Улица отчаяния - Йен Бенкс

— Да. — Я посмотрел на темную, блестящую мостовую, а затем снова ему в глаза. — Да, тот самый.

Макканн кивнул, повернулся и побрел прочь.

Я стоял, держась за холодную ручку распахнутой дверцы, и смотрел на медленно удаляющуюся спину. Порывистый ветер бросал в яркие прямоугольники витрин мокрую, взвихренную крупу. Над черным зеркалом мостовой плыли огоньки фар и стоп-сигналов, под уличными фонарями широкими воронками завивался выхваченный оранжевым светом снег.

— Эй, Джимми [53], — окликнул меня водитель, — едешь ты там или нет? Холодно.

Я взглянул на него, смутное белое пятно в темноте кабины.

— Да.

Я сел в машину и хлопнул дверцей.

Глава 10

Ведь и захочешь что-нибудь отдать, так не получится. Чтобы доказать это, Психанутый Дейви попробовал как-то отдать свой «роллс-ройс».

Дело было накануне Трехтрубного тура (о чем я, собственно, тогда не знал). Мы только что свернули с шоссе и пробирались теперь тенистыми проселками к особняку Дейви, располагавшемуся в окрестностях Мейдстона. На дворе стояло жаркое лето… ну да, восьмидесятого. На следующей неделе мы улетали в Штаты, чтобы провести первый этап нашего мирового турне. Все последнее время мы с Дейви просидели в лондонском Ист-Энде, а конкретнее — в Степни, в арендованном нами складе, где устрашающая армия рабочих и техников накладывала последние мазки на сценическое оборудование, придуманное и изготовленное специально для этого турне, в том числе и на Великую Противоточную Дымовую Завесу.

Предыдущим вечером мы провели заключительное испытание этой хрени, и все работало на большой: и сама Завеса, и освещение, и лазеры, и магниевые заряды, и дымовые шашки — в общем, все. Еще мы приобрели новую акустическую систему, настолько громкую, что даже Уэс приутих. Я всем тогда рассказывал, что нашу старую купила одна абердинская компания для своей каменоломни; они направляют ее на гранитный утес и гоняют SexPistols на максимальной громкости: и дешевле динамита, и эффективнее.

Если вы видели тот наш комплект в работе, «Завесу» и все прочее, мне нет нужды объяснять вам, как это было здорово, а если не видели, значит, и не увидите. Все это хозяйство демонтировали и никогда больше не использовали после одной жаркой, душной ночи, случившейся в Майами месяцем позже.

— Ну, и что бы ты хотел сделать?

Задавая этот вопрос, Дейви скептически покачал головой. Затем он закурил и воткнул зажигалку в ее гнездо на приборной панели. Машина мчалась с головокружительной скоростью; кой черт, да в сравнении с ним Джасмин казалась спокойным, дисциплинированным водителем. Я благодарил небеса, что Дейви выбрал для поездки в Лондон «роллер» — машину и не такую быструю, и не такую хрупкую, как «малость проржавевшая» «дайтона», которую он подарил себе на последнее Рождество.

Дейви начал коллекционировать автомобили. «Роллс» не был лимузином его мечты, он страстно хотел заполучить «ЗИЛ» («Ну, знаешь, такая здоровенная черная хреновина, в которых ездят на прогулку эти ребята из Политбюро»), но как-то все не удавалось.

Я до предела затянул пояс безопасности, усердно себе вговаривая, что прочность и конструктивная надежность «роллера» позволяют расплющиться в лепешку с максимальными удобствами.

— Я в смысле, — повернулся ко мне Дейви, — что вот есть у нас кой-какие деньги, чертова уйма по сравнению с тем, на что мы когда-то надеялись, верно?

— Верно, — кивнул я в светлой надежде, что мое быстрое согласие позволит Дейви снова взяться за руль двумя руками.

— Но это сущая ерунда, я в смысле, что тут и сравнивать нельзя с тем, что есть у таких людей, как… ну, Гетти, или султан Брунея, или… ну да, саудовцы, королевская семья. У нашего королевского семейства и то больше, а эти, компании, так у них вообще. «Ай-би-эм», «Ай-ти-ти», «Эксон»… я в смысле, что в сравнении с ихними деньгами наши так, сдача, ты согласен? — Он оглянулся на меня.

Я кивнул с максимально возможной скоростью. Мне не нравится, когда водитель смотрит на меня, а не на дорогу.

— А страны? — продолжал Дейви. — Ты посмотри, сколько тратят Штаты или те же русские на оружие, миллиарды ведь, да?

— Ну да, конечно. — Впереди появился знак, ограничивающий скорость в городской черте тридцатью милями в час; я смотрел на него со сдержанной надеждой. — Но это не значит, что мы совсем уж ничего не можем сделать.

