Дикая стая - Эльмира Нетесова

— Знаю, Гоша, но снится он мне каждую ночь. И все прощения просит, говорит, что теперь люб даже больше, чем раньше. Ведь мы долго встречались, а вот пожили мало. Наверное, я была не то которая нужна ему. Потому не сложилось у нас. И Степушка совсем не помнит, забыл отца.

— У всех своя судьба. Я тебе другое хочу предложить: присмотрись ко мне, корявому. Может, еще сгожусь на что-нибудь? Что нам терять? Оба одиноки, биты жизнью и устали от сиротства. Втроем, глядишь, полегче станет дышать. Я не предлагаю тебе прямо нынче ответить. Прошу, обдумай, обмозгуй Конечно, сложно тебе решиться на меня, ведь я: поселенец, полузэк. И мало ли что может случиться А еще вкалываю инспектором. Ох и не подарок «пахота», но надо удержаться. Выбора нет. Я — не вольник, куда определили, там и работаю. Хорошего мало. Но решать тебе, — глянул на бабу.

— Гоша, я не одна. И дело не во мне. Сможешь ли стать отцом Степушке? Не отчимом, не временным хахалем, а навсегда признать его своим сыном? Ведь ты о том еще не думал, а для меня это главное! Пока ты не с нами, сын все время тебя вспоминал. Но он еще мал. Как сдружитесь и сживетесь? Тут не только я, но и ты себя спросить должен. Слышала от поселковых, вроде после поселения ты хочешь на материк уехать насовсем. Выходит, на мне поджениться вздумал, но я не хочу такого. Уж если сойдемся, то навсегда!

— Выходит, прежде чем решить что-то, условия ставишь мне? — сверкнули глаза Корнеева.

— А ты себя на мое место поставь, точно так заговорил бы. Ведь не в тайге, середь людей живем. Кому охота, чтоб все вокруг грязью поливали нас с сыном? Этого мы со Степой по горло нахлебались, — опустила голову, и задрожали бабьи плечи от

глухих рыданий. — С неделю назад старший брат Мишки Сазонова заявился к нам в дом и стал требовать: «Верни деньги, которые твой мужик в долг у меня взял на дорогу. Обещал выслать, до сих пор не прислал ни копья! Теперь вовсе не получу. Пришили его вконец. А кто мои деньги возвернет нынче? Ты его жена, вот и отдай мое!». Я ответила, что нет у меня денег. Он потребовал расплатиться натурой. С ним и с Мишкой по очереди весь месяц блудить. Я отказалась. Он пригрозил, что убьет Степку, — рыдала баба. — Чуть не убили мальчонку за долг…

Гошку трясло от злости. Ему вспомнились красные опухшие лица братьев Сазоновых. Наглые, горластые мужики вели себя вызывающе, высокомерно. Ни с кем в поселке не здоровались и не дружили. С соседями не общались. Они жили замкнуто, не приглашая к себе гостей. Из их большого бревенчатого дома часто доносились звуки громких попоек. Что было их причиной? Очередное рождение или смерть? О том не знал никто.

Поселенец часто привозил им зимой воду. Братья сами быстро вычерпывали ее из бочки, переносили в дом, никогда не приглашали Георгия войти, ни разу не благодарили за воду, наверное, не знали или не умели это делать.

Гошка о Сазоновых слышал от их соседей. Там не только люди, даже собаки брехали в сторону того дома и, не имея возможности достать зубами ненавистных соседей, мочились в их сторону, поливая зловонием кусты и забор.

Даже дети старались не играть вблизи их дома. Косились на него с опаской и скорее убегали прочь от мрачных, темных окон, смотревших на свет всегда наглухо зашторенными окнами.

Став инспектором, Гоше еще не довелось столкнуться с Сазоновыми. Не попались они ему на пути, но неприязнь к этим людям жила и копилась где-то в глубине души, и человек знал, что когда-то он с ними

встретится на узкой тропинке, понимал, что приятного общения не получится.

А тут еще Анна добавила. Вовсе в душе вскипел злоба. Человек подошел к окну, глянул на дом Сазоновых. Увидел дым над коптильней, решил проверить, не мешкая, и, нащупав пистолет в карман шагнул за калитку, направился к дому Сазоновых.

Гошка едва ступил во двор, как его окружила собачья свора. Они налетели кучей, грозя покусать изорвать в клочья непрошенного гостя. Никто не вышел отогнать их, провести человека в дом, защитить его от назойливых собак, и тогда поселянин решил отделаться от них одним махом. Достал и кармана пистолет и выстрелил в воздух. Псы мигом разбежались, попрятались, кто куда, повизгивали, рычали, скулили из своих укрытий, но высунуть нос наружу не решались. Почти тут же из-за дома вышли братья Сазоновы со своей хромоногой, самой скандальной и злоязычной бабкой.

