Улица отчаяния - Йен Бенкс

— Хмм, — промычал я скептически.

— Не веришь? — ухмыльнулся Дейви. — О'кей, вот будет следующая деревня, и мы попробуем что-нибудь отдать.

— Дейви, — начал я, — не устраивай здесь…

— Да нет, я вполне серьезно. Мы попробуем расстаться с частью наших денег. И посмотрим, кто их возьмет.

— Но я же говорил совсем про другое, а не о таком вот…

— Что так, что так, принцип один и тот же. — На пригорке показалась крошечная деревушка, и Дейви снова притормозил. — Ну вот, попробуем здесь. — Скорость «роллера» упала ниже сорока, впервые после Лондона. — Сделаем так, — ухмыльнулся Дейви. — Я попробую отдать эту машину, она для меня больше чем деньги. А стоит тысяч тридцать как минимум. Вот я и попробую от нее избавиться.

— Дейви, — вздохнул я, — кончай придуривать.

— Нет, нет. — Он выдохнул облачко серого дыма и притушил сигарету. — Я настаиваю.

Одним словом, мы остановились в этой деревушке, вышли на дорогу — послушать, как я тогда протестовал, вы бы подумали, что это моя машина, — и Дейви тут же направился к мужчине, подстригавшему живую изгородь перед маленьким, аккуратным домом.

— Извините, пожалуйста! — весело начал он, покачивая ключами с буквами «RR» на брелоке.

— Да? — выпрямился мужчина; лет пятидесяти, седоватый, в очках с толстыми линзами, он казался очень мирным и беззащитным.

— Вам нравится такая машина? — спросил Дейви, указывая на стоявший у обочины «роллс-ройс». Мужчина удивленно вскинул брови, а затем улыбнулся.

— Да, — сказал он, глядя на «роллер». — Да, она очень красивая.

— А вы хотели бы такую? — напирал Дейви.

— О, пожалуй, что да, только она мне не по…

— Она ваша, — сказал Дейви, протягивая мужчине ключи.

Тот взглянул на них, покачал головой, рассмеялся, но ничего не ответил. Не нашел, что ответить.

— Берите, — сказал Дейви, — я ведь вполне серьезно, я действительно хочу ее отдать. Берите ключи, а оформим все чуть попозже. Берите! — Он положил ключи на ладонь и буквально сунул их мужчине под нос; тот слегка отступил, неуверенно улыбнулся, взглянул на меня, на машину, обвел глазами дорогу и ближайшие дома, в том числе и собственный.

Я стоял, положив локти на не успевший еще остыть капот машины, солнце клонилось уже к закату; в теплом, как парное молоко, воздухе висела легкая дымка, ленивый, еле способный пошевелить листья ветер приносил горьковатый запах дыма. Тявкнула и тут же смолкла собака, где-то за холмами загудел поезд. Балфур все еще старался всучить мужчине ключи, но тот только улыбался, качал головой и озирался по сторонам. Я не мог взять в толк, и чего же это он высматривает? Жену свою, или еще кого, или просто опасается, как бы эту дурацкую сцену не увидели соседи?

Все оказалось и не так, и не так.

— Вы ведь из этой программы, да? — Мужчина напряженно хохотнул, приставил руку ко лбу козырьком и снова взглянул на дорогу, сперва в одну сторону, потом в другую. — Ведь да, — улыбнулся он Балфуру, — из нее? Из этой… как она там называется? Верно?

Дейви взглянул на меня. Я пожал плечами.

— Вы очень быстро догадались, сэр. — Дейви натянуто улыбнулся, вынул бумажник и протянул мужчине двадцатку. — Спасибо за ваше участие в программе.

Когда мы отъезжали, я снова взглянул на мужчину. Маленький, с растерянным лицом, он изучал двадцатку на просвет, в левой его руке были садовые ножницы.

Сияющий, как солдатская пуговица, Дейви лихо свернул с общественной дороги на щебеночный, обсаженный высокими тополями проезд; мелькнул новенький, бетон и стекло, ангар, за которым угадывалась взлетная полоса, еще немного — и покажется роскошный особняк.

— Ничья, — сказал я. — Ты все-таки заставил его взять деньги, двадцатку. Да и в любом случае это дурацкий пример. Абсолютно не относящийся к делу.

— Хрень это все, Дэнни, — ухмыльнулся Балфур. — Он отказался от тридцати косых. И даже сумей я всучить ему машину, думаешь, он перестал бы сомневаться и подозревать? В смысле, даже после того, как я переписал бы «роллер» на его имя. А если бы он в конце концов поверил в свое счастье, знаешь, что бы он думал обо мне? Знаешь, что думал бы он о парне, проявившем такую щедрость и великодушие? Он бы подумал: «Ну, видали вы таких идиотов?» — вот что он подумал бы, это уж я точно знаю.

