Я учусь быть мамой (сборник) - Лена Никитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, оно беленькое, чистенькое, хорошенькое!
21.06.1963 года
– Как хорошо – солнышко! – радуюсь я.
Малыши смотрят на небо, и вдруг Алеша говорит:
– Мам, смотри: облака солнышко по небу разносят!
Я взглянула на небо и изумилась образности его видения: по небу плыли редкие облачка, и у каждого ярко розовел от утреннего солнца бок – словно кусочек солнца, солнечного света несли облака. Действительно, по всему небу разносили!
И мне не хочется возражать Алеше, говорить, что это просто освещены края облаков, – слишком поэтичен созданный им образ! А сам при этом такой задумчивый…»
Комментарий 1983 года. Как сохранить такое свежее восприятие мира, когда человек каждый раз как бы заново видит то, что делается вокруг него, не привыкает к этому, не становится поэтому равнодушным?
Ответить на этот вопрос мне так и не удалось, но то, что я задала его себе, уже было моей победой – я училась относиться бережнее и внимательнее к детскому образному мышлению, к самостоятельным усилиям ребенка в постижении мира.
Как дети учат
05.04.1964 года
Оле 1 год 8 месяцев. Вот уже два-три дня Оля на наши просьбы отвечает невозмутимо: «Ся-ас (сейчас)…» – и обязательно медлит, не делает сразу. Только спустя некоторое время я догадалась, что она точно копирует нас с папой. Слишком часто мы говорим:
– Сейчас, подожди немножко.
– Сейчас принесу…
– Сейчас приду, минуточку…
И вот результат. Надо посмотреть, как Ольгутка говорит свое «ся-ас» и нарочно медлит!
Придется отучиваться папе с мамой от своего возмутительного «сейчас».
25.10.1963 года
Когда Алеша был маленьким, папа мог давать ему такие уроки. Несет папа полные ведра с водой, а Алеша стоит на пороге в коридоре.
– Пусти меня, Алеша!
А Алеша – ни с места. Папа начинает его обходить стороной, но так, что немножко зацепит его ведром и чуть плеснет из ведра на него холодной водой. Алеша – в рев, но завтра он только увидит папу с ведрами – сразу без напоминания уходит с дороги.
Этот «способ» Алеша (4 года) усвоил и применил вчера к Оле (1 год 3 мес). Папа увидел и ужаснулся: до чего же может быть безобразен «педагогический» (специальный) прием!
23.06.1963 года
У Алеши (4 года) появилось новое «а если».
– А если ты мне эту ложку не дашь, то я есть не буду, уйду и все…
– А если ты на меня наденешь рубашку, я с вами не пойду…
Рассчитывает, что мы не захотим его «ухода» и выполним выдвигаемые условия…
Что это? Чувство достоинства или себялюбие? Скорее, первое. А может быть, это и подражание взрослым?
19.06.1963 года
Сегодня я пришла с работы, вхожу в комнату: стоит высокий стул у турников и Тинь (2 года 8 месяцев) на турнике. Я убираю стул с дороги, а мой Тинек как расплачется! Горько, неутешно, с крупнющими слезами – и сказать даже ничего не может. Оказывается, он с большим трудом этот стул сюда поставил, затем влез на турник, а потом хотел на него же и слезть, а я его убрала!
Ему еще не хватает слов для выражения своих чувств (их и у взрослого-то не всегда хватает) – и вот плач.
«Как реагировать на плач?» – размышляю я в который раз.
Наказывать – преступно, потому что несправедливо.
Не обращать внимания – очень обидно для малыша: у него неприятность, даже горе свое.
Отвлекать, как это делают (и успешно!) бабушки, тоже, по-моему, выход, удобный для взрослых, но вредный для малышей, так как не позволяет маленькому человеку самому как-то преодолеть в себе эту неприятность, пережить, осмыслить ее по-своему.
Пожалеть («Ах ты, бедненький мой, ну иди ко мне на ручки!») и свалить вину на кого-нибудь («Ах эта мама, убрала Тинин стул, нехорошая такая!»)? Это несправедливо.
Утешать и задабривать («Ну перестань, перестань! Ну, что тебе хочется, хочешь конфетку? Хочешь, книжку почитаю?») – значит потакать плачу, своеобразно одобрять плач. Не годится!
Но как же быть? Как выразить неприятие рева, но сочувствие и готовность понять и помочь малышу?
Видимо, именно так и лучше всего: неприязнь к плачу как к способу выражения чувств, но в высшей степени – уважение к самим чувствам (тут тоже зависит от конкретной ситуации).
