Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов - Анна Сергеевна Акимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот период, по мнению таких ученых, как Ю. А. Крестинский и Л. М. Поляк, Толстой искал выход из замкнутой декадентской среды. Его внимание привлекала современность, но он не находил новых тем для ее отображения. Это мнение подтверждается высказываниями самого писателя: «Я исчерпал тему воспоминаний и вплотную подошел к современности. И тут я потерпел крах. Повести и рассказы о современности были неудачны, нетипичны»[434]. В это время Толстого интересовала тема «маленького человека», которая стала центральной в ряде рассказов («Лихорадка», 1910; «Казацкий штосс», 1910; «Туманный день», 1911; «Родные места», 1911; «Клякса», 1912; «Трагик», 1913 и др.). Вероятно, именно с женскими персонажами была связана попытка писателя найти новую тему и героя.
При создании женских образов писатель также опирался на литературную традицию. Так, например, наряду с главным героем, спившимся актером-трагиком Кривичевым, значимым в рассказе «Трагик» становится образ присматривающей за ним Машеньки, с которой связаны два литературных образа: шекспировской Офелии и героини блоковского стихотворения «Девушке (Ты перед ним, что стебель гибкий…)» (1907). В одной из сцен Кривичев произносит слова, отсылающие к речи Гамлета из 1-й сцены III акта, обращенной к Офелии: «Офелия, иди в монастырь! Иди в монастырь. Не отпирая дверей ‹…› А если он, со зверской лаской, ворвется в девичью обитель, ты шаль свяжи на девственной груди и тайно в узел спрячь иглу»[435]. Трагическую гибель героине предвещает отсылка и к упомянутому стихотворению А. А. Блока о противостоянии девушки грубому любовнику:
Ты перед ним — что стебель гибкий,
Он пред тобой — что лютый зверь.
‹…›
А если он ворвется силой,
За дверью стань и стереги:
Успеешь — в горнице немилой
Сухие стены подожги.
А если близок час позорный,
Ты повернись лицом к углу,
Свяжи узлом платок свой черный
И в черный узел спрячь иглу ‹…›[436].
Блоковское стихотворение в контексте размышлений актера-неудачника Кривичева об актерстве и сам образ спившегося трагика, который представляет Гамлета героем-любовником, современникам Толстого могли напомнить знаменитую статью поэта «О театре» (1908). В ней выведен «актер, у которого не осталось за душой ничего, кроме биения здоровым кулаком в хриплую грудь», готовый «превратить принца Гамлета в грустного красавчика…»[437]
В рассказе «Трагик» свидетелем конфликта между Кривичевым и Машенькой становится кухарка, которая рассказывает о том, как «барин за барышней с ножом по всему дому бегал…»[438]. «Барин, говорит, у нас — трагик… Это что-то очень мудреное…»[439] — так завершается рассказ о жизни обитателей заброшенного дома. А в дневнике Толстого под заглавием «Рассказ Валетки» говорится «об актере, напившемся до белой горячки. Как она увезла его в номер. (На извозчике, борясь, выдернула воротник). Как сдерживала его бред, действуя волей. Потом, после больницы, он не отходил от нее, хотя и боялся»[440].
«Трагик», как и другие рассказы этого периода, основан в том числе и на записях Толстого, зафиксировавшего истории Валентины Владимировны Успенской — актрисы передвижных театров, прозванной Валеткой, — с которой писатель познакомился также в Коктебеле весной 1911 года. Она, вероятно, могла послужить одним из прототипов героини рассказа «Маша» (1914). Об этом можно судить по многочисленным дневниковым записям Толстого, озаглавленным «Рассказ Валетки»:
Валетка рассказала Соне жизнь. Из института вышла замуж. Была совсем наивна. Спустя пять лет ученик рисовальной школы поцеловал ей руку. Она, взволнованная, рассказала об этой измене мужу, на мужа такая чистота произвела большое впечатление, он рассказал, что изменял ей постоянно. Предложил условие — жить свободно, но только рассказывать. Вскоре одна барышня потребовала их развода. Они разошлись. Валетка уехала в Париж. Полюбила художника, жила как с мужем, кормила его, одевала; художник влюбился в танцовщицу. ‹…› Уехала в Петербург, поступила в бродячую труппу. Жизнь кончена. Она еще любит художника[441].
Маша, героиня рассказа Толстого, тоже была честной с мужем и призналась ему, что позволила знакомому поцеловать руки. Растроганный ее простодушием и наивностью, муж «принялся хохотать» и рассказал о своих изменах. «После этого я долго хворала, — признается Маша, — и, наконец, мы условились быть совсем свободными»[442]. Главным требованием мужа, как и в случае с Успенской, было «ничего не скрывать»: «Предложил условие — жить свободно, но только рассказывать»[443].
Следующая запись в дневнике Толстого от 26 июня 1911 года также непосредственно связана с началом рассказа:
Валетка пошла на бал, муж сказал: «Если я тебе дороже других, приходи в час» и тоже ушел в другое место. Валетка вернулась в три. Дома никого, темно. Вошла в залу, открыла электричество: на диване лежит муж, лицо белое, глаза закатились, приподнялся и запустил в Валетку канделябром, потом другим, она упала без чувств[444].
В рассказе муж просит Машу вернуться с бала не позднее часа, она возвращается в четыре утра, тогда Притыкин бросает в жену канделябр, но промахивается. Ушедшая от мужа Маша долго бродит по Москве и попадает в публичный дом, откуда уезжает кататься с гостем, Базилем. Сцена в экипаже, когда Маша видит его ужасное лицо, связана с записью Толстого, озаглавленной «Рассказ Валетки»: «О встрече с американцем. Как поехали к нему, его лицо на извощике. Она заснула на диване утомленная. Еще раз раскрыла глаза. Он, опершись на кулак подбородком, не мигая, глядел на нее»[445].
Замысел рассказа 1914 года «Маша» об ушедшей от мужа женщине, блуждающей по городу и в поисках жилья оказывающейся в публичном доме, может быть связан и с дневниковой записью Толстого, которая озаглавлена «Сон»: «Марг<арита> Вас<ильевна> сняла комнату в публичном доме. Все время молится богу, утром у нее гости, и девки пьют кофе, который она благословляет»[446]. В дневнике речь идет о художнице Маргарите Васильевне Сабашниковой, жене друга Толстого, поэта М. А. Волошина. Описывая парижские приключения апреля 1913 года, Толстой также упоминает о случаях, когда он с пейзажистом Н. В. Досекиным искал комнаты, а с художницей и гравером Е. С. Кругликовой «попали в дом свиданий у вокзала»[447].
На тональность всего повествования о трагическом положении женщины в обществе в начале
