Николай II. Расстрелянная корона. Книга 1 - Александр Тамоников

Николай сделал это специально. Советники отговаривали его от столь опрометчивого шага, напоминали о трагической кончине деда, однако новый государь хотел показать народу, что он куда более доступен для подданных, нежели Александр Третий, живший под жутким впечатлением от убийства отца.

Неожиданная смерть Александра Третьего поставила нового императора в сложное положение. Сам Николай говорил, что он не ощущал себя способным принять тяжкое бремя власти.

Ко времени своего восшествия на престол Николай Александрович был мало известен в России. Мощная фигура отца заслоняла наследника-цесаревича. Конечно, все знали, что ему двадцать шесть лет, по своему росту и сложению он скорее пошел в мать, императрицу Марию Федоровну, имеет звание полковника русской армии, совершил необычное по тому времени путешествие и подвергся в Японии покушению фанатика, женат на внучке королевы Виктории. Но его мировоззрение, планы на будущее, характер, наконец, оставались для общества неясными.

В этой ситуации молодой самодержец стремился получить поддержку от лиц из ближайшего окружения. Одним из них стал обер-прокурор синода Константин Петрович Победоносцев. Немного позже, в ноябре месяце, император сблизился с Николаем Христиановичем Бунге, председателем Комитета министров, членом Государственного совета.

Новый император глубоко уважал своего отца. В начале царствования он не стал вводить новых людей в состав органов законодательной и исполнительной власти. В первые недели после восшествия на престол государь произвел только две существенные замены. Он уволил генерала И.В. Гурко с поста генерал-губернатора Польши и сместил министра путей сообщения Кривошеина.

Гурко сам подал прошение об отставке, так как понимал, что не сможет по причине личных отношений исполнять свои обязанности при новом императоре. Увольнение же министра путей сообщения произошло из-за того, что государю стали известны факты использования Кривошеиным служебного положения для собственного обогащения. Несмотря на то что проверка не нашла чего-либо противозаконного в деятельности Кривошеина, Николай Александрович посчитал, что подобная неосторожность в денежных делах недопустима для царского министра.

Увольнение Гурко совпало с приемом делегации польского дворянства. В Варшаве отставка генерал-губернатора вызвала радость и надежды на принципиальную и резкую перемену курса, проводимого в отношении Польши. Но эти радужные надежды не оправдались. Никакого изменения не последовало.

Николай Христианович Бунге, по инициативе которого и состоялась отставка министра путей сообщения А.К. Кривошеина, усилил свое влияние на царя, к чему и стремился. Он возлагал особые надежды на нового государя в смысле изменения направления внутренней политики. Председатель Комитета министров рекомендовал императору продолжить реформаторский курс Александра Второго.

Этому противился другой советник государя, обер-прокурор синода Константин Петрович Победоносцев, советовавший императору следовать примеру своего отца. У Победоносцева перед Бунге было преимущество – завещание Александра Третьего. Николай свято чтил память отца. В окружении государя на начальном этапе правления разгорелась борьба за влияние между председателем Комитета министров и обер-прокурором синода.

Тот факт, что Бунге занял при императоре положение одного из доверенных советников, воспринимался в обществе как некоторый сдвиг политики царя влево. В земской России с надеждой и воодушевлением следили за деятельностью Бунге, так как помнили, что он участвовал в процессе освобождения крестьян.

В начале нового царствования повсюду заговорили о грядущих переменах. Многие надеялись, что государь отправит в отставку и обер-прокурора, и консервативных чиновников. Воодушевление либералов возросло, когда 1 января 1895 года в «Правительственном вестнике» был опубликован высочайший рескрипт на имя Бунге, в котором извещалось о награждении его орденом Святого Владимира первой степени. Многие обратили внимание на лестные отзывы царя о председателе Комитета министров. Вместе с Бунге были награждены известные либеральные бюрократы – К.К. Грот, М.С. Коханов, С.А. Мордвинов. Казалось, Бунге стал непререкаемым авторитетом для нового императора.

Но Победоносцев и не думал сдаваться. Он был встревожен нарастанием общественного движения и опасался повторения ситуации начала восьмидесятых годов, когда власть практически оказалась в руках либералов. Обер-прокурор синода перешел в наступление.

Он посетил императора 10 января 1895 года.

Николай Александрович, отличавшийся прекрасным воспитанием, самообладанием и живым умом, способным быстро схватывать суть любых вопросов, встретил советника радушно. Отметим, что государь ко всем без исключения, кроме, естественно, членов семьи, обращался вежливо, строго на «вы», в отличие от своих предшественников.

