Ночные окна. Похищение из сарая - Альманах «Подвиг»

— Погодите, — произнес я. — Соедините меня с Владиславом Игоревичем.

— Это можно! — Пилот вытащил из комбинезона «трубу», набрал номер. — Говорите.

— Что происходит? — спросил я у олигарха, услышав его голос за пару сотен километром отсюда. — Вы же должны были прилететь сами? И лишь для того, чтобы повидаться с Настей. Поскольку у нее сегодня день рождения. Только поэтому я и разрешил свидание. А вы…

— Да-да, — перебил меня Шиманский. — Я изменил планы. Хочу устроить ей праздник в Барвихе. Вас тоже приглашаю. Гости начнут съезжаться к вечеру. Так что не мешайте Мишелю.

— Нет, — твердо сказал я. — Анастасия не готова к общению с людьми, с такой… публикой. Вы хотите, чтобы у нее вновь наступил душевный слом? Она только-только стала приходить в адекватное состояние. Это невозможно.

— Не стойте у меня на пути, — пригрозил Шиманский. — Я вас в порошок сотру, дорогой зять. Что сказал, то и сделаю.

— Только через мой труп, — зачем-то вырвалось у меня. Но я был возбужден и зол. Что мне отнюдь не свойственно.

— Можно организовать и это, — пообещал тесть.

«И который же это будет по счету мой потенциальный убийца?» — подумал я. Вслух же сказал:

— Будьте благоразумны, Владислав Игоревич. Мы оба хотим Анастасии добра. Велите вашему нукеру отправляться в своем геликоптере обратно. Пусть попорхает где-нибудь над историческими памятниками Москвы. Авось не собьют.

В трубке наступило минутное молчание.

— Вот что мы сделаем, — произнес наконец Шиманский. — Я сам к вам приеду во второй половине дня. И мы решим эту проблему. А Мишель пока останется у вас.

— Только скажите ему, чтобы он не удалялся от своего вертолета дальше, чем на пятнадцать метров. Завтрак ему принесут сюда.

Я протянул трубку Зубавину. Тот выслушал босса и кивнул. Потом белозубо улыбнулся и нахально спросил:

— А симпатичные медсестры у вас тут водятся?

— Я вам пришлю одну, — пообещал я, имея в виду, разумеется, Параджиеву, которая как раз маячила у входа в клинику.

День начинался непредсказуемо и обещал быть бурным.

— За этим героем в шлеме и с пропеллером надо последить, — сказал Левонидзе, когда мы шли к дому, выразив и мою мысль. — Я знаю таких «крутых». Думает, раз за его спиной босс, то и он тоже ухватил черта за хвост. Это же надо набраться такой наглости! — прилететь одному и решить, что здесь можно всех отдубасить! Зря ты мне не позволил ему врезать.

— Что-то не помню, чтобы я тебе этого запрещал.

— Ну… я и так догадался. Тоже мне рейнджер техасский!

Видимо, самолюбие Левонидзе было сильно задето. Меня же больше волновало другое.

— Пилот ни при чем, — сказал я. — Он, кажется, славный парень. Даже понравился мне своей естественной простотой. Но подобные люди служат энергетической подпиткой для шиманских. Которые никогда не остановятся перед большой кровью ради своих целей. Вот они пошли и в который раз начали обгладывать Русь. Почему, за что?

— Ну и почему же? — спросил Георгий. — И откуда пришли?

— Потому что Россия красива, совершенна, в каком-то смысле, она манит, увлекает за собой, как таинственная Незнакомка Блока. Они даже любят ее за эту красоту и непосильные им загадки ее существования, предначертанное™ в судьбах мира. Но не могут ее не есть, не грызть, полагая, что, насытившись плотью, приобщатся и к ее духу. Станут также совершенны и прекрасны. Но это — как причастие в храме: нельзя наесться и напиться, забрав себе все просфорки и чашу с освященным вином, тело и кровь Христову. Негодно обжираться святыми дарами, думая, что чем больше — тем лучше, тем спасительнее. Будет несварение души. А пришли они, как всегда, из-за наших спин. Из-за христианства, как новые язычники. Об таких потрешься — загадишься. Заразишься, как этот прилетевший Карлсон.

— Тогда скоро заболеют все, — хмуро промолвил Левонидзе, пнув попавшуюся под ноги пустую пачку из-под сигарет, словно именно в ней было заключено все зло мира. — На сей раз России уже не выкарабкаться. Против нее — самая сильная супердержава вместе со своими гребаными шавками, вроде поляк и болгар. Даже хохлы с грузинами.

— Ты же сам грузин.

— Только этнически, а так я — русский. По образу мыслей, Саша. И по непредсказуемости, — добавил он, помолчав.

— Вот эта непредсказуемость нас и спасает, — заключил я. Потому что так оно и было во все времена. А до конца света еще далеко. Сроков, по крайней мере, не знает никто. И в этом великая мудрость мира, порождающая надежду.

— Эта зажигалка Бижуцкого и часики? — вспомнил вдруг я, услышав откуда-то из-за деревьев знакомое «кис-кис!» мадам Ползунковой: вдова упорно продолжала искать кошечку. Как бы не свихнулась окончательно.

— Я их уже вернул, подбросил ранним утром, — отозвался Левонидзе. — С Бижуцким все прошло гладко, его попросту не было в комнате. Зажигалку я сунул ему в башмак. Интересно только, где он гуляет ночи напролет? А вот с Аллой Борисовной произошла некоторая накладка.

— Что такое?

— Она спала. Но знаешь, кого я обнаружил в ее постели?

— Можешь не продолжать. Догадываюсь. У него «работа такая».

— Париса-Гамаюнова, — все же произнес Левонидзе. — Вот ведь стервец, пакостник!

— Не надо так, он болен.

— Он здоров как бык. Производитель. Даже имел наглость поздороваться со мной. Я показал ему кулак, положил часики на стол и удалился. Так и хотелось набить ему морду.

— Он крупный мальчик, — сказал я, а сам почему-то подумал, что вскоре эти часики и зажигалка вновь окажутся у меня в кармане. Кто-то надо мной просто издевается таким способом.

— Этот красавчик скоро перетрахает всех баб в клинике, включая Параджиеву, — заметил мой помощник.

— Что же — кастрировать его? — усмехнулся я.

— Почему нет? По крайней мере, насчет Ползунковой… как бы он не перебежал нам дорогу.

— «Нам»? — переспросил я, останавливаясь.

Левонидзе понял, что допустил оплошность, немного смутился, но отступать было поздно.

— Договаривай уж, — жестко сказал я.

— Я имею в виду, как бы она не переписала свое завещание на него, Гамаюнова, — ответил он, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Откуда ты вообще знаешь про завещание?

— Ну… знаю, и все.

— Ты подслушивал наш разговор с Аллой Борисовной в гроте.

Я угадал. Левонидзе лишь кивнул и проворчал:

— Случайно вышло. Нечего было так громко болтать! Из пещеры звуки разносятся далеко. Да и что в том особенного? Все равно это секрет полишинеля — мадам не умеет держать язык за зубами. Вскоре об этом только глухой не услышит. И я, честно говоря, даже обрадовался. Потому что нам нужны в клинику финансовые вливания, сам знаешь. Бюджет по швам трещит, кредиты не все выплачены. А я вроде бы твой младший компаньон, если ты еще не забыл. У меня доля акций.