Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1 - Александр Тамоников

– Ну, во-первых, Федя, самые дорогие вещи отец держит в банке. В сейфе так, мелочь, выставляемая на продажу. Есть, конечно, и дорогие украшения, но их мало. Во-вторых, разве в Петербурге так много этих лихих людей?

– Сейчас, Адя, и за пятак голову снесут, а ты про золотишко рассказываешь. Пройдем в трактир, я тебе покажу этих лихих людей.

– Ты до сих пор посещаешь трактиры?

– А что мне еще делать? Не сидеть же сиднем в своей комнатенке. Но ты ничего такого не подумай. В трактире я только обедаю, ужинаю, выпиваю иногда, а с девками ни-ни.

– Отчего же?

– От того, что ты мила мне.

Колючий снег, кружившийся на проспекте, скрыл то, как вновь покраснела Адина.

Волков же продолжал свою игру.

– Адя, тебе определенно нельзя оставаться дома одной.

– Но отец приедет только утром.

– А я? – спросил Федор, затаил дыхание и ожидал ответа девушки.

– Ты хочешь, чтобы я пригласила тебя к себе домой?

– Ради твоей же безопасности.

Адина неожиданно сказала:

– Хорошо! Идем, а то я уже, признаться, замерзла.

Федор восторжествовал. Он будет с девушкой в ее квартире, проведет с ней ночь.

– Идем. – Адина взяла Федора под руку. – Только с черного хода.

– Дворник не расскажет отцу, что ты приводила мужчину?

– Нет. Папа не общается с ним. Да Фролу и безразлично, кто с кем приходит, потому как он почти всегда пьян.

Через несколько минут Адина ввела Волкова в богато обставленную квартиру, расположенную на втором этаже. Оттуда шла лестница в лавку, на двери которой висел простенький замок. Но это заведение сейчас не интересовало Федора. Он желал заполучить молодую красавицу.

Жилая часть дома поразила Волкова, который до этого видел одну-единственную приличную квартиру. Да, жилье Марии Бранд не шло ни в какое сравнение с этими апартаментами. На всем этаже был уложен паркет, стены украшали разноцветные обои, натянутые на рамы. По окошкам расставлены ширмы, на подоконниках фарфоровые горшочки с цветами. Расписные плафоны, в гостиной большой шкаф, где стояла дорогая посуда и хрустальные вазы. Настенные часы, диваны, большие зеркала, кресла.

– Да, – проговорил Федор, оценив все это. – Просто шикарно, другого слова не подберу.

В квартире было холодно. Волков растопил камин, и вскоре комната нагрелась.

– Поужинаем? – спросила Адина. – Правда, я не Мария Яковлевна, скажу честно, готовить не очень-то люблю, но приходящая кухарка должна была что-то сделать.

Они прошли в столовую. Адина выложила на стол колбасу, салат, хлеб, подогрела картофельное пюре.

Федор улыбнулся:

– Стол как в ресторане, но одного, Адя, не хватает.

– Водки?

– Мне немного водки, тебе шампанского или другого легкого вина.

– Я не хочу вина.

– Тебе надо расслабиться, Адя. Я же вижу, как ты скована. Стесняешься?

– Есть немного.

– Ну вот, а капля спиртного тебя расслабит.

– Ладно, – проговорила девушка. – Вино есть здесь, а водка должна быть в папином кабинете. Я сейчас.

Федор с удовольствием проводил взглядом ее точеную фигуру.

Адина принесла графин, достала из шкафа бутылку белого сухого вина, бокалы.

Волков быстро наполнил бокалы.

– За тебя, Адя! За твою красоту.

Девушка улыбнулась и выпила. После вина она почувствовала себя раскованней, расспрашивала Волкова, как он жил эти полгода. Федор улыбался и безбожно врал ей. В общем, ужин удался. Из столовой молодые люди прошли в гостиную.

Адина взглянула на большие напольные часы и воскликнула:

– Ой! Уже двенадцатый час. Как быстро пролетело время. Надо ложиться спать. Я постелю тебе здесь, на диване.

– Хорошо! – согласился Федор.

Он все прекрасно понимал, видел в глазах девушки блеск, выдававший ее истинные желания. Адина постелила постель, пока Федор плескался в ванной, затем ушла туда сама.

Волков приоткрыл дверь в ее спальню. Уютная комната с большой широкой деревянной кроватью. На полу турецкий ковер, у стены шкаф с зеркалом, комод со всевозможными флаконами. На окне массивные портьеры.

Услышав, как девушка отключила воду, Федор шмыгнул на диван, прилег, прикрылся теплым одеялом.

Адина в коротком халатике прошла мимо, у двери спальни остановилась, повернулась и сказала:

– Спокойной ночи, мой благородный рыцарь.

– Спокойной ночи, моя принцесса, – в тон ей ответил Волков.

Девушка ушла в комнату, не закрыв плотно дверь.

Волков полежал минут пятнадцать, поднялся, прошел в столовую, выпил, прикурил папиросу. За окном вовсю разыгралась метель, в квартире же было тепло, уютно и тихо. Соседей тоже не слышно. Почивают. Да даже если бы и не спали, стены в доме толстые, хоть стреляй, никто не услышит. Федор потушил окурок, подошел к двери спальни, резко выдохнул и шагнул в комнату.