Меня так и подмывало спросить, а если этот мужик с секатором ни за что бы ему не поверил, с какой такой стати должен верить я, но мы чесали со скоростью восемьдесят по узкой щебеночной дорожке, и Дейви заметно напрягся перед намечавшимся впереди поворотом, так что я вместо всяких разговоров просто зажмурился, вцепился обеими руками в сиденье и приготовился к резкому броску, крену и леденящему душу визгу покрышек.

Ощущение, что я… нет, еще не старый, но события несутся со все нарастающей скоростью, скорее всего, я просто перестал чувствовать себя молодым.

Той весной Дейви и Кристина отправились по окончании нашего европейского турне на Наксос [54], через неделю к ним присоединились и мы с Инес. Вилла, принадлежавшая организатору этого самого турне, стояла на одном из безлюднейших участков побережья, в ней имелись и джакузи, и все прочие роскошества, и, самое главное, не было телефона.

В комплект роскошеств входила и быстроходная яхта, но дипломированный пилот этим не удовлетворился, он давно уже говорил, что для хорошей экскурсии по греческим островам нужно располагать либо яхтой и парой лет свободного времени, либо удобной базой где-нибудь на Кикладах и гидропланом.

И вот теперь мечта Дейви сбылась. Он арендовал шестиместный гидроплан и через день катал нас на какой-нибудь новый остров. Я-то считал, что можно бы и помедленнее, что мы приехали туда специально, чтобы отдохнуть от жестких графиков и суматохи, а ночевать каждый день на новом месте, этого нам и на гастролях хватало, но Дейви придерживался иного мнения.

Мы посетили Крит, Родос, Тасос и даже Лефкас, расположенный в двух часах лета от Наксоса по другую сторону материковой Греции. Как мне кажется, Дейви повез нас туда, исключительно чтобы пролететь над Коринфским каналом (и под, конечно же, мостами: «Идиот сумасшедший! Так вот зачем ты закрасил сегодня регистрационный номер!» — «Не боись, краска эмульсионная, смоется мигом»).

Но были там события и поинтереснее. Как-то раз я начал пить с самого утра, быстро напился и уснул, а когда проснулся, рядом никого не было. На кухонном столе лежала записка: «Улетели в Пирей за парным (коровьим) молоком. Вернемся к ужину». Подписи не было, да и не требовалось — я сразу узнал почерк Инес.

Я поморщился на слово «коровьим» (молоко бывает козье и т.д., а коровье — по умолчанию), выкинул записку и достал из холодильника ломоть дыни. Затем я прошелся по гостиной, безнаказанно капая соком и раскидывая черные, скользкие семечки. Инес бы такого безобразия не допустила, сразу бы разоралась. Я сидел на веранде, закинув ноги на перила, и лениво смотрел на маленькую масличную рощу, на маленькую бухту, за которой открывался ослепительно синий, укутанный легкой дымкой морской простор. По неверной, мерцающей глади ползли крошечные белые пятнышки — паромы. Паромом до Пи-рея часов шесть, но самолет может смотаться туда-обратно за два.

Одиночество меня ничуть не угнетало, скорее наоборот, для разнообразия. Я прогулялся в верхнюю, на холме, деревню, посидел с кружкой пива под старым, причудливо скрюченным деревом, уставя зеркальные очки в море, частично скрытое нагромождением аккуратных, ослепительно белых домиков. Если долго смотреть в этом направлении, начинало казаться, что в мире нет иных красок, кроме синей и белой: предвечная синева тверди небесной и хлябей морских, древняя белизна известкой беленного камня. Из нижней деревни по крутой каменистой тропинке трудно взбирались ослики, груженные бутылями и огромными консервными жестянками. Откуда-то сзади появилась длинная, узкая кошка, села рядом и стала глядеть на меня; я заказал ей пирожное.

Кошка деликатно ела пирожное, я пил пиво и смотрел на бредущих мимо осликов, пытаясь себе представить — что это такое жить в деревне вроде этой. В одном из этих мест, где ничто никогда не меняется, где время застыло мерцающей, безбрежной гладью, а не бросается на тебя, не подхватывает, не несет в клочьях пены и в брызгах к мертвому, бесплодному берегу.

Последний раз, как я был в Пейсли, я узнал, что один из моих прошлых соквартирников погиб в автомобильной аварии. Я зашел к другому из них, сходил с ним в паб, там-то он мне и рассказал, а случилось это за два года до того. А еще мы с мамой устроили тогда поход в Глазго по магазинам, мама устала, и я отвел ее в кафе посидеть и подкрепиться, и там случилась одна из теток Джин Уэбб. Старушка подсела к маме поболтать и упомянула среди прочего, что Джин успела уже выйти замуж и что у них с Джеральдом девочка (я не расслышал имени), совсем еще маленькая, едва научилась ходить, ну такая прелесть, вы себе не представляете.