Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе - Ронни Касрилс

Суббота и воскресение отводились для отдыха. В субботу после обеда мы играли в футбол с парой преподавателей, которые оставались в школе на эти дни. В тот вечер мы организовали барбекю[32] с начиненными специями немецкими сосисками и с изобилием чешского пива и ГДРовского коньяка. Это давало возможность расслабиться и ближе познакомиться друг с другом. На улицу вынесли проигрыватель и Сейисо начал танцевать под самую популярную в этот момент песню Боба Марли «Нет женщин, нет слёз».

— Мне очень нравится эта песня, — сказал он мне, закрывая глаза и сопровождая мимикой слова песни.

Некоторые другие товарищи начали танцевать и показывать мне последние веяния танцевальной моды из чёрных посёлков Южной Африки.

Преподаватели уже хорошо познакомились с нашими товарищами и подтрунивали над их сильными и слабыми сторонами, которые выявились в ходе учёбы. «Не закрывай глаза, Сейисо. Ты помнишь, что я велел тебе научиться спать, оставляя один глаз открытым».

Некоторые из членов обслуживающего персонала приходили пообщаться. У них было отдельное жильё на этой территории. Одна из поварих привела свою дочь, которой было лет 15–17, чтобы она познакомилась с товарищами и попрактиковалась в английском. Скоро она была окружена толпой поклонников, включая Сейисо, который начал подшучивать над ней. Я не обращал никакого внимание на происходящее, поскольку вечеринка шла полным ходом.

На следующее утро Сейисо попросил меня присутствовать на заседании руководителей группы. Он выглядел встревоженным. Остальные выглядели напряжённо и рассерженно. Я спросил, в чём дело. Комиссар группы, излишне тучный человек по имени Исмаил, объяснил: «Вчера было выпито слишком много алкоголя и товарищи опозорились с этой школьницей». Он пристально посмотрел на Сейисо: «Включая командира».

На какой-то момент я подумал, что она подверглась физическому насилию. Однако когда я стал разбираться дальше, всё, на что Исмаил мог пожаловаться, было только туманное упоминание о неприличном поведении. Когда я спросил, были ли жалобы на их поведение, в ответ было только неопределённое пожатие плечами. Я пообещал всё выяснить на следующее утро у директора и заседание было закрыто.

Позже расстроенный Сейисо заявил, что «никаких глупостей» по отношении к девочке не делал ни он, ни кто-либо другой из группы. Он сказал, что несколько человек, включая Исмаила, выступали против употребления алкоголя, хотя его принимали только по субботам и воскресениям и в очень ограниченных количествах.

— Это последствие восстания (1976 года), — разъяснил он, — когда студенты сжигали лавки, где торговали алкоголем, в знак протеста против того, что многие взрослые топили свои проблемы в алкоголе.

Вокруг товарищей в это воскресение витал дух подавленности. Даже обычно полный кипучей энергии Сейисо не хотел организовывать какие-либо игры и ходил со смущённым выражением лица.

Я почувствовал облегчение, когда в ответ на мой вопрос, который я первым делом задал директору в понедельник утром, он ответил, что ни от родителей девочки, ни от кого-либо из обслуживающего персонала не поступало никаких жалоб. С их точки зрения наши товарищи вели себя предельно хорошо. Когда я объявил об этом в классе, атмосфера сразу же разрядилась. Сейисо и другие скоро вернулись в свое обычное жизнерадостное состояние. Этот инцидент показал мне, какие противоречия могут легко выявиться внутри легковозбудимой группы молодых людей, ещё ищущих стабильности в мире.

Последние выходные с товарищами оказались самыми приятными. Нас свозили на экскурсию в Тюрингию (около границы с Чехословакией), где мы посетили исторические места, связанные с Гёте. Затем была памятная поездки в замок в Вартбурге, где Мартин Лютер перевёл библию на немецкий язык.

Субботу и воскресение я провёл в Берлине. Меня разместили в партийной гостинице. Это был скромный, но удобный отель, где Социалистическая единая партия Германии размещала своих гостей. Я провёл эти дни, осматривая достопримечательности в сопровождении гида или гуляя самостоятельно. На улицах чувствовался порядок и безопасность. Не было ощущения преступной атмосферы, не было ни попрошаек, ни бродяг. «Стена» без скрипучего «музыкального сопровождения», свойственного фильмам о «холодной войне», выглядела вполне заурядно. Везде были впечатляющие музеи, статуи, театры и открытые скверы: всё разрушенное войной было восстановлено. Мы не без удовольствия посидели за рюмкой на Унтер-ден-Линден, которая заканчивалась «Стеной». Туристы, приехавшие на один день из Западного Берлина, выглядели совершенно расслабленными. Везде были современные дома и хорошие магазины, что подтверждало тот факт, что ГДР имела самую быстрорастущую экономику из всех социалистических стран. Я быстро научился пользоваться метро, и на меня произвело сильное впечатление то, что билет стоимостью всего несколько пфеннигов позволял ехать в любом направлении.

Только на встречах с жителями Восточного Берлина — друзьями южноафриканских студентов — я узнал о циничном отношении к той форме социализма, которая строилась здесь. Например, Моника и её кружок, интеллектуальные отпрыски твёрдых коммунистов, были явно недовольны официальной линией.

Да, улучшение материальных условий жизни рабочих и крестьян было впечатляющим. Запад не мог угнаться за успехами в медицинском обеспечении и в социальных гарантиях. Но Моника и её друзья не принимали патернализма, контроля за свободой художественного творчества и однопартийной линией. Они были сторонниками Пражской весны и по крайней мере это привлекало меня.

Это были взгляды молодых интеллектуалов, которые никогда не принимали участия в борьбе. Но это были взгляды и их родителей, которые пережили концлагеря. Как и преподаватели в школе, старшее поколение утверждало, что прочная экономическая база и сильное социалистическое государство, которое может защитить себя от Запада, являются необходимыми условиями большей свободы.

Слабость последнего аргумента заключалась в механическом разделении между экономическим развитием и безопасностью с одной стороны и духовной свободой — с другой. Обо всем этом легко говорить в ретроспективе. Мои проблемы в то время усугублялись нашим недостаточно критическим отношением к противоречиям внутри этих стран Восточной Европы.

Дебаты в ГДР шли вокруг того, достигли ли они просто социализма или более продвинутой стадии. Поскольку социализм строился уже более 25 лет, и были достигнуты впечатляющие экономические успехи, было решено, что они достигли стадии «развитого социализма».