силой накрыв мои губы ладонью, и еще теснее прижимает меня к стене. В его глазах полыхает ненависть.

– Во имя Господа, ты кем себя возомнила? – рычит он. – Шпионишь? Лезешь куда не просят?

Я всматриваюсь в лицо Люка, пытаясь обнаружить признаки нормальности, убедиться, что он просто меня пугает, но ничего такого не вижу. Совсем.

– Третье… воззвание, – сиплю я из-под его ладони.

Он разражается смехом и неожиданно ослабляет хватку.

– Ты еще будешь напоминать мне о воззваниях? Правда, что ли? Я знаю их лучше, чем кто-либо другой, не считая Пророка.

– Тогда зачем ты собирался нарушить одно из них? – Ответ Люка меня не интересует, я просто тяну время, чтобы отдышаться и придумать выход.

– Я ничего не нарушал, – бросает Люк. – Она должна мне подчиняться, ясно? Угождать мне – ее обязанность. И твоя тоже.

Свободная рука Люка скользит вверх по моему бедру. Я снова хочу вскрикнуть, однако он заранее затыкает мне рот, еще сильнее зажав его ладонью.

– Знаю, ты предназначена в жены отцу Джону, – шепчет Люк, по-прежнему излучая ненависть, – и потому до свадьбы сохранишь невинность, но, когда он тобой попользуется, я непременно загляну к тебе как-нибудь ночью, и мы повеселимся. Еще как повеселимся. Я…

Внезапно мой рот и бедро оказываются свободны, а Люк отлетает назад с выпученными глазами. Потеряв равновесие, он грохается на землю, а у меня самой подгибаются колени, и я сползаю по стене, вся в слезах. Торопливо их утираю и вижу, как Нейт широким шагом подходит к Люку и носок его тяжелого ботинка врезается тому под ребра со звуком разрубающего тушу топора. Люк стонет и пытается отползти в сторону, а Нейт бьет его снова и снова, пока тот наконец не затихает. Взгляд Люка полон боли и изумления, смешанного с ужасом. Нейт опять заносит ногу, и ко мне наконец возвращается голос.

– Не надо, – кричу я. – Нейт, не надо!

Его ботинок замирает в воздухе, он переводит глаза на меня, и в них бушует такой гнев, что я цепенею. В следующую секунду выражение лица Нейта смягчается, он опускает ногу.

– Как ты, Мунбим? Он сделал тебе больно?

Скорчившийся на земле Люк издает хриплый возглас, я мотаю головой.

– Точно?

– Я в порядке, – уверяю я, хотя это далеко не так. – Честное слово, Нейт.

– Ладно, – говорит он. – Ступай обратно во двор.

– Что ты намерен делать?

Нейт смотрит на Люка, чьи глаза вот-вот вылезут из орбит от страха, а физиономия жутко побагровела, сделавшись едва ли не фиолетовой.

– Разберусь с этим, – говорит он. – Иди. И ни с кем не разговаривай, пока я не разыщу тебя.

Я поднимаюсь на ноги, неуклюжей трусцой огибаю сарай и скрываюсь за углом. Таким же манером я добираюсь до асфальтированной площадки двора. Ватные ноги больше меня не держат, я опускаюсь на колени и рыдаю до тех пор, пока не начинаю задыхаться.

После

– Боже, – выдыхает агент Карлайл. – Боже, черт подери, правый.

Во время моего рассказа его глаза постепенно расширялись, и сейчас он смотрит на меня с таким неподдельным сочувствием, что я наверняка разревусь, если встречусь с ним взглядом.

– Сколько лет было Хани? – тихо спрашивает доктор Эрнандес.

– Тогда?

Он кивает.

– Одиннадцать.

В комнате надолго повисает тишина. Мои слова висят между нами ядовитым облаком, отравляющим воздух. Первым приходит в себя агент Карлайл.

– Что дальше было с Люком? – задает он вопрос.

– Ничего. Не знаю, что Нейт ему сказал – или сделал – после того, как я убежала, только Люк об этом больше не упоминал. Как и Хани.

– Это она позвала Нейта? Он поэтому пришел тебе на помощь?

Киваю.

На лице агента Карлайла появляется сдержанная улыбка.

– Храбрая девочка.

Даже не представляешь, до чего храбрая.

– Это правда, – соглашаюсь я.

Доктор Эрнандес трет глаза и делает глубокий вдох. Он еще бледнее, чем обычно, лицо искажено мучительной гримасой, как будто моя история причинила ему физическую боль. На секунду он прикрывает глаза, после достает из портфеля папку, кладет ее на стол и раскрывает.

– Это копия Третьего воззвания, – сообщает он. – Полагаю, его записал Джейкоб Рейнольдс?

Я киваю. Отчетливо помню ту долгую и душную летнюю ночь, когда отец Джон получил от Всевышнего послание, которое стало Третьим воззванием, помню, как Пророк закатывал глаза, как тряслись его руки и ноги, а изо рта шла пена, точно у