Дикая стая - Эльмира Нетесова

— Не повезло тебе, — посочувствовал Гоша и добавил, — с дедом… А мокрушников и на зонах не жалуют. Все на них отрываются, потому что не верят и за себя боятся. Ведь, убив однажды, повторит такое, уже не сморгнув, спокойно. Ему все равно, нет жали и страха, человеческое потеряно. Оттого даже махровые воры сами не урывают, берут в дело мокрушников. Они не всегда годятся, но в крайнем случае бывают нужны. Вот ты сам убивал людей? — спросил Гоша Рогачева.

— Нет, и не пытался!

— Значит, жив в тебе и нынче жалостливый мальчишка. А я хоть и не мокрил, но любил махаться. На воле или на зоне кулаки всегда держал наготове и пускал их в ход, не зная выходных и праздников. Скольким рыла на задницу свернул, вбил зубы в жопу, скольким ребра поломал, со счету давно сбился.

— Подраться и я полюбил. Тому быстро научили в ментовке! С первого дежурства кулаки тренировал. Когда диплом получил, уже готовым ментом стал. Борьбой увлекся классической.

— Да борьба — это хренатень. Она в жизни не годится. Любой зэк даже самого классного борца шутя в штопор скрутит.

— Брехня! У меня из КПЗ трое слиняли. Опера поймали. Я сам вломил всем троим. Мало никому не показалось! — похвалился Стас.

— В кабинете тыздил! А это все равно, что драться в наручниках. Опера — на шухере. Чуть перегни кенты, твоя стрема их живьем урыла б. К тому ж ты в своем кабинете, да еще начальник! Вот если в тайге, да нюх в нюх, без «шестерок», никого не одолел бы! Клянусь волей! Иль кентов не знаю? Они откидываясь, зубами в горло вцепятся, но не уступят! Тут же либо шушера подвернулась, либо слепил в уступку тебе!

— Все было по-честному! — спорил Рогачев.

— Себя убеждай, сколько хочешь, меня — никогда!

— Гош, а почему ты с пограничниками сдал?

— Не услышал и не увидел их. Они сзади налетели, как шакалы, я не ожидал. Проводил Олю до- устья, она в Октябрьский поехала, к себе собирался вернуться. И тут эти головастики. Им внезапность помогла, иначе бедными они были бы.

— А тебя часто били? — спросил Стас.

— Случалось, перепадало. Чаще в детстве колотили, потом отмахиваться научился.

— Я тоже получал, пока в рядовых служил. Кто только не наезжал! Все на мне свои кулаки чесали. Когда борьбой занялся, раскидал козлов. Забыли все и перестали считать меня тренировочной грушей.

— Это хорошо, что мужиком живешь, умеешь за себя постоять. Но сила твоя не в знании борьбы, а в том, что осталось еще от деда! Понял?

— Нет, не дошло, — приподнялся Рогачев на локте и внимательно посмотрел на поселенца.

— Экий тупой! Ну, вспомни нашу первую встречу и потом, когда водовозом устроил. Помнишь, что ты сразу сказал мне: «На кусок хлеба всегда будешь иметь!» — улыбался Гоша. — Скажи, кого другого тревожило б, будет у меня на жратву или нет? Да и потом, когда поселковые хвосты на меня поднимали, писали кляузы, ты им не поверил. Не отправил обратно на зону. И очень часто защищал меня. Хотя, кто я для тебя? Такой же бездомный пес, каких было много в твоем детстве. Спасибо деду, что вырастил тебя таким, какой ты есть.

— Гош, у всех имеется свое кредо. А я считаю, что отрываться на таком как ты, не только недостойно, но и грешно. Я все хочу спросить, как работал бы ты, став свободным? Так же или иначе?

— Ну, прежде всего, ежели по совести, слинял бы из рыбнадзора, куда угодно, потому что очень мало платят. Ведь я — мужик! Весь век не буду жить один, семья нужна. Ну, скажи, какая шибанутая согласится, узнав про мою получку? Никакую не уломаю. Потому смоюсь разом, едва освобожусь.

— А разве у тебя никого нет? Поселковая молва уже много раз женила тебя, а ты все сиротой ходишь. Иль еще не приглядел? — хитровато оглядел Стас Корнеева.

— Я не спешу. У меня еще есть время, — ответил поселенец уклончиво и спешно перевел разговор на другую тему. — Видишь вон тот лесок? Да с сопки распадок сбегает к самой реке? Там у меня шалаш стоит. Мое место отдыха. Хорошее и спокойное, очень тихое. Вот там мы с тобой рыбачить будем, поставим коптилку. И недели на две от всех заляжем на дно. Я, конечно, буду вылезать ночами, гонять разбойников-браконьеров, а ты хозяйством займешься, чтоб всю зиму те две недели вспоминал! Они тебе круглый год душу греть станут. Глядишь, и меня вспомнишь добрым словом…

— Ты живой, почему тебя вспоминать надо будет? Если нужно, я в любую секунду тебя сыщу, — удивился Рогачев.

