Птицы небесные. 3-4 части - Монах Афонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какое утешение, отче? — не понял я.
— Хочешь батюшку навестить в «Кремлевке»? Ему сделали операцию на сердце, вставили батарейку. Теперь с ним можно даже общаться. Я у него недавно побывал… Ну так что?
— Еще бы, отец Пимен! — разволновался я. — А как же попасть к нему?
— Есть у нас знакомые врачи, они тебя проведут к старцу…
Мой друг дал мне телефоны докторов и сказал, что договорится с ними о моем посещении. Я в спешке собрал подарки отцу Кириллу: сотовый мед со Псху, который, по уверениям Василия Николаевича, «самый-самый», и пакет колотых грецких орехов. Врач, милая верующая женщина, привела меня в палату к старцу. Он лежал в больничной пижаме, худенький, бледный, с заострившимся носом. Но глаза его смотрели молодо и зорко.
— Благословите, батюшка! Я сильно за вас переживал… — Слова застряли у меня в горле. Молчание говорило само за себя. Старец рукой показал мне на стул возле кровати. Незнакомая мне келейница-монахиня вышла из комнаты, осторожно притворив за собой дверь. Достав из сумки угощения, я попытался скрыть свою боль и волнение за старца.
— Это, отче, сотовый мед со Псху. Самый лечебный, говорят. Вам очень полезно его отведать. Это грецкие орехи…
— Хорошо, хорошо, отец Симон. — Духовник набросил на себя короткую мантию и надел епитрахиль.
— Батюшка, вам же нельзя сейчас принимать исповедь.
Но отец Кирилл поправил меня:
— Можно, можно. Теперь буду долго жить…
Я посмотрел на него, полагая его слова обычной шуткой старца. Но он был строг и серьезен. Легкая печаль скользила в его словах:
— Рад бы уйти к Господу, да чада не отпускают. Устраивают совместные молитвы. Не понимают, что мне гораздо лучше выйти из тела и водвориться у Господа, как говорит апостол (2 Кор. 5:8).
На исповеди я, захлебываясь слезами, мучаясь и терзаясь, поведал, что теряю молитву и слабею душевно, не ведая, где же конец этим скорбям.
— Скорби — наши учителя, отец Симон, — наставил меня духовник, сняв с моей головы епитрахиль после разрешительной молитвы и присев на больничную койку. — Никогда не оставляй покаяния, никогда. Во всех наших испытаниях оно незаменимый друг и помощник. Исповедующихся много, а кающихся — мало, да… Церковь учит людей и ведет их к Богопознанию, а не к одной только нравственности, как ее понимает мир. Наша цель — постижение Бога, а исправление греховных привычек — это средство для обретения благодати. Поэтому покаяние состоит в изменении, исправлении себя, а не только в раскаянии в содеянных грехах. Чем крепче в нас добродетели, тем меньше у нас препятствий на духовном пути… Почему ты так приуныл при малейших затруднениях, отец Симон? — внезапно спросил старец.
— Грешен, батюшка, изнемог… — Я опустил голову.
— Не так нужно помышлять, отец Симон, не так… Тот, кто познал, насколько душегубительны страсти, понимает и то, что всякое зло, что есть в мире, исходит из нашего сердца, как его обиталища. По сути, понимая все это в полноте, мы обнаруживаем себя заживо в аду. Но такое разумение без помощи Божией выдержать человеку невозможно. Много скорбей у праведного, да… (Пс. 33:20).
— Так старец Силуан писал, что ему было откровение от Господа: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся,» — вспомнил я, не понимая, куда клонит отец Кирилл.
— Так, так, это все о том же… Необходимо крепко-накрепко запомнить, что всякие страсти, которым время от времени предается наш ум, подобны граду, побивающему добрые всходы в душе! Что есть причина скорбей? Страсти человеческие… С благодатью сердце освобождается от бремени мира сего и его страстей, постигая Христа в самом себе. Освобождение же от гнета страстей и есть бесстрастие. Если мы не теряемся сами и держимся за Христа, то никакое искушение не сможет сбросить нас в пропасть.
— Отче, дорогой, я полностью разбит и подавлен, не знаю, смогу ли я еще когда-нибудь приблизиться вновь к тому, как вы благословили мне жить, — утверждаться в непрестанной Иисусовой молитве. Мне кажется, что я ее теряю… — В сильном томлении духа сами собой изливались мои сокровенные душевные терзания.