— Хто тут бабахнул? Это ты, прохвост, стрельнул? — старуха кинула на Гошку сверлящий взгляд.

Поселенец не ответил, пошел за дом и тут же увидел коптилку, целиком завешенную рыбой.

— Значит, в три смены работали? — указал на рыбу подоспевшим Сазоновым. — Пошли составлять акт!

— Зачем? Мы рыбу привезли от родни, из Октябрьского!

Инспектор подошел к вешалам, на которых коптилась рыба, понюхал, посмотрел, рассмеялся:

— Хотите, скажу, где ловили, в какое время? Этот улов взят в устье Белой, ровно неделю назад. Солили без тузлука, в дубовой бочке. Ну, что не так определил? Могу добавить к тому, что эта пятая партия рыбы, которую коптите в нынешнем году.

— Во пройдоха! Он все это время следил за нами с кустов! — не выдержала бабка.

— Откуда знаешь? — удивился Михаил.

— Это моя работа! — отозвался Корнеев.

— Давай выпьем за нее! — предложили хозяева.

— Не могу! Я на работе, времени маловато, — отодвинул налитый доверху стакан. — Давайте сюда, хозяева! Не стесняйтесь! Составим акт на браконьерство и тихо расстанемся. Я передам акт куда положено, и дальше с вами займутся другие!

— Зачем акт?

— Давай поговорим! Мы что, не люди, не можем найти общий язык? — подошел к Гоше Михаил, сунул ему в карман деньги. — Думаю, останешься доволен. Не будешь обижаться на нас, — сказал улыбаясь.

— Ты что? Взятку мне дал? Ну знаешь, это уж круто! Два года — за рыбу, десять — за взятку! Однако много получается. Осилишь ли столько на зоне отсидеть?

— Шутишь? Кто от «бабок» откажется? Бери, пока даем. И расскочимся, забыв друг друга. Тебе что, рыбы жаль? Она не твоя. Ее много, на всех хватит! Не жмись, покуда самого не зажали!

— Вы мне грозите?

— А что ты базарил бы, окажись в наших штанах? — ухмылялись Сазоновы.

— Свои имею. Какие есть, потому чужие не ношу и не примеряю! Давайте сюда сыпьте! — достал бланк.

Братья и старуха переглянулись:

— Ты че, Гоша? Всерьез? Иль на лугу берешь? Мы свои, давай обнюхаемся! Чем хуже всех, кого отпускал с рыбой? Мы тоже поселковые, коренные, а вот ты у нас новый! Мы здесь — свои, а ты — чужой. Одумайся, пока не поздно. Тебя тут ни оплакать, ни похоронить некому. На кого наезжаешь и поднимаешь хвост? Тебе нужны враги в поселке? Нерест рыбы закончится осенью, а жизнь дальше пойдет. Как тебе в ней задышится?

— Что обо мне базарите? О себе печальтесь. Ведь место жительства вам менять придется. Слово даю,

зоны не минете! Уж я к тому все силы приложу! — вспомнились Степка и Анна.

— За что? — удивились Сазоновы.

— За все! — еле сдержался, чтоб не выпалить, начал писать акт.

— Сволочь! К нему как к человеку, а он хуже волчка! Все на горло прыгнуть норовит! — услышал злой голос бабки Сазоновой, стоявшей совсем близко.

— Инспектор краем глаза увидел, что оба брата ушли в дом.

«Конечно, акт подписать они откажутся. Ну что ж, обойдемся и так! Но в милицию звонить придется. Пусть хоть опера приедут Все официальные люди^ подтвердят, без них этим актом хоть подотрись», — достал сотовый телефон, поговорил с дежурным. Тот: пообещал прислать ребят.

— Заходи в дом, здесь поговорим! — внезапно открылась форточка в окне.

— Пообедаем вместе! — звали хозяева.

Они посчитали, что раз поселенец не уходит со двора, значит, он чего-то ждет. А что может ждать мужик, один во дворе, да еще в пасмурную погоду, когда вот-вот начнет темнеть? Над ответом долго не думали — фантазии не хватило. Примерили решение на себя. Когда инспектор отказался войти в дом, удивились. Закрыли форточку, а Гошка все равно не уходит. Сидит пугалом во дворе. И сколько еще торчать там будет? Уже все собаки с ним освоились, забыли страх, вылезли из укрытий. Обнюхали поселенца, чешутся рядом, виляют хвостами, прогонять его не думают.