— Мало ли что? Я после пограничников уже не зарекаюсь и не строю планы наперед. Не загадываю, — опустил голову Гоша.

Стасу стало не по себе, он позвал поселенца вернуться в поселок.

Инспектор не стал затягивать с отъездом, тут же спустился к лодке.

— Гош, подожди. Глянь, кто-то сюда шпарит! Видишь, лодка вышла из-за поворота? Погоди, дав глянем, кто объявился? — предложил Стас.

Поселенец подтянул лодку к берегу. Вдвоем он присели на траву, стали ждать. Лодка приближалась. В ней Гоша увидел троих, но различил только голоса. Мотор плохо справлялся с течением, и лодка шла медленно. Вот она поравнялась с инспектором.! От неожиданной встречи люди в лодке опешили. Это были поселковые: учитель начальных классов вместе с женой и сыном.

— Заруливайте, Николай Семенович, — предложил Стас, оглядев семью.

Учитель, покраснев до лысины, медленно подвел лодку к берегу.

— Засаду устроили? — спросил он скрипуче.

— Отдыхали. Уже собирались уезжать да вас увидели, решили дождаться! — ехидно улыбался Рогачев.

— Черт меня дернул! — тоскливо оглядел сети учитель.

— Вытаскивайте сеть, а сами — домой! Ваше счастье, что не поймали вас уже с уловом! Где б вы провели следующие два года? — качал головой Гоша, забирая снасти, и бурчал, — а все жалуются, что мало получают. Откуда на импортную сеть нашли?

— Целый год на нее копили, отрывали от зубов! И надо ж так! С первого раза поймались, — чуть не плакал учитель.

Гошка, не дрогнув, перегрузил его сеть в свою лодку и, пожелав семье счастливого пути, позвал Стаса. Подождав, пока лодка учителя отойдет подальше от них, сказал Рогачеву:

— Во, вишь, как подфартило? Можем сегодня не возвращаться в поселок. Опробуем мое местечко и сети. Не вертаться ж порожними! Жаль, вот только брезента нет, чтобы улов прикрыть.

— Опера привезут. Брякну им, доставят мигом! — успокоил Рогачев и попросил: — Дай им рыбы половить, а то неловко мне!

— Ладно, но с уговором, рыбу пусть не бросают на берегу!

— Ну, что ты, Гоша! Они ж ее на зиму солят. Кто ж выбросит? Я им головы сам поотрываю! — заверил Стас.

Он вышел на берег, едва лодка ткнулась в ивняк. Пошел к шалашу, но Гоша притормозил:

— Куда черти понесли? Пошли сетку поставим. Рыба, как увидит твою форму, офонареет. Скажут друг дружке: «Спасайся, братва! Главный легавый возник! Хана нам пришла», — и все разом в сеть попрыгают. Меня тут не боятся, привыкли как к катяху, а ты новенький. Влезай в лодку, закрепи второй конец сетки.

Поставили сеть, развели костер, на реке было пусто и тихо. Ни голоса, ни звука вокруг, только шум реки и плеск рыбы.

Гоша, перекурив, пошел глянуть сеть.

— Хорошо возьмем! — сказал, вернувшись.

— Спасибо тебе, — отозвался Стас тихо.

— За что?

— За все разом! И за это! — кивнул на сеть.

— Пусть она себя проявит, характер покажет, — отмахнулся инспектор.

— Ты смеешься? О сетке как о живой базаришь!

— Не хохочи, Стас, и у нее свой норов имеется. Вот уехал учитель, проклиная нас обоих, а это факт, сеть всю рыбу упустит и не захочет порадовать. Такое приключалось, — сказал Корнеев и продолжил, — у поселковых мужиков пять сетей забрал. Все новехонькие, первый раз их поставили, но только одна ловила. Остальные сразу прохудились на плывуне, на корягах. В руках рассыпались, будто ими десяток лет пользовались. Если б сам не отнял, не поверил бы! Вместо рыбы, а косяки шли хорошие, сплошные

лохмотья и обрывки подняли. Короче, не захотели служить чужим рукам, проклятье повисло на все! С пустыми руками вернулся, — вспомнил человек. — Глянь, кажется, пора поднимать сеть! — позвал Стаса Корнеев, сам заскочил в лодку. — Готово! — стал вытаскивать сеть в лодку и не справился с тяжестью, кувыркнулся в воду, выпустил сеть, вместе с нею ушла! в реку рыба.