Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1 - Александр Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федор выбрал момент, подошел к Адине:
– Как ты похорошела!
Девушка покраснела:
– Что ты, Федор. Прошло-то всего полгода, как мы расстались.
– Я знаю, что говорю. Ты самая красивая женщина в Петербурге.
– Ну прямо и самая.
– Самая. Скучала? Только честно?
– Да, – тихо проговорила Адя.
– А уж как я скучал, ты и представить не можешь. Эти полгода стали для меня настоящей каторгой.
– Не обманываешь?
– Нет.
Мария Бранд позвала всех к столу.
Федор шепнул Адине:
– После собрания я провожу тебя. Ты не против?
– Нет.
– Тогда и поговорим.
– Хорошо. Только, Федя, здесь, при всех, избегай уделять мне особое внимание.
– Не обещаю, но постараюсь.
Собравшиеся сели за стол.
Федор спросил:
– Почему хозяйка водки и вина не выставила?
– Потому, Федор Алексеевич, что мы здесь собрались не для того, чтобы отмечать какое-то радостное событие, – ответила Мария. – Нам необходимо обсудить вчерашнее выступление императора.
– Так стол накрывали, как я понимаю, на случай, если на квартиру заявится полиция?
– Да, и что?
– А не покажется ли полиции странным, что ваши гости обедают без спиртного? В России это не принято.
Волкова поддержал руководитель организации Якубовский:
– А ведь Федор прав. Что это за застолье без водки и вина?
– Хорошо, – недовольно согласилась Мария, повернулась к Абрамову: – Анатолий, пожалуйста, поставь на стол водку и вино.
Как только бутылка белоголовки оказалась перед Федором, он, не обращая ни на кого внимания, налил себе рюмку, произнес короткий тост, мол, за встречу, и выпил.
Мария только покачала головой.
Волков же закусил, достал папиросы, закурил и сказал:
– Вот теперь можно и поговорить. Собрание уже не выглядит подозрительно.
Якубовский наклонился к Бранд и шепнул:
– Не обращай на него внимания, Маша. Это же мужик.
Мария кивнула.
Якубовский постучал ложкой по фужеру.
– Господа, прошу внимания.
Разговоры за столом прекратились. Федор затушил окурок в блюдце, развалился на стуле. Ему было скучно, но он сделал вид, что готов внимательно выслушать оратора и сказать свое слово, хотя совершенно не понимал, какой толк может выйти из обсуждения речи нового императора.
Якубовский продолжил:
– Вы все в курсе, о чем вчера на приеме делегаций дворянства, земств и городов заявил новый государь. В своей речи он однозначно объявил о намерении проводить ту же самую политику, что и его отец. Речь Николая – прямой вызов всему русскому обществу. Надежды, которые возлагались на него либералами, не оправдались. Теперь, по-моему, ясно, что все силы, оппозиционные правящему режиму, должны активизировать свою деятельность.
– А я считаю, что надо подождать, – заявил Казарян. – Уже сейчас известно, что декларация императора признана неудачной представителями самой власти, правительственных и великосветских кругов. Недовольство проявил и Бунге, один из ближайших советников императора. А он приверженец либеральных реформ и имеет влияние на Николая.
– Так почему же тогда Бунге допустил подобное выступление? – осведомился Анатолий.
– Я уверен, что текст заявления писал не император. Не царское это дело. Автором скандальной декларации скорее всего является известный консерватор обер-прокурор Победоносцев или министр внутренних дел Дурново. Они и при прежнем царе призывали к жестким мерам по укреплению самодержавия. Николай же просто прочитал написанное вслух. Не исключено, что он даже не вникал в текст, сейчас жалеет о своем поступке, но не может повернуть вспять. Государь не должен проявлять слабость. Хотя он ее уже допустил, не придав значения опрометчивой речи, не просчитав ее последствий.
Якубовский повернулся к Бранд:
– Что скажете вы, Мария Яковлевна?
– Я тоже склонна думать, что новый император не сам пошел на такой шаг. Насколько мне известно, свое основное внимание он уделяет не службе, а своей красавице-супруге Александре Федоровне. За счастье быть с ней царь боролся долгие годы и сумел добиться своего.
– Да, господа, Николай Александрович и Александра Федоровна – блистательная пара! – воскликнула Адина. – Они так любят друг друга, что и часа в разлуке вынести не могут. До политики ли государю, когда сердце его занято любимой?
Руководитель организации улыбнулся:
– Ты столь же наивна, Адя, сколь и смела. Император не может, не имеет права ставить личные интересы выше общественных. – Якубовский взглянул на заскучавшего Волкова. – Каково твое мнение, Федор Алексеевич?
