Дом неистовых клятв - Оливия Вильденштейн

Я не просто обезумела; я озверела. А особенно после того, как осознала, что магия у меня в крови не действует на прутья клетки. В течение двадцати двух лет я убеждала себя в том, что можно жить без способностей и оставаться в живых. И это не изменить. Особенно теперь, когда я стала бессмертной.

И если мои мать и бабка смогут избежать смерти, то со мной всё будет в порядке.

Неожиданный раскат грома озаряет в мои тёмные мысли. Краем глаза я замечаю вспышки молнии.

— Ты должен был перенести его на Шаббе, за магический барьер, когда у нас была такая возможность, Киан. Он приговорит нас всех.

О, боги, Бронвен? Я хочу выкрикнуть её имя и спросить о Лоре, но так я только привлеку внимание своих стражников.

Из-за дяди мне не видно грозу, которую создал Лор. Я вижу только его бледное лицо, покрытое чёрным раскрасом.

— Аh’khar, ты действительно думаешь, что если бы я тебя потерял, я остался бы за этой стеной?

— Я понимаю его…

Она, должно быть, наконец-то почувствовала моё присутствие, потому что втягивает ртом воздух и говорит:

— Торопись, Фэллон. Торопись.

В её голосе слышится столько муки, что моё сердце переворачивается в груди и перестаёт биться, а я сама не только покидаю видение, но и врезаюсь в решётку своей клетки, чем создаю такой переполох, что эльфы и фейри в погребе начинают смотреть на меня с раскрытыми ртами.

Я стараюсь подняться, но мои руки так сильно вспотели, что пальцы соскальзывают, и я плюхаюсь на матрас.

— Сахар. Мне нужен сахар, — хрипло говорю я.

Мне он не нужен. По правде говоря, может, и нужен, но больше всего на свете мне сейчас нужно вернуться к Бронвен.

Я прокручиваю её слова несколько раз у себя в голове, обдумывая каждое. «Он приговорит нас всех».

Приговорит… То есть, ещё не приговорил.

Несколько воронов может быть и пали от обсидиана, но ни один из них не пал от шаббианской крови.

Ни один, твою мать.

Я держусь за эту оптимистичную мысль, пока погреб снова не исчезает, но на этот раз, когда я оказываюсь в полной темноте, в ней нет Бронвен.

ГЛАВА 27

Несмотря на то, что Като покидает меня, чтобы отдохнуть, он никогда не отсутствует больше чем несколько часов. Но мне ещё предстоит выяснить, кому он не доверяет: мне или своим солдатам.

— Я бы хотела искупаться, — говорю я после очередной смены караула.

— Я не уполномочен выпускать тебя из клетки.

Като прислоняется к чёрной стене и чистит апельсин перочинным ножом, а дольки тайком подкидывает мне с помощью магии воздуха.

— Почему?

Я знаю почему, но хочу услышать это от него.

Он ничего не отвечает.

— Где Данте?

Не то, чтобы я хотела увидеть короля фейри, но мне любопытно, что он задумал.

— Как его глаз?

Когда Като не отвечает, я спрашиваю:

— А что с Юстусом? Куда он ушёл?

Мой стражник сосредоточился на своем фрукте, лишь бы не встречаться с моим пристальным взглядом.

— Ох, Като. И что, по-вашему, я буду делать с этой информацией? Я, мать вашу, пленница.

Его молчание продолжает затягиваться.

— Кто знал, что вы такой молчун?

— Ты можешь общаться с Небесным королём с помощью телепатии, и ты ещё спрашиваешь, почему я не могу поделиться с тобой секретной информацией?

— Не когда я окружена…

Когда его брови начинают приподниматься, я говорю:

— Хорошо. Да, я могу это делать.

Он, очевидно, не знает, что конкретно произошло, когда я отключилась.

— Вы меня раскусили.

— Мы можем поговорить, но не о политике Люса.

— Хорошо.

Я сдуваю грязную прядь волос с лица.

— Как там Мириам?

— Думаешь, твой король не пришёл бы тебя навестить, если бы с ней что-то случилось?

— У моего короля ужасная аллергия на обсидиан, так что я сомневаюсь в том, что он сможет нанести мне визит, если только Мириам не разрушит этот уютный подвал.

Като опускает глаза на полоску кожуры в виде идеального завитка, а на его челюсти дёргается мускул от раздражения.

Вообще-то, я тоже раздражена. Я устала ничего не делать, а только лежать на матрасе. Он такой поношенный, что его основание сделалось твёрдым, как камень. А ещё я устала ходить вдоль периметра этой крошечной клетки, точно дикая кошка. Чем я и занимаюсь в данный момент.

Неожиданно я перестаю ходить кругами, точно безумная, потому что мне в голову приходит одна мысль: что если существует магический знак, который может расколоть камень и разрушить эту подземную крепость?

Но ещё одна мысль мгновенно вытесняет первую: если такой знак существует, то Мириам уже должна была его использовать. Никто в здравом в уме не захочет сидеть в тюрьме. Но опять же, есть вероятность, что Мириам выжила из ума. Ведь её держали в заточении — тот тут, то там — более пяти веков. Такое могло бы расплавить даже самый крепкий мозг.

Но… что если? Ох, уж, этот неиссякаемый оптимизм. Но если я от него избавлюсь, тогда мне останется только отчаяние, а я не хочу становиться женщиной, которая оплакивает свою судьбу.

— То существо, что ты зовёшь королём, в данный момент убивает тысячи невинных людей. Нам пришлось объявить комендантский час, чтобы защитить наш народ, так как вороны становятся практически невидимыми ночью, особенно, когда они, мать твою, превращаются в дым.

Кажется, это первый раз, когда я слышу неприличное выражение из уст Като.

— Солдаты сейчас стоят на каждом мосту, на каждой улице! Я понимаю, что тебе тут ужасно не нравится, но пойми, что это для тебя сейчас самое безопасное место.

Я смотрю за тем, как его грудь вздымается и опускается множество раз, после чего разрешаю себе ответить:

— Като, я люблю и уважаю вас, потому что вы всегда были мне другом, но, пожалуйста, очень вас прошу, снимите ваши чёртовы шоры!

Его лицо, которое смягчилось в начале моего предложения, морщится, и почищенный апельсин падает к его ногам, забрызгивая всё вокруг капельками сладкого сока, который наполняет спёртый воздух своим ароматом.

— Вы когда-нибудь встречали воронов? Говорили с ними? — спрашиваю я.

Его губы сжимаются, а взгляд становится жёстким.

— Можно подумать эти существа разрешат мне с ними разговаривать… Они отрывают головы ради забавы.

Несмотря на то, что я понимаю, как работает промывка мозгов, его ограниченность всё равно меня поражает. Мне хочется совсем сменить тему, но поскольку я завладела его вниманием, и вокруг никого нет, я спрашиваю:

— В ту