Девушка не спала.

– Ты что, Федя? – тихо спросила она.

– Ничего. Ты же ждала меня. – Он подошел к постели, лег рядом с Адиной, вдруг задрожавшей.

– Не надо, Федя, я боюсь!

– Чего, глупенькая?

– У меня еще…

Федор не дал ей договорить, закрыл рот пальцем.

Адина оторопела. Волков навалился на нее.

Добившись своего, он лег рядом.

Она обняла Федора и сказала:

– Ты мой первый мужчина.

– Да, я заметил. Не забудь утром сменить постель, а то отец увидит кровь.

– Да, конечно. Скажи, Федя, тебе было хорошо со мной?

На этот раз Волков ответил честно:

– Лучше, чем с кем бы то ни было.

– А у тебя было много женщин?

– Нет.

– Ты любил кого-нибудь из них?

– Нет. Я, возможно, никогда и не узнал бы, что такое любовь, если бы не ты.

– Правда?

– Вот те крест!

– Ты сильный. Мне сперва было больно, но потом я словно провалилась в бездну. Как это прекрасно, как сладко. Ты не бросишь меня, Федя?

Волков подумал, что все бабы одинаковы, одно и то же спрашивают, если мужик доставил им удовольствие, но ответил твердо:

– Нет, Адя, я тебя не брошу. Клянусь. А мое слово крепкое. Только вот как мы будем жить вместе? Я хочу, чтобы ты стала моей женой, но твой отец вряд ли благословит наш брак. Наверное, у него для тебя уже есть кандидат в супруги. Да и креститься тебе нужно будет.

– Нет, я с рождения православная. Как же ты крестик-то не заметил? Отец решил, что мне так легче жить будет. Ты прав в том, что он не одобрит мой выбор. Но отец любит меня, я у него единственный ребенок, ему придется принять тебя.

– А если не примет? Пойдешь жить ко мне в комнату доходного дома?

– Мы можем снять квартиру.

– Значит, ты не намерена подчиниться воле отца, если он будет против нашего союза?

– Не намерена, хотя тоже очень люблю его.

– А если он пригрозит лишить тебя наследства?

– Это меня меньше всего беспокоит. Конечно, хотелось бы, чтобы все было по-хорошему, но если предстоит выбор… то я его уже, в принципе, сделала. Это ты.

– Утром, когда отец приедет, объявим ему о нашем решении пожениться?

– Нет, Федя, так сразу нельзя. У папы больное сердце. Надо будет немного подождать. Я сумею убедить его дать свое согласие на наш брак. Сначала он будет против, но не захочет лишиться своей единственной дочери и согласится.

Федор провел рукой по мягким волосам женщины.

– Опять ждать. После того, что произошло между нами, это будет очень тяжело.

– Тяжело, но мы же любим друг друга, значит, выдержим. Тем сладостней станет наша следующая встреча.

– Хорошо. Я готов ждать.

– Как я люблю тебя, Федя!

Волков вновь почувствовал прилив желания, обнял Адину, повернул ее на спину. Ночь любви продолжилась.

Уснули они в третьем часу, а уже в шесть Адина разбудила Волкова:

– Феденька, вставай! Пора, дорогой.

– Что? Понял, да, конечно. Я в ванную.

– А я заменю постель. Вот только куда деть простыни? И прачке не отдашь стирать. Она тут же доложит обо всем папе.

– Ты их в сумку брось. Заменить-то есть чем?

– Конечно.

– Ну а я по пути выброшу и, как говорится, концы в воду. Помнишь Сазонова?

– Помню!

Федор с удовольствием принял душ, допил в столовой водку, выкурил две подряд папиросы, оделся.

Адина привела себя в порядок, передала жениху сумку с окровавленными простынями и проводила его.

В семь часов Федор, не замеченный сторожем, вышел на бульвар, поймал извозчика, доехал до доходного дома. Там он выбросил в мусорный ящик сумку и поднялся к себе на этаж, где шумели жильцы, уже проснувшиеся и готовящиеся разойтись по делам.

Волков только вставил ключ в замочную скважину, как рядом вырос сосед Григорий Дулин, весь опухший, трясущийся.

– Федор Алексеевич, доброго здравия.

– Здорово, Дуля! Чего это тебя трясет, как паралитика?

– Знамо чего, Федя. Похмелье, будь оно неладно.

– Так чего нажираешься до такой степени?

– Думаешь, специально? Оно ведь как выходит. Идешь в трактир, рюмку-другую пропустить, перекусить и баста, а получается что? Где две рюмки, там и третья, дальше больше, пока мордой об стол не хряснешься. Откуда только что берется? Кто наливает, за что? Непонятно. Вот вчера было у меня всего десять копеек, а как вернулся с трактира, убей, не помню. Проснулся у двери. Даже в комнату зайти не смог, ключ не вставил в скважину. Что же это за жизнь такая? Надо на работу идти, а как, коли ноги не несут, нутро мутит, да рожа такая, будто ее гладильной доской раскатывали? Помог бы, а, Федя? Ты же знаешь, я в долгу не останусь.