Тревожная служба - Андрей Козлов

- В Москве, на Красной площади, состоялся военный парад, выступал товарищ Сталин. Парадом командовал генерал-лейтенант П. А. Артемьев, принимал - С. М. Буденный.

Мы повскакали со своих мест. Раздались такие громкие крики "ура", которые вряд ли слышали когда-нибудь стены школы. Стихийно, без музыки возникла пляска. Все плясали от души, самозабвенно - и те, кто умел, и те, кто в другое время ногой топнуть не отважился бы.

- Андрей! - гремел Кельбин. - Ты понимаешь: парад! Немцы бомбят Москву, обстреливают из дальнобойной артиллерии пригороды, в бинокли нашу столицу рассматривают, прикидывают, как и где нанести последний удар. А Иосиф Виссарионович Сталин спокойно произносит речь с трибуны Мавзолея Владимира Ильича Ленина! Спокойно курит свою трубку!..

А мне вспомнилось недавнее прошлое. 1940 год. Карелия. Выполняя боевую задачу, мы отстали от своих и вынуждены были заночевать в лесу, в снежных окопах. Изнемогавшие от усталости (к тому времени мы, пограничники-пулеметчики, прошли на лыжах около двухсот километров), голодные, замерзшие, мы неожиданно повстречались с комдивом П. А. Артемьевым, возглавлявшим наш отряд особого назначения войск НКВД, и командирами его штаба, ехавшими на машинах. Он тоже еле держался на ногах, но, увидев нас, поняв наше состояние, нашел в себе силы для шуток, подбодрил нас, распорядился выдать нам хлеба, сала и "наркомовскую норму".

- Ну, доберетесь теперь до Кушеванды? - улыбаясь, спросил П. А. Артемьев.

- Товарищ комдив, если прикажете двигаться на Хельсинки, мы и туда теперь дойдем! - ответил политрук И. Н. Орешков.

- Ну, товарищ лейтенант, если у вас такой комиссар - любой успех обеспечен! - сказал комдив...

Я представил генерал-лейтенанта П. А. Артемьева на коне... Снова, как и тогда в Карелии, зима. Снег. Мороз. Враг у ворот столицы...

"Завтра стрельбы, - вспомнил я. - Из кожи вон вылезу, а выполню их на "отлично". Доучусь в бою!.."

Вскоре пришло письмо от брата Гавриила. Он писал:

"...Я хорошо видел всех членов правительства, особенно Иосифа Виссарионовича Сталина, произносившего речь. Он был в шинели и защитной фуражке со звездой, без перчаток, хотя уже стояли холода и шел снег. Снег лежал у него на плечах и на фуражке. Время от времени И. В. Сталин поднимал руку и приветствовал войска...

Прямо с Красной площади мы отправились на передовую - под город Крюков. Как мы дрались! Если б было кому записать тот бой, минута за минутой, час за часом, - его на занятиях в академии можно было бы изучать, изложить в учебнике по героизму..."

Да, парад на Красной площади 7 ноября 1941 года был смелым и мудрым шагом. Он, этот парад, вселил уверенность в каждого из нас, дал нам новые силы. Это он подготовил Парад Победы!..

Мелкий моросящий дождь перешел в ливень. Все промокли до последней нитки. Но на душе было по-прежнему празднично.

Торжественным маршем перед Мавзолеем прошли сводные полки, прошли в том порядке, в каком располагались фронты с севера на юг.

Участники Парада Победы, те, кто был на Красной площади, не забудут момента, когда двести рослых, один к одному, воинов-победителей под нарастающий барабанный бой предали позору двести знамен разгромленной немецко-фашистской армии, бросив их на землю у подножия Мавзолея.

Первым эта участь постигла личный штандарт Адольфа Гитлера. Боец, несший его, ударил концом древка о брусчатку. Но орел, цепко державший в когтях венок с паучьей свастикой, не сломался, как того, видимо, хотел солдат. Тогда он высоко поднял штандарт фюрера, с силой бросил его и брезгливо посмотрел вначале на руки, а потом вокруг, словно отыскивая, обо что бы вытереть их. Символ былого могущества фашистского заправилы задреч безжал, ударившись о брусчатку, подскочил и плюхнулся в лужу.

И. В. Сталин, все время внимательно наблюдавший за действиями солдата, весело смеялся и аплодировал, широко разводя руками. (Об этом эпизоде после мне рассказал участник парада старшина Иван Степанович Московцев, с которым позже мне пришлось служить в мотострелковой дивизии имени Ф. Э. Дзержинского.)

В жалкие мокрые тряпки превратились некогда грозные фашистские знамена, под сенью которых немецкие оккупанты несли смерть народам мира. Груда поверженных штандартов росла. Это было грозное предупреждение всем, кто не может спокойно жить без того, чтобы не перекраивать мир. "Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет. На том стояла и будет стоять Русская земля!"

После символического акта, навсегда закрепившего в памяти народов земного шара нашу победу над гитлеровской Германией, перед Мавзолеем В. И. Ленина прошел сводный полк Народного комиссариата обороны СССР, за ним наша академия имени М. В. Фрунзе, другие академии и части войск Московского гарнизона...

Вечер я и двое моих друзей провели у матери погибшего лейтенанта-танкиста. Мы рассматривали семейный альбом, слушали рассказы рано поседевшей женщины о своем единственном сыне, пили чай...

* * *

Был обычный учебный день.

- Лекция по истории советского военного искусства состоится в актовом зале! - объявили нам.

В актовом зале так в актовом зале - никто не придал этому значения. Посматривая на часы, мы прохаживались по коридору, разговаривали, шутили.

Минут за пять до начала на сцену вышел заместитель начальника академии генерал-лейтенант Ф. Н. Ремизов, и мы сразу почувствовали, что сбор в актовом зале неслучаен.

- На лекции будет присутствовать иностранная военная делегация! объявил генерал.

И почти тотчас же распахнулись двери - в зал вошли известный военачальник, командовавший союзными английскими войсками, фельдмаршал Монтгомери и сопровождавшие его лица.

Мы встали. В торжественной тишине генерал-лейтенант Ф. Н. Ремизов представился английскому фельдмаршалу, а потом вместе с ним и переводчиком поднялся на сцену. Советские и английские генералы и офицеры сели в первом ряду.

Мы во все глаза смотрели на гостя. Так вот он какой, фельдмаршал Монтгомери! Выше среднего роста, сухощавый, не по годам подвижный. Прямой острый нос, топкие губы. Волосы зачесаны назад и чуть вправо. Несмотря на официальность встречи, на загорелом волевом лице все время блуждает улыбка: английский военачальник рад встрече, которую мы ему устроили. Добрый прищур глаз делает его еще более симпатичным.

- Господа, - начал он через переводчика, - я прошу простить мне незнание языка русского народа, перед которым ныне преклоняется весь мир. Находясь в стенах прославленной академии, я счастлив приветствовать в вашем лице цвет Красной Армии, боевые операции которой теперь изучают все военные академии земного шара.

Мы горячо зааплодировали. Я смотрел на Монтгомери, державшегося непринужденно, и думал: "Человек другого мира, другой идеологии, а как отзывается о нашей стране, о нашей армии! Почему бы англичанам не относиться к нам всегда с таким вот уважением?.."