Дом неистовых клятв - Оливия Вильденштейн

она отдала Регио то, чего он желал больше всего — кровную связь.

Юстус проводит пальцем по пересекающимся кольцам, который украшают его ладонь и ладонь Мириам.

— Это был единственный способ сохранить от него в тайне ту силу, которой она его наделила.

— И это сработало?

— Да. Он пускал Мириам кровь в течение многих лет. Носился с сосудами, наполненными её кровью, думая, что это его единственный способ колдовать. Проблема в том, что он передал свою силу сыну, Андреа, а Андреа передал её своему сыну.

Святой Котёл…

— Значит, Данте не нужно было жениться на мне, чтобы начать колдовать?

— Нет. Но теперь он не сможет этого делать без использования твоей крови. Он в ловушке.

— Как и я.

— Прости, Фэллон, но мы не могли допустить, чтобы он узнал о своей магии.

Я сжимаю губы. Я понимаю ход их мыслей, но готова ли я принять то, что меня заставили заключить магический союз с безумцем? Нет, твою мать!

— К тому же мы не могли допустить, чтобы он умер от клинка кого-то другого, иначе Котёл никогда не простит Мириам и останется закрытым.

— Закрытым?

— Я разве не говорил, что Котёл был в таком гневе, что закрылся ото всех?

— Эм, нет.

— Я слышал, что ты хотела снять обсидиановое проклятие воронов, нипота. Только Котёл может это сделать.

— Есть ли в Люсе что-то такое, что может укрыться от ваших широких ушей?

Он улыбается.

— Вам надо уходить, Юстус.

— Даже если бы я не поклялся Бронвен защищать тебя, я бы не смог тебя оставить, Фэллон. Ты, может быть, мне и не родная, но это никогда меня не останавливало. Молча, издалека, я наблюдал за тем, как ты расцветала, и я испытывал такую гордость, видя, какой сильной женщиной воспитала тебя Церес.

Моя грудь наполняется теплом и ударами моего сердца.

— Многие могли бы с этим поспорить и назвать меня бесполезной.

— Бесполезной? Ты прокралась через всё королевство, когда за тобой по пятам гналась целая армия, и не только осталась жива, но и победила.

Его глаза сверкают, точно поверхность моря на солнце.

— Когда я появилась при дворе Марко, я не заметила, чтобы вы мной гордились.

— Я запаниковал, так как боялся, что Марко тебя убьёт, — шепчет он, и огонёк в его глазах пропадает.

Кто бы мог подумать, что Юстус Росси такой эмоциональный? Я бы никогда не подумала, а бабушка и подавно. Она рисовала его таким чёрствым человеком, что я сомневаюсь в том, что она видела эту его сторону… но разве это возможно? Зачем бы он стал показывать её мне, если не делал этого с женщиной, с которой построил семью?

И точно молодое деревцо, которое сбрасывает кору в преддверии весны, я избавляюсь от всей той ненависти, что я испытывала к Юстусу Росси в течение долгих лет.

— Ещё один вопрос. Где спрятана моя мать?

Неожиданно Юстус выпрямляет шею и отступает от меня на шаг. И только тогда я чувствую чьё-то сердцебиение. Я смотрю на вход в клетку и замечаю тень, которая появляется на каменном полу, точно пена на берегу моря.

— Раз уж ты здесь, Ластра… — Юстус склоняет голову на бок, с его лица сошли все следы нашего разговора, — сделай что-нибудь полезное и сплети Фэллон лестницу, чтобы она могла вернуться в свою клетку.

— Пожалуйста, генерали, только не клетка. Просто заприте дверь в погреб.

— Возвращайся в клетку. Немедленно!

Его дыхание такое резкое, что прядь моих волос взмывает в воздух. Но его глаза остались мягкими, и в них читается мольба.

Его поведение так резко меняется, что я хмурюсь. Он, должно быть, беспокоиться о том, что Ластра доложит о его странном поведении, но запирать меня в клетке — это слишком.

Он хватает меня за руку и притягивает к себе, когда солдат сосредотачивается на плетении лестницы.

— Она непроницаема для магии, — бормочет он мне в ухо.

Верно. Като упоминал об этом.

— И, Ластра, переместите в клетку её матрас.

Мужчина кивает и поднимает жалкое подобие кровати наверх при помощи своей маленькой лестницы.

— Убедитесь в том, чтобы она не получала никакой еды или воды. Её надо проучить за то, что она сделала.

Мой дед такой прекрасный актёр. Даже я поверила в то, что он меня презирает.

— Если я умру от истощения, я буду мало чем полезна королю-циклопу.

Юстус одаривает меня испепеляющим взглядом.

— Не говори в такой манере о своём муже!

Я пытаюсь сказать ему взглядом, что мне крайне не нравится то, что он столь серьёзно отнёсся к своей роли моего мучителя.

— В клетку. Сейчас же.

Я фыркаю, после чего разворачиваюсь и иду в сторону самодовольно улыбающегося Ластры, которого явно убедила игра Юстуса. Обойдя его, я не могу удержаться и показываю ему неприличный жест, а ещё обзываю «гнойной язвой».

— Осторожнее, стрега… — тихо говорит он.

— А то что? — огрызаюсь я, когда дохожу до ненавистной мне клетки. — Ты меня ударишь?

Его взгляд становится жёстким, как камень.

— Кому-то пора уже это сделать.

— Что это было, Ластра? — голос Юстуса гремит над длинными рядами бутылок.

— Ничего, генерали.

Я одариваю испуганного солдата ледяной улыбкой и добавляю:

— Лоркан вдоволь с тобой повеселится.

— У твоего Лоркана минус три птицы.

Зелёные глаза Ластры мерцают, точно пламя в канделябрах.

— Ещё два ворона, и Люс освободится от воронов. Навсегда.

Я так резко поворачиваю голову к Юстусу, что у меня хрустит шея.

— Это правда?

Глаз Юстуса дёргается.

— Лоркан Рибав не мог удержаться и лично отправился на твои поиски. Мы не могли и мечтать о лучшей приманке. А теперь закрой дверь.

Я настолько занята поисками правды в выражении его лица, что не могу заставить себя схватиться руками за прутья решётки.

Поток воды из ладони Юстуса захлопывает дверь моей клетки. А я остаюсь моргать промокшими ресницами, глядя вслед его удаляющейся фигуре. Я стираю с лица капли и выкрикиваю его имя, но он не возвращается.

Он так надолго оставляет меня томиться в этой клетушке, что я боюсь сойти с ума. Вероятно, это было частью его плана, так как несколько часов спустя, когда возвращается Като, чтобы сменить того полудурка, с которым оставил меня Юстус, мне до безумия хочется вонзить клинок не только в шею Ластры, но и Данте.

Люс никогда не будет принадлежать ему.

Никогда.

Я заставляю себя перенестись в Небесное королевство с помощью единственного способа, который у меня остался — глаз Бронвен — но, как бы я ни пыталась, я остаюсь внутри своего тела, которое кипит от