Перезагрузка - Миика Ноусиайнен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместо сочувствия верные товарищи отвечают дружным хохотом.
– Прекратите смеяться, самое время мне посочувствовать!
Маркус оправдывается:
– Послушай, но ты ведь взял от этой истории все. Тебя заражает продувная, в смысле, продутая морскими ветрами и любимая всей страной спортсменка, которую вдобавок спонсирует твой же концерн. Умей во всем найти хорошее.
Им смешно. Хорошо, давайте веселитесь. Мое чувство юмора мне в данном случае отказывает.
Я должен сказать Катье. Ничего не поделаешь. Наши отношения вышли уже на такой уровень, когда пора от слов переходить к делу. Мы еще не спали друг с другом, это было пожелание Катьи. «Мужчины имеют свойство пропадать, как только дело доходит до постели».
И она права. Стоит сначала получше узнать друг друга. Катья придет ко мне в пятницу сразу после работы и останется на ночь. Мы приготовим ужин и посмотрим фильм.
В обеденный перерыв я сбегал купить необходимые продукты для тайской кухни и запастись в «Алко» несколькими бутылками пива и вином. Пытался в магазине вспомнить рецепт тайского блюда, когда зазвонил телефон. Это мама. Звонит сегодня уже в пятый раз. У меня нет времени ответить.
Иду встречать Катью на трамвайную остановку, и мы поднимаемся в горку, направляясь к моему дому. Она берет меня за руку. Это еще в подростковые времена было знаком привязанности. Не существовало более однозначного проявления отношений, чем пройти рука в руке на глазах у всех. Я чувствую себя подростком. И не в последнюю очередь из-за этой проклятой венерической болезни.
Мы вместе готовим ужин. Мне неплохо удается тайская еда, и это производит на Катью впечатление. Я даю ей указания по приготовлению соуса.
– Сначала надо обжарить столовую ложку пасты карри в масле.
– Как вкусно пахнет!
Атмосфера теплая. Как раз такая, которая, по моему опыту, ведет к тому, чтобы где-то к середине фильма оказаться на простынке. И совсем скоро я позорно разрушу чудесные ожидания от этого вечера.
– Какая вкусная еда! Ты просто обязан дать мне рецепт.
Возможно, когда-то у нас будут общие рецепты. После ужина я прошу Катью оставаться на месте и включаю кофеварку. Сейчас или никогда. И ведь это я еще не рассказывал ей о своих исправительных работах в клубе мотоциклистов. Может, заодно уж и в этом признаться?
– Катья, я должен тебе кое-что сказать.
– Только не говори, что ты серийный убийца, а я его очередная жертва.
– Нет, что ты, еще хуже. Ну или… Вот же черт, как неудобно. Мне очень стыдно, но я должен об этом сказать…
Именно в этот момент раздается звонок в дверь.
– Т-с-с. Ни звука! Это, наверное, нас пришли окучивать «Свидетели Иеговы».
Загадочный посетитель за дверью не сдается и продолжает трезвонить в дверь. Вскоре в замке поворачивается ключ. Насколько я помню, меня не предупреждали ни о каких предстоящих ремонтах.
Я успеваю сделать несколько шагов в сторону прихожей прежде, чем дверь распахивается.
– Мама!
– Ой, извини, ты не один… Я тебе раз десять звонила, а тут проходила мимо и решила вот занести пирожные «Мокко», я как раз сделала.
Беру большой контейнер из маминых рук, испепеляя ее злобным взглядом. Катья улыбается и встает, чтобы поздороваться с мамой за руку.
– Здравствуйте, я – Катья.
– Сейя Хейнонен. Мама Сами.
– Ну хорошо, мама, увидимся! Пока.
Катья встает между нами.
– Выпейте с нами кофе.
– Да я уж, пожалуй, пойду…
– Да, маме нужно идти…
Но Катья проявляет решительность, и вскоре мы уже неловко сидим за кофе. А вдруг это знак свыше? Возможно, мама спасает от разрушения мои отношения?
– И давно вы… впрочем, не мое дело, конечно.
– Не твое, разумеется. Мы собирались смотреть с Катьей фильм, так что…
– Спасибо за кофе. Занеси потом при случае контейнер. Хотелось бы повидаться как-нибудь в спокойной обстановке.
Наконец мама уходит, и мы остаемся вдвоем расставлять посуду в машине.
– Ты мне хотел что-то сказать.
– Да. Значит… Мне очень неудобно. До тебя у меня долгое время была всего одна подружка, ну, то есть это не какая-то случайная связь. Ну вот. Она спортсменка, занимается виндсерфингом. И она не просто дала мне от ворот поворот, а наградила чертовой кондиломой.
С минуту Катья молчит. Ставит последний бокал в переполненную посудомоечную машину. Делает это подчеркнуто медленно.
Я жду приговора. Вот и все. Ни фильма, ни отношений, ни планов на будущее. И главное – никакой семьи. Катья вряд ли ценит в людях венерические болезни.
Наконец она все-таки взрывается безудержным смехом. Мне должно бы стать легче, но делается обидно.
– И что тут смешного?
– Да нет, я просто…
Она никак не может успокоится и продолжает хохотать.
– Прости, Сами. Но … кто-то тут задержался в подростковом возрасте.
– Черт, разумеется, это я! Но я просто доверился этой спортсменке.
– У меня венерическая болезнь в последний раз была в двадцать один год.
– Значит, все-таки была. Ты с виду такая…
– Отличница и юрист?
– Да, ну, правильная такая.
– Спасибо. С твоей стороны было очень смело все честно рассказать.
– Я и сам удивлен. Подумывал приплести какие-нибудь религиозные соображения, чтобы увильнуть от интима…
– Ничего, Сами, еще успеется. Так посмотрим фильм?
Я горжусь собой. Это работает. Честность – непривычное для меня свойство на рынке отношений. Неужели я стал лучше по своим человеческим качествам? Хотя, конечно, это я еще не все о себе рассказал.
Мы смотрим фильм и довольно рано ложимся спать после тяжелой трудовой недели.
Спим обнявшись. Это трудно. Мысли забегают далеко вперед. Но тяжело только физически, морально я себя чувствую легко, как никогда.
Может быть, дело в честности? Это и есть ключ к счастью?
Песонен
Я стою у маминого гроба в одиночестве. Не хотел никого беспокоить, похорон в последнее время хватает. Помогающие мне работники из нашего церковного прихода тактично отошли в сторону, чтобы я мог попрощаться.
Я хотел бы сказать что-то красивое. «Мама, это было потрясающее путешествие!» Теперь так принято говорить обо всем, кроме поездок. Но это не было потрясающее путешествие. Начало было хорошим, во всяком случае, я не помню, чтобы в моем детстве было что-то плохое. Но потом жизнь покатилась по ухабам.
Мамина болезнь усложнила жизнь до такой степени, что ее смерть показалась даже избавлением. Тут опять приходит на ум притча про стакан – он наполовину пустой или полный? А может быть, от него остались одни осколки? Да и был ли стакан? Можно ведь пить и прямо из бутылки, хотя и она полупустая.
Что осталось от мамы? Пара ваз, какой-то хлам и пятидесятипроцентная вероятность заболеть тем же расстройством памяти. Незавидное наследство, из-за которого не нужно ссориться с братом или сестрой: «Давай так – тебе болезнь, мне – ваза».
Пожимаю руки работникам прихода, они помнят меня с похорон отца. Пастор берет меня за руку и серьезно смотрит в глаза.
– У тебя было много
