Рейд. Оазисы. Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Надо попробовать пробиться туда, а экспериментировать со стрельбой буду потом».
Не отрывая глаз от великана, держа его на мушке, стал отходить вперёд спиной по трюму, к носу судна. А гигант уже оправился, встал, и теперь из головы у него ничего не лилось. Ни рана в груди, ни разбитая картечью макушка у него не кровоточили. Он как будто и не получал этих смертельных ран, просто встал и пошёл на инженера, зачем-то прицеливаясь в него своей кувалдой.
Там, в конце этого страшного места, был люк, к которому вёл трап. У трапа свалены в кучу мерзлые трупы. Их уже не раскладывали по стеллажам, они были свалены в кучу прямо под трапом, наверное, времени не хватало, и мертвецов просто кидали в люк. Горохову одного взгляда было достаточно, чтобы понять: эта куча – «некондиция». Тела без рук, без ног, с распоротыми животами или без голов, а некоторые и вовсе темные, с пятнистой кожей – дарги.
«Ещё бы он отпирался». Инженер бросал взгляд то на монстра, что шёл за ним, то на колесо, что запирало люк, и поняв, что дистанция между ним и здоровяком всё меньше и меньше, повернувшись, бросился на кучу, влетел на неё одним прыжком и сразу вцепился в колесо. Он знал, в какую сторону поворачивать его, но оно не двигалось. Примёрзло.
«Если колесо заблокировано сверху, придётся с этим красавчиком заканчивать тут, главное – успеть это сделать, пока он не вмажет мне своей кувалдой».
Он, стоя на скользких трупах, стараясь не терять равновесия, ударил по запорному колесу прикладом обреза, попробовал, дёрнул – нет. Ударил ещё. Теперь удар получился, колесо поддалось, и он за одно движение отвернул его до упора. Люк был на пружине, он сам откинулся вверх. И инженер тут же перескочил с горы скользких мертвецов на не менее скользкий трап. Полез проворно вверх, на жару, чуть не выронив оружие из руки, когда цеплялся за края люка. А здоровяк, видимо, чем-то там в своей раскуроченной башке сообразил, Горохов видел, как эта туша в два центнера весом грузно понеслась за ним, к горе мертвецов. Гигант кинулся за ним и попытался ударить его по ноге кувалдой. Но Горохов успел вытащить ногу из люка. Кувалда звонко звякнула об мёрзлое железо трапа. Инженер полностью выбрался на палубу. Он видел, что великан уже хватается своей огромной рукой за перекладины трапа. Не раздумывая и стараясь не глядеть на то, что картечь сделала с макушкой здоровяка, Горохов попытался тут же закрыть люк и завернуть, задраить его. Он навалился на люк, но с таким же успехом можно было попытаться остановить движение бархана в самум. Люк распахнулся, с силой откинув инженера назад. Те раны, что Горохов нанёс гиганту, кажется, никак не повлияли ни на его силу, ни на его энергию. Здоровяк не унимался, он очень хотел наверх. И, понимая это, инженер уже спешил к носу баржи, на ходу прикидывая, как эта махина будет двигаться по песку. Он уже перенёс ногу через фальшборт, собирался встать на край, перепрыгнуть тонкую линию воды, что отделяла судно от суши. Вот только прыгнуть нужно было так, чтобы, не дай Бог, не повредить ноги. А здоровяк уже проворно, если можно так сказать про существо в двести килограммов, выскочил из люка на палубу и оглядывался, ища инженера:
– Я тут, деточка, я тут, – произнёс Горохов, уже стоя за фальшбортом, готовый спрыгнуть в любую секунду, – а где ты кувалду свою потерял?
Но он не торопился спрыгивать. Признаться, Горохову не понравилось то, что этого здоровяка не берут пули. То есть умение хорошо стрелять, его вечное незыблемое преимущество в поединке с подобными, ему ничем не поможет? Поэтому он и не спрыгнул с баржи сразу, а ждал, когда эта туша вылезет из трюма.
Гигант повернулся на голос, и инженер увидал его лицо в первый раз при полном свете.
– О Господи! Тебе, дорогуша, с таким-то экстерьером лучше из трюма при свете не вылезать, – произнёс он.
Горохов всё ещё не мог поверить, что это существо с маленьким лицом нельзя остановить при помощи оружия. Глупое мальчишество, но он всё ещё не спрыгивал на берег, стоял, наведя на громадину обрез, думая на прощание всадить ему ещё железа, например, в колено или в последний уцелевший глаз. Ну, в виде эксперимента. Но до этого не дошло. Палуба была чуть наклонена, а на ней было в избытке песка и пыли. Здоровяк просто поскользнулся, когда хотел уже броситься на инженера. Просто взял и тупо поскользнулся на песке и рухнул на ржавый и тонкий от времени фальшборт боком, конечно же, смял его, безуспешно пытаясь своими огромными пальцами схватиться хоть за что-нибудь, медленно сполз на сторону, повалился за борт, на прощание помотав ногами, похожими на колонны.
Всплеск воды.
Горохов чуть озадачен, он снова перемахивает через фальшборт, быстро идёт по палубе к промятому тушей ограждению и, чуть нагнувшись, заглядывает в воду. А там по привычно бурой воде большим серым пятном уплывал по течению поднятый со дна ил и всплывали снизу крупные пузыри. Инженер постоял минуту: мало ли, друг выплывет, глубина-то тут у берега не должна была быть чрезмерно большой, честно говоря, он даже немного огорчился, так как не смог исполнить одну свою задумку насчёт картечи и глаза великана. Но, так и не дождавшись всплытия, разворачиваясь и уже уходя, произнёс:
– Ну, в крайнем случае тебя можно утопить!
Он не без труда вскарабкался по осыпающемуся песку наверх и там остановился. Приближались сумерки. Баржа всё так же тарахтела дизелем, пуская по ветру чёрный выхлоп, всё ещё жарился на её палубе труп и, кажется, ничего не изменилось. Ну, если не считать того, что один наблюдательный человек кое-что стал понимать из того, что происходило в окрестностях города Полазны.
Глава 22
Инженер не очень торопился. Тягач, что должен был загрузиться и выехать к участку, не мог его опередить, так что, проехав немного, он у приметного места, где теперь проходила дорога на участок, заглушил мотор, стянул респиратор и закурил. До вечернего ветра ещё было время. Увиденное произвело на него впечатление, и он сразу стал увязывать одни факты с другими. Но информации было очень мало. Цемент в огромных количествах, баржи, что идут с севера и проходят
