Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни - Ноэль Фицпатрик

стало еще холоднее, а его жена принесла из дома несколько простыней и наполнила ведра водой, чтобы вскипятить ее. Я пошел за ней на кухню, чтобы простерилизовать свои инструменты в какой-нибудь кастрюле. Кухня была завалена всевозможной утварью и хозяйственными принадлежностями, у стены стояло тракторное колесо, а между окном и печью была натянута веревка, на которой сушилось белье. Чашки, сковороды, ножи и вилки грудой лежали на столе рядом с кучкой картошки. На старой куртке, брошенной у очага, грелась собака.

Женщина и со мной почти не говорила, а когда говорила, то очень коротко и по существу. «Ну, вот, этого достаточно?» — спросила она, сдвинув в сторону большой закопченный чайник и устанавливая на горячую плиту, топившуюся торфом, огромную кастрюлю. Я сдвинул в сторону какие-то старые штаны, висевшие на веревке над моей головой, и кинул в воду свои нехитрые хирургические инструменты. «Если бы я знала, что у вас так мало инструментов, дала бы кастрюлю поменьше!» — усмехнулась женщина, словно количество инструментов служило показателем моего мастерства хирурга.

В то время все это было совершенно нормально для операций, проводимых в ирландской глубинке, хотя, возможно, с меньшей долей скепсиса. Вообще-то, чтобы сделать корове кесарево сечение, не нужно много инструментов: скальпель, ножницы, зажимы для тканей и для артерий на случай кровотечения и специальная игла для накладывания швов. Еще учась в ветеринарной школе, я купил небольшой набор хирургических инструментов в зеленой сумке, а потом добавлял к нему кое-что со временем. Этим набором я пользовался первые десять лет своей практики.

Я вышел во двор и присел рядом с коровой, выбрил ей бок под ребрами, насколько мне это удалось, обозначил зону разреза, смазал ее йодом и очистил кожу вокруг нее, убирая все, что могло мне помешать. Потом я сбрызнул бок хирургическим спиртом. Хозяйка дома, принявшая на себя обязанности моей ассистентки, подала мне горячие хирургические инструменты в кастрюле и прокипяченные простыни в ведре. Фермер удерживал голову коровы, пока я вводил анестетик в нервные окончания над зоной разреза. Впрочем, ему не пришлось прилагать большие усилия — бедное животное окончательно ослабело. Потом они с женой молча, но идеально синхронно использовали одну простыню как хирургический занавес, а на другую, постеленную поверх тюка соломы, выплеснули мои инструменты из кастрюли.

Мы с хозяйкой дома вымыли руки в ведре с раствором йода. В те дни перчаток не было, мы работали голыми руками. Все первые годы моей хирургической практики я работал без перчаток — как с крупными, так и с мелкими животными. Была только очень сильная дезинфекция йодом и коротко остриженные ногти. Жене фермера явно приходилось много работать, потому что на ее руках ногтей практически не было.

Для накладывания швов я использовал иглодержатель Гиллеса, хотя сегодня ветеринары стараются его избегать, предпочитая иметь отдельный иглодержатель и хирургические ножницы. Но иглодержатель Гиллеса — превосходный инструмент, которым один человек может и накладывать швы, и обрезать нить. Поскольку я обычно оперировал в одиночку, без ассистентов, он мне прекрасно подходил. Я пользуюсь им и по сей день.

Жена фермера все же оценила мои инструменты, пробормотав под нос: «Ну, хоть ножницы у вас приличные есть, — а помолчав, добавила: — Конечно, если вы умеете ими пользоваться».

Я надрезал кожу прямо под грудной клеткой — этот прием называется целиотомией, или лапаротомией, — и ввел руку внутрь. Черт! Наверное, потому что мы ворочали корову, ее матка теперь находилась под рубцом — огромным коровьим желудком. Я не мог дотянуться до матки через разрез, мне нужно было сначала разобраться с рубцом, набитым силосом и полным газов. Мне уже доводилось сталкиваться с подобным. Я слышал, что один ветеринар по ошибке разрезал рубец вместо матки.

Пришлось попросить фермера быстро вымыть грязные руки и с помощью жены попытаться отвести рубец в сторону, пока я буду перемещать матку так, чтобы сделать разрез. Я пытался снова и снова, но мне не удавалось приподнять матку так, чтобы можно было сделать разрез, — теленок был слишком большим. Мне просто не хватало сил, да и огромный рубец ухудшал видимость, хотя его удерживали четыре руки. А переворачивать корову на этом этапе было уже нельзя