— Когда ты болен и болезнь не проходит, помни, что она поистине послана тебе Богом для духовного обучения в искреннем смирении, поэтому не пугайся таких обстоятельств, возрастая в молитве, когда здоров. Если ты подавлен скорбями, напоминай себе, что твои несчастья пришли к тебе по твоим грехам для твоего упражнения в покаянии, потому сделай покаяние и обуздание ума своей духовной практикой. Неисходно следуй евангельским заповедям и взойдешь к полноте благодати Божией. Будь неизменно терпелив и через смирение придешь к Христовой Любви. Если молитва вошла в сердце, то ее уже не утратишь, даже если очень захотеть… Так говорили Глинские светильники Божии. Когда суровые обстоятельства ослабляют твое усердие, нужно всегда возгревать молитву, возгревать, отец Симон, чтобы она не остыла. — Старец приподнялся и приблизил ко мне голову. — Мир души, которому я учил тебя, со временем приводит к бесстрастию, а бесстрастие — это дыхание бессмертия… Истинная любовь во Христе приходит только в бесстрастии. Корень этого бесстрастия, или мира души, — смирение, плод — бесстрастная любовь. Стяжи бесстрастие, Симон, даже ценой своей жизни, ибо, утратив жизнь, обретешь ее во Христе. Сказано святым апостолом: Воля Божия есть освящение ваше (1 Фес. 4:3).
Я молчал, пытаясь осмыслить услышанное, затем сказал, волнуясь:
— Батюшка, родной, спасибо за наставление! Но я никогда даже не помышлял о том, что бесстрастие можно достичь таким грешникам, как я! Ведь это привилегия лишь великих святых, — в отчаянии выпалил я свое соображение, не решаясь взглянуть в лицо старца.
— А святые и бесстрастные откуда же брались? Из таких же грешных людей, как и мы… Ревнуй о бесстрастии, если желаешь узнать, что такое возлюбить Бога всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, — промолвил отец Кирилл, твердо и ясно выговаривая слова.
Но меня охватили сомнения.
— Отче, это стяжание бесстрастия в моем нынешнем устроении может растянуться на долгие годы… Успею ли я?
— Не на долгие годы, а на всю жизнь монашескую, отец Симон, должно стремиться к достижению бесстрастия. Разве страстная душа может возлюбить Бога и ближнего всеми своими помышлениями? Разве Христос любил страстно? Или страстно описание любви у апостола Павла? Помнишь, как сказано: Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1 Кор. 13:4:7) Именно поэтому любовь никогда не перестает… — Духовник устало откинулся на подушки. — Христос любил всех бесстрастно, как Бог, и сострадал всем, как Человек. Так и нам подобает стремиться к тому, чтобы уподобиться своим любящим сердцем Господу и прийти в меру полного возраста Христова! (Еф. 4:13) К примеру, отец любит своих детей всегда, что бы они ни совершали. Такова должна быть и наша любовь к людям, как одной большой семье! Так любит своих детей их Создатель — Бог, так должны любить и мы.
— А как живет бесстрастный в этом мире, батюшка? Мне это непонятно.
— У бесстрастного уже нет браней, у него остались только приражения. Учись шествовать по жизни духом, мой дорогой, да, шествовать духом… Если мы созданы Господом для совершенной любви, а продолжаем ненавидеть ближних, мы оказываемся вне Бога в то же самое мгновение. Благодать оставляет небрежного и покидает ненавидящего, но прилепляется воедино к тому, кто кроток и трепещет словес Божиих, Его заботы и милости… А искушений с домом не бойся! Если есть воля Божия, все получится… Бог тебя благословит, отец Симон! Кланяйся от меня Федору Алексеевичу… Как он там? Переживает? — Батюшка улыбнулся.
— Читает Евангелие, по четкам молится, как умеет. А переживает о вас, отче…
— Передай-ка ему от меня коробку конфет в утешение, а вот эту коробку тебе… — Старец вручил мне две большие коробки шоколадных конфет, перевязанных алыми лентами.
— Благословите, я эту коробку от вас братии привезу в скит, батюшка!
— Хорошо, хорошо… И братии дадим утешение! — Отец Кирилл нагрузил меня коробками сладостей. — С Богом…
Дома я торжественно вручил конфеты отцу:
— Папа, это тебе от батюшки!
Отец растрогался:
— Вот уж поистине дорог не подарок, а внимание…
В Сергиевом Посаде меня ожидал вызов на заседание горсовета. В большой комнате за длинным столом сидело человек десять ответственных лиц, рассматривающих документы по нашему дому. Началось голосование. Помощник мэра, властная деловая женщина, встав, неприязненно взглянула на меня: