Николай II - Марк Ферро

…Оставалось 12 минут до окончания спектакля; после этого последнего антракта должна была пройти только небольшая картина.

Я вышел в коридор, прошелся и когда опять поравнялся со своей ложей, то услыхал два один за другим последовавших сухих, но резких треска. Первая моя мысль была такова: «Что-то лопнуло. Электрический прибор какой-нибудь?» Все были страшно далеки от мысли о покушении… Но Н. Н. Балабуха, выбежавший, кажется, из буфета, сказал: «Выстрелы». Мы бросились в свою ложу. Все это было делом нескольких секунд…

Наша ложа была пуста. Прежде всего до меня донеслось восклицание дамы, сидящей за роялью в оркестре: «Государь жив!»

Общее напряжение после этих слов немного упало… Мы посмотрели вниз и замерли. П. А. Столыпин стоял бледный, без кровинки в лице, лицом уже к сцене и ленивым, вернее, больным длительным движением снимал с себя китель. Когда снял и передал кому-то из группы, его окружавшей, я увидел на его белом жилете повыше правого кармана красное пятно величиной с медный пятачок. Затем раненый повернул лицо к Государевой ложе, которая была пуста, и левой рукой сделал по направлению к ней жест…

…Сверху из лож исступленно кричали: «Убить его! Убить!» Кричали женщины…

…Запели гимн. Вместе с артистами запел весь театр.

Подъем был необычайный. Некоторые артистки стояли на сцене на коленях и протягивали руки к Государю. Театр кричал «ура». Гимн был повторен три раза. Когда Государь ушел, кто-то на верхах запел «Спаси, Господи!» Его поддержали артисты и весь театр».

В «Историческом вестнике» за октябрь 1911 года писали, что убийцей был еврей Дмитрий Григорьевич Богров, из-за этого и начались погромы. В действительности же он не был евреем. Это был революционер, перешедший на службу в полицию. Полиции было известно, что он готовит покушение на Столыпина, и сам шеф полиции снабдил его билетом в театр… Его повесили еще до того, как в Киев для проведения расследования приехал член Сената.

Тогда же рассказывали — что тоже не соответствовало истине, — что царь даже не посетил умирающего, который скончался через два или три дня после покушения. Николай рассказал о событиях этих дней матери в письме от 10 сентября 1911 года:

«Милая, дорогая мама. Наконец нахожу время написать тебе о нашем путешествии, которое было наполнено самыми разнообразными впечатлениями, и радостными, и грустными.

Начну по порядку…

В тот же вечер, 27 августа, мы поехали в Киев… 1 [сентября] вечером в театре произошло пакостное покушение на Столыпина. Ольга и Татьяна были со мною тогда, и мы только что вышли из ложи во время второго антракта, так как в театре было очень жарко. В это время мы услышали два звука, похожие на стук падающего предмета; я подумал, что сверху кому-нибудь свалился бинокль на голову, и вбежал в ложу.

Вправо от ложи я увидел кучу офицеров и людей, которые тащили кого-то, несколько дам кричало, а прямо против меня в партере стоял Столыпин. Он медленно повернулся лицом ко мне и благословил воздух левой рукой.

Тут только я заметил, что он побледнел и что у него на кителе и на правой руке кровь. Он тихо сел в кресло и начал расстегивать китель. Фредерикс и проф. Рейн помогали ему.

Ольга и Татьяна вошли за мною в ложу и увидели все, что произошло. Пока Столыпину помогали выйти из театра, в коридоре рядом с нашей комнатой происходил шум, там хотели покончить с убийцей; по-моему — к сожалению, полиция отбила его от публики и увела его в отдельное помещение для первого допроса. Все-таки он сильно помят и с двумя выбитыми зубами. Потом театр опять наполнился, был гимн, и я уехал с дочками в 11 часов. Ты можешь себе представить, с какими чувствами.

Аликс ничего не знала, и я ей рассказал о случившемся. Она приняла известие довольно спокойно. На Татьяну оно произвело сильное впечатление, она много плакала, и обе они плохо спали.

Бедный Столыпин сильно страдал в эту ночь, и ему часто впрыскивали морфий. На следующий день, 2 сентября, был великолепный парад войскам на месте окончания маневров — в 50 верстах от Киева…

Вернулся в Киев 3 сентября вечером, заехал в лечебницу, где лежал Столыпин, видел его жену, которая меня к нему не пустила. 4 сентября поехал в 1-ю Киевскую гимназию — она праздновала свой 100-летний юбилей».

Николай II проводил все больше времени вне столицы. Если бы это было возможно, он предпочел бы жить в Ливадии, в Крыму, в новом дворце, который построили по его указанию. Там он чувствовал себя свободно: играл в теннис, купался, словом, по-настоящему отдыхал. На севере его любимым местом жительства стало Царское Село. Ему нравилась близость к природе. Тут он полностью доверял министру императорского двора и его гвардии. В. Б. Фредерикс занимал этот пост вплоть до 1917 года. Говорили, что он был элегантен до безупречности и вызывал восхищение, когда в торжественный день своего полка гарцевал на черном арабском скакуне в кирасе и золотой каске, увенчанной орлом.

Под его командованием находился «собственный Его Императорского Величества конвой», куда входили и кавказские кавалеристы — самое красивое из воинских подразделений, служивших в охране императора. Он командовал также батальоном отборных солдат, который был создан после покушения на царя в 1881 году. Дворцовая полиция также находилась под командой графа Фредерикса; полицейские при дворе вели наблюдение за окрестностями императорской резиденции в Царском Селе и в других местах.

В течение последних лет царь жил все больше в уединении, редко выезжал на спектакли и оставался в Царском Селе или Ливадии со своей семьей: женой, которую он буквально боготворил, четырьмя дочерьми и сыном Алексеем.

Ольга — старшая дочь, умная, живая — отличалась простотой и непосредственностью и воплощала в себе тип русской девушки, мягкосердечной, любящей, прямодушной и бескомпромиссной. Она категорически отказалась выйти замуж за наследника румынского престола Кароля: русская по натуре, она не хотела уезжать из России. Вторая — Татьяна — отличалась гордой осанкой и затмевала сестер элегантностью, стройностью и красотой. Внешне жизнерадостная, она была скрытной и набожной, как и старшая сестра. Третья дочь Мария — любимица Николая II — была ласковой, кокетливой, и все помыслы ее были направлены на любовь, брак и детей. Она, как и отец, была терпелива и мягка.

Младшая Анастасия, большая шутница, походила скорее на мальчишку. Рассказывают, что в день мобилизации она забрасывала солдат бумажными шариками. Она была полной противоположностью отца, который тайно восхищался этой маленькой сорвиголовой. Алексей, обаятельный умный мальчик, любил подшутить над другими.