– Мое мнение такое, ерундой мы занимаемся самой настоящей. Какая разница, кто писал декларацию? Император, Победоносцев, Дурново или еще кто-то? Главное в том, что речь произнес царь. Кто-то где-то надеялся, что вот умер старый император, и теперь все вдруг изменится. Новый государь пойдет на поводу у важных персон, радеющих за народ. Да откуда же им взяться? Кто позволит помыкать собой, когда вся власть в его руках? Только круглый дурак станет делить с кем-то единоличную власть. Наш император, судя по тому, что о нем люди говорят, человек образованный, аж три иноземных языка в совершенстве знает. Толпы всяких учителей с малых годов вбивали ему в голову, что значит быть царем. Ожидать чего-то другого в начале его правления не следовало. Но и паниковать нет смысла. Правильно сказал Николай Николаевич, надо подождать, поглядеть, что он дальше будет делать. Да и Адина верно говорила, любовь меж Николаем и Александрой сильная, а она способна на все. Это такое… в общем, вы поняли меня. Надо ждать.
Адина влюбленными глазами смотрела на Федора и улыбнулась, когда он запнулся в конце своей речи. Абрамов заметил это, но возразить Волкову не мог. Жгучая ревность еще сильнее сдавила его сердце крепким стальным обручем обиды и бессилия. Он любил Адину, а она обожала Волкова, этого бандита и пьяницу. Изменить что-либо молодой человек никак не мог. Ему оставалось только копить в себе обиду и ненависть. А это очень опасное чувство. В первую очередь для того человека, внутри которого она живет.
Якубовский выслушал всех присутствующих и согласился с предложением Каспаряна, тем более что никакого плана активизации деятельности организации у него не было. На этом совещание и закончилось.
За окном стемнело. Федор и Якубовский с молчаливого согласия хозяйки квартиры допили бутылку, убрали все со стола, зажгли свечи.
Мария Бранд села за пианино. Она играла, Якубовский пел романсы. Анатолий мечтательно слушал, в кресле рядом дремал Казарян. Адина сидела на диване и тихо подпевала.
А вот Федор чертыхался про себя. Пора бы уже и разойтись. Ему не терпелось уединиться с Адиной, а тут Мария и Леонид начали нагонять тоску. Им-то что, наиграются, напоются, проводят гостей, потом улягутся в теплую постельку да начнут миловаться. А ему еще уламывать Адину. Не факт, что это вообще удастся, но возможность есть. Федор нутром чувствовал состояние девушки. Вот только чем дольше она сидела тут, тем меньше шансов у него оставалось.
Федор приблизился к Адине, наклонился к ней.
– Адя!..
Она прижала палец к губам:
– Тише, Федя.
Волков как бы невзначай положил руку на колено девушки. Она завороженно слушала пение Марии и Якубовского и никак не отреагировала на это или сделала вид, что ничего не заметила. Федор с огромным трудом заставил себя убрать руку.
Тут прозвучал последний аккорд. Адина и Анатолий начали аплодировать исполнителям. Якубовский, прямо как настоящий артист, поклонился.
Мария поднялась и сказала:
– Ну вот, господа, на сегодня и все. Время позднее, на улице начинается метель.
Абрамов направился было к Адине, но остановился под холодным, угрожающим взглядом Волкова.
Федор и Адина доехали до ее дома на извозчичьих санях.
– Вот, Федор, я и у себя.
Волков осмотрелся и спросил:
– А почему в окнах твоей квартиры нет света?
– Так папа уехал по делам в Москву, вернется только завтра утром.
Федор почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Вот он, тот самый шанс, которого он ждал так долго.
– Отец оставил тебя одну?
– Да. Что в этом странного? Не первый раз.
– Но в лавке, наверное, полно драгоценностей?
– Они в сейфе.
Волков усмехнулся:
– Опытный медвежатник в момент откроет любой сейф.
– Какой медвежатник, Федя? – не поняла Адина.
– Вор, грабитель, умеющий взламывать сейфы.
– Зачем ты пугаешь меня? Откуда тут взяться этому медвежатнику?
Федор вздохнул:
– Адя, ты, наверное, читаешь много книжек?
– Да, я люблю читать. Особенно любовные романы.
– В том-то и дело. Только в книгах все выдумано, а жизнь, она другая, жестокая. Представляешь, что может произойти, если лихие люди прознают, что ты одна в доме ювелира, набитом разными драгоценностями?
– Ну, во-первых, Федя, самые дорогие вещи отец держит в банке. В сейфе так, мелочь, выставляемая на продажу. Есть, конечно, и дорогие украшения, но их мало. Во-вторых, разве в Петербурге так много этих лихих людей?