Это я осмыслила и записала потом. А тогда я сказала горько плачущему Тинюшке:
– Тинек, ну совершенно не понимаю, зачем плакать, – говорю с досадой, с той, которую сама чувствую. – Ты хоть скажи, в чем дело, разберемся.
Тинек, всхлипывая, объясняет, из-за чего он плакал. Я стараюсь изо всех сил понять, что он хочет сказать, и вскоре становится ясно.
– А-а, – говорю я. – Так чего ж кричать? Я-то думала, что этот стул стоит на дороге и только мешает, а он, оказывается, тебе нужен.
– Нужен, – всхлипывает Тинек.
Я водружаю стул на место, и Тинек, удовлетворенный, слезает на него с турника: справедливость восстановлена.
Комментарий 1983 года: Я, конечно, была довольна, что нашла хорошее решение, да еще тут же, по свежим следам, успела подумать, осмыслить происшедшее. Если бы всегда так! В суете это часто не удается сделать. Однако, кроме нашей вечной занятости, есть еще причина плохой «успеваемости» родителей: мы следуем своим намерениям, а детей не слышим.
16.11.1962 года
Мама спешит на работу в библиотеку и зовет всех пить кофе. Папа и Алеша уже пьют кофе, а Тинь (2 года) увлекся, строит в мастерской на полу машину из деталей конструктора. Рядом он поставил трубу; вдавил алюминиевую трубку в остатки пластилина по полу – и получился бульдозер. Он так и не пришел пить кофе, только два раза приходил звать папу посмотреть, какая у него хорошая машина. Папа похвалил Тиня, а мама говорит:
– Ну кто бы из родителей допустил такое? Ребенок не слушается, не идет за стол, не ест и его не наказывают, а хвалят за хорошую машину.
– Да, мама, ни таких родителей, ни таких бабушек не найдешь.
Затем, гордясь собой, мы решили так:
1. Ради еды (и другого не-дела) не отрывать от занятия, которым малыш увлекся.
2. Но и не ждать его всем – семеро одного не ждут.
3. Ни в коем случае не лишать его еды, то есть не наказывать его.
4. Но отдельно ребенку не подавать – пусть возьмет сам, не отнимая у других время.
От правил, конечно, могут быть отклонения, но изредка.
Комментарий 1983 года: Результат этих «правил» оказался плачевен: к столу собрать всех одновременно стало у нас проблемой. Видно, надо было больше следить не за «правилами», а за тем, каковы их последствия. В самом начале легче все изменить, а потом… До сих пор расстраиваются наши хозяюшки, дожидаясь едоков, у которых, конечно же, «неотложные» дела. Ну как же: приготовить еду, накрыть на стол – ведь не дело… А кажется, уж всё старались предусмотреть.
Как-то мы с дочерью поспорили из-за… джинсов.
– Подчиняться моде – унизительно! Ведь мода – это стандарт, шаблон, а свободный человек и в мелочах должен оставаться самим собой, потому что есть реальная опасность прийти от «все это носят» до «все так думают».
– Совсем наоборот! Когда я внешне не отличаюсь от других, я как раз и могу быть сама собой – никто «в душу не лезет» и не учит жить, понимаешь? Внешняя стандартность позволяет сохранить внутреннюю свободу.
Первое мнение – мое, второе – моей пятнадцатилетней дочери. Любопытно, правда? Я так ей и сказала. Но сразу не сдалась, попыталась настоять на своем.
И тут «появилась» Мэри Поппинс. Я вспомнила, как эта пунктуальная, строгая сказочная няня, не терпящая никаких погрешностей в одежде и поведении, поражала своих воспитанников своим абсолютным пренебрежением к принятым условностям духовной жизни и исподволь внушала им: не отличайся внешностью от окружающих – будь как все, но внутренне не подчиняйся общепринятому слепо – будь самим собой. С Мэри Поппинс, конечно, не поспоришь: она всегда права и, в отличие от нас, несказочных взрослых, знает великую тайну моды, о которой я и не догадывалась до разговора с дочерью.
Было у нас в семье время, когда все почему-то «заводились» по пустякам, раздражались, легко обижались друг на друга.
А почему – я никак не могла понять и очень расстраивалась. Помог разобраться в этом сын – ему было тогда всего лет десять-одиннадцать: «Знаешь, мам, ты мне говори заранее, что мне надо дома сделать, я все сделаю, но потом ты меня уже не трогай, а то всегда так не хочется бросать что-нибудь на самом интересном месте».