Он первым поприветствовал обер-прокурора:

– Здравствуйте, Константин Петрович! Рад видеть вас в добром здравии.

– Здравствуйте, ваше величество! – ответил Победоносцев.

Император предложил советнику кресло у стола, сам устроился напротив.

– Вы хотели серьезно поговорить со мной, Константин Петрович. Слушаю вас.

– Я подавал на ваше имя записку о необходимости укрепления самодержавия.

– Извините, Константин Петрович, не читал. Одну минуту. – Император подошел к столу, порылся в стопке различных документов. – Да, вижу. Записку принесли вчера, я просто не успел ознакомиться с ней.

Николай не имел личного секретаря. Всю корреспонденцию, поступающую к нему, он лично вскрывал, читал и писал ответы, если они требовались. Царь даже письма сам заклеивал в конверты.

Победоносцев кивнул:

– Понимаю, ваше величество. Вам бы помощника или секретаря.

– Обойдусь, – ответил император и продолжил: – Не изволите ли папиросу?

– Нет, благодарю.

– А я закурю. – Николай Второй достал из коробки папиросу.

Он, как и отец его, был заядлым курильщиком и отдавал предпочтение египетскому табаку, который специально для него покупали в Стамбуле. В кабинетах, библиотеках, других помещениях, где проводил время государь, всегда имелись папиросы, пепельницы и другие курительные принадлежности, большей частью – подарки.

Николай Александрович прикурил.

– Я обязательно ознакомлюсь с вашей запиской. Но если уж вы пришли, то, может, изложите ее содержание устно?

– Извольте, государь. В первые же месяцы правления на ваше имя поступило множество писем из ряда земств, в которых содержатся призывы считаться с общественным мнением, соблюдать законность, оберегать личные свободы подданных.

– Да, так. Это объяснимо, Константин Петрович. Общество желает понять, какую внутреннюю политику намерен проводить в жизнь новый император.

– Верно, но только не общество, а отдельные его представители, либералы, которым весьма по душе принципы западного парламентаризма. Обществу, народу что надо? Чтобы не было войны, имелась хорошая работа, с ней достаток в семье. Народу нужны не новшества, а стабильность. Она же может держаться только крепкой рукой. Самодержавная власть в России не просто необходима. Она является залогом внутреннего спокойствия, гарантией национального единства и политического могущества государства. Попытки применения принципов парламентаризма в России неизбежно приводят к началу угнетения и гибели тех основ, на которых держится наша страна. Именно система государственного управления, сложившаяся во время царствования вашего отца, идеально подходит для империи, соответствует духу русского народа и не нуждается ни в каких усовершенствованиях. Парламентское правление неприемлемо для нашего государства.

Николай Второй умел слушать собеседников и, как правило, давал им возможность выговориться.

Победоносцев продолжал:

– Разве на выборах побеждают лучшие? Нет, самые наглые, нахальные, честолюбивые. Они нередко банально подкупают тех людей, от которых зависит результат выборов. Особенно это опасно для государства многонационального. Уравнение прав этнических групп возможно под властью монарха. Демократия не в состоянии справиться с этим, потому как идеи национализма для нее являются разъединяющим элементом. Каждое племя, дай ему волю, пришлет в парламент выразителей не общей государственной и народной идеи, но собственных инстинктов. В итоге межнациональное раздражение, ненависть к другим народностям, которая грозит большой смутой…

На этот раз император изменил привычке и прервал обер-прокурора:

– Извините, Константин Петрович, но почему вы подняли этот вопрос именно сейчас, не зная моего отношения к новым настроениям отдельных слоев нашего общества?

– Потому, ваше величество, что либералы именно сейчас пытаются оказать на вас давление, изменить ситуацию и сломать систему, созданную вашим отцом. Надо немедленно расставить все точки над «i», дать понять врагам государства, что все их надежды тщетны, замыслы бесполезны. Иначе вместо неограниченной власти монарха, на коей веками стоит великая Россия, мы получим говорильню в парламенте. Монарх – это не только правитель, но и олицетворение единства разумной воли. Парламент же – сборище небескорыстных персонажей, взгляды и цели которых различны. Каждый из них, образно говоря, тянет одеяло на себя. Там не может быть единства, так как воля парламента зависит от решений большинства, которое можно создать и искусственно. Такое состояние ведет к анархии, от которой спасение одно – диктатура. Так следует ли проводить столь опасный эксперимент, дабы потом с немалыми усилиями и неизбежными репрессиями восстанавливать то, что государство имеет сейчас, единую волю и власть монарха?