— Ну и что бы ты предложил? — Дейви чуть притормозил, теперь на спидометре было только пятьдесят пять. — Я в смысле, что вот мы подарили Пейсли эту студию. Лучшее, пожалуй, что мы могли сделать, ну а еще, что еще?

Мелькнул знак, снимающий ограничение, и «роллер» снова стал разгоняться. Я не первый уже раз задался вопросом, кой черт я поехал с Дейви? Он, видите ли, захотел показать мне свой новый самолет.

Господи, да что же это я такое делаю? Держись подальше от этого самолета, сказал я себе. Мало тебе, что ли, той прогулки вдоль Коринфского канала на самолетике без опознавательных знаков? А что он теперь придумает? Пролетит по Дартфордскому туннелю? И близко не подходи к его самолету.

А еще мне никак не удавалось разрешить вопрос: если зажмуриться, будет не так страшно или, наоборот, еще страшнее?

— Не знаю, — сказал я (вполне нормальным голосом. Как мне это удавалось? Сам удивляюсь). — Ну, может… отдать все лейбористской партии, или что-нибудь вроде.

Дейви уставился на меня, как на сумасшедшего (ну и правильно, будь я нормальным — сидел бы дома). Я отвел глаза и углубился в созерцание поразительно узкой дороги, мчавшейся нам навстречу, — в надежде подать ему хороший пример.

— Да мы же делаем взносы, — сказал он. — Мы же все теперь долбаные члены. Ты что, забыл, как мы играли в «Женевскую дипломатию» на фанты, ты нас всех сделал и заставил вступить?

Я все прекрасно помнил. Я постоянно давал деньги лейбористской партии и даже коммунистической партии, хотя вступить в нее так и не решился (когда получаешь американскую визу, они обязательно спрашивают, а не состоял ли ты часом?).

— Ну да, — сказал я, — но я насчет отдать им много, типа… ну, не знаю. Девяносто процентов, оставить себе только необходимое…

— ДЕВЯНОСТО ПРОЦЕНТОВ? — возопил Дейви. — Ты что, совсем сдурел?

— Ну, не знаю, эта цифра п-просто п-п-пришла мне…

— Нет, Дэн, ты точно сошел с ума, я в смысле, на хрена ж нам горбатиться, если все потом дяде отдать? В смысле, ну да, платят нам прилично, кто ж этого не понимает. Конечно же, нам платят больше, чем санитарке, или врачу, или уж там кому, и конечно же, это тоже вроде как малость бред, но ведь мы и вправду работаем, время тратим, вкалываем как проклятые… да и сколько эта лафа будет продолжаться? Ты же знаешь, как оно в нашем деле, мы держимся на гребне уже несколько лет, но это же не норма, многим ли такое удается? Хрен там многим, раз-два и обчелся. — Для того чтобы изобразить особо экспрессивный, в итальянском стиле, жест, Дейви снял с баранки обе руки, я зажмурился. — Мы, «роллинги», «цеппелины»… ну, пожалуй, Тауншенд и компания… но сколько, по-твоему, это продлится? — Я осторожно приоткрыл глаза; руки Дейви, обе, снова лежали на баранке. — Никто ничего не гарантирует, все может случиться. Может быть, через месяц мы уже станем отработанным хламом. Не через месяц, так через год. Без новых поступлений… а то, что будет понемногу капать, все уйдет на накладные расходы да в казну какой-то там страны, где мы, считается, живем.

Дейви пожал плечами и смолк. За поворотом показалась очередная деревушка, и он снова притормозил. Ого, на этот раз до пятидесяти. Мимо мелькали припаркованные машины, стайки школьников, спешивших домой после уроков.

— Да брось ты, — сказал я. — Даже если мы никогда ничего больше не заработаем, ни один из нас не станет н-нищим. Продадим дом-другой, ну, ты расстанешься с самолетом, а так…

— Вот именно, — кивнул Дейви. — Так почему же не попользоваться всем этим сейчас, пока есть возможность?

— Мы можем оттягиваться по полной и тратить при этом хрен знает во сколько раз меньше.

— Да, и можем потерять на этом это самое хрен знает что, которое ставит лохов на уши… а пластинки на вертушки, потому что будем знать, что девяносто процентов того, что мы делаем, это не для нас, а для дяди.

Сделав это поразительно разумное — и абсолютно неожиданное — замечание, Дейви снова нажал на газ.

— Но ведь есть такие, кто так делает, — сказал я. — Они играют потому, что им это нравится, и им не нужны все эти деньги, которые им платят. Они отдают их обществу.

— То они. А то мы. Ведь я, Дэнни, я — мальчик из среднего класса, мне такое как серпом, я же спать спокойно не буду. А ты делай как хочешь, никто тебе не мешает. Только не слишком удивляйся, если никто не скажет тебе спасибо. Отдать деньги совсем не так просто, как ты думаешь.