Время любви (СИ) - Деметра Фрост

— Олег, что-то случилось? — спрашиваю я с волнением.

— Почему ты спрашиваешь?

Почему-почему… Да потому что я впервые вижу, чтобы Олег пил! Хотя нет, не в первые… Мужчина пил виски в ресторане, накануне 1 сентября. Но то ведь было по случаю.

А вот чтобы в одиночестве — нет, такого ни разу еще не было.

Мужчина смотрит на меня строго и напряженно. А еще, как мне кажется, немного осуждающе. А потом неожиданно хлопает ладонью рядом с собой и наклоняет голову набок.

Опять же — веду себя, как хорошая и послушная девочка. И, замешкавшись лишь на секунду, действительно сажусь рядом.

Хотя это плохая идея — предчувствие у меня гнетущее.

Сидим. Молчим. Минуту где-то, а то и две. Пока Олег не спрашивает:

— Как погуляла?

Я неприязненно вздыхаю — сразу вспомнился клубный ухажер.

— Хорошо. Спасибо. — отвечаю я емко. И тоже вежливо интересуюсь, — А как у тебя дела? Что-то случилось?

— Нет. Ничего, — рассеянно выдыхает Олег, переводя взгляд на потолок.

Что-то с трудом верится.

Олег еще и задумывается. Серьезно так, основательно. Это вызывает любопытство.

— Знаешь, какой сегодня день? — хмуро спрашивает он в итоге.

Да что ж он привязался к сегодняшней дате?

— С утра 5 сентября было. А что?

— Хм… Ничего. Прости, что побеспокоил.

— Да ничего, — удивляясь и волнуясь одновременно, говорю я.

Какое-то время мы снова сидим молча. Я разглядываю хмурое лицо Олега, задранное вверх. Олег продолжает гипнотизировать потолок. Потом вздыхает — коротко, рвано и как будто грустно.

— Иди к себе. Отдыхай.

Я киваю, но почему-то остаюсь на месте. Несмотря на странность и неоднозначность ситуации, я чувствую беспокойство за своего покровителя. И какую-то долю ответственности. И потому решаюсь осторожно спросить:

— Если тебя что-то беспокоит, может, расскажешь?

Олег пожимает плечами. И через небольшую паузу действительно говорит:

— Сегодня годовщина смерти моих очень хороших знакомых. Друзей детства.

— Как это случилось?

— Автокатастрофа.

— Соболезную.

— Правда? — криво усмехается Олег. — Почему?

— Терять близких… это больно…

— Ты тоже потеряла свою семью. Но ведь была совсем мелкой, правда? Вот и забыла…

Я непроизвольно морщусь. Легко ему говорить — “забыла”! Посмотрел бы на меня тогда, семь лет назад! Вряд ли был так заботлив и внимателен и в жизнь не связался бы со мной.

Но легкая досада отступает, стоит мне зацепиться за одно слово.

Забыла? О чем это он?

— О чем забыла? — спрашиваю я встревоженно.

Олег хмыкает и, закинув руку за голову, яростно потирает пальцами затылок.

— Не бери в голову, — бормочет он рассеянно.

Ну уж нет!

Невесть откуда взявшаяся решительность, подкрепленная остатками алкогольных паров и возбужденная близостью желанного мужчины, вдруг заявляет о себе не совсем логичным образом. А именно мне неожиданно хочется показать свое “я”. Расставить, так сказать, все точки над “i”, чтобы больше не было никаких недомолвок и непонятностей. Хотя Олег — человек взрослый и, несомненно, умный. Давно уже мог сложить все составляющие в единую картинку — и после нашего эффектного знакомства, и после посещения дома Орловых, и после показательного выступления Андрея возле здания суда.

Вот только вместо долгой и развернутой речи я поддаюсь эмоциональному порыву и прижимаюсь к Олегу, с трепетом ощущая жар и твердость крепкого мужского бока.

Глава 17.2. Олег

Маленькая ладошка, неуверенно расположившаяся на его груди, заставляет Олега задержать дыхание.

Зная о трепетном влечении Тани, понимая тревожащие ее чувства, он, тем не менее, боится спугнуть это ощущение тепла и близости. А мужчина и так уже давно находится в состоянии полного раздрайва. В последнее время он особенно пристально занялся документами Карповых и завещанием Сергея, одновременно ведя анализ однозначно противоправных действий Петра Орлова по отношению к опекаемой ими девушке.

Плюс годовщина смерти Сони и Сергея.

Плюс это ее неожиданная гулянка.

Когда Таня сказал, что уходит на вечеринку со своими подругами, Олегу больше всего захотелось собственнически запретить ей. Видано ли дело — в день годовщины смерти собственных родителей отправиться в клуб. Очень быстро, конечно, разум возобладал над чувствами, и он понял, что девушка просто не помнит этой даты, так как авария и гибель близких очень сильно ударили по ней. Или же поминала их в другой день — в конце концов Орловы могли назвать ей какой угодно день, а не тот, когда трагедия случилась на самом деле.

Андрей говорил, что она прочно сидела на седативных. Ничего удивительного. Девочка-подросток. Гормоны и нестабильные эмоции. Собственное продолжительное лечение плюс — курс реабилитации.

Ему ведь тоже было плохо, когда пришло сообщение об автокатастрофе. Вместо седативных пил алкоголь — много и без разбору. Буквально терял себя в запоях и неразборчивых связях. Развелся. Без скандала и вопросов отдал Лене и дочкам половину всего своего состояния и до сих пор регулярно поддерживает их и отправляет деньги. Так что уж что-что, а понять Татьяну он мог. Девчонка ведь совсем. Ни опыта, ни знаний, ни уверенности в ногах. В переносном, конечно, смысле.

А со всем этим — и глубочайшие психологические проблемы, прочно укоренившиеся в трепетной и нежной душе и щедро поощряемые людьми, которые хотели взять по максимуму из этой ситуации. Взять и использовать в своих целях, проведя крайне замысловатые и в определенные моменты нарушающие не один закон манипуляции.

Именно они сделали из Тани крайне исполнительного и послушного воле человека, физически и морально зависящего от присутствия в ее жизни сильного покровителя.

Зависящей от мужчины, восполнившего бы ей потерю одного из самых важных людей в жизни любой девушки — ее отца.

Определенно, в основе чувств Тани было именно это и не совсем здоровое желание. Олег это знал и понимал. Головой. Но месяц совместного с Татьяной проживания заставило вдруг его маниакальную недоверчивость к людям отступить, а разбитым в молодости сердцем — поверить, что где-то там, в самой глубине ее естества, было что-то нежное, чувственное и глубоко женственное. И стремящееся к нему, как к мужчине, а не замене отеческой любви. Иначе это все попахивало каким-то извращением.

Хотел ли он запить эти мысли алкоголем, как делал это не раз в прошлом? Несомненно. Хотел ли он посмотреть на сложившуюся ситуацию под другим углом? Определенно.

Но прямо сейчас, с тяжестью на сердце и невнятным туманом в голове, он хотел одного, причем вполне ясного и конкретного.

Чтобы эта девушка, столь доверчиво прижимающая к нему и положившая ладонь ему на грудь, не отвернулась от него, столкнувшись с жестокой правдой. И в которой он будет играть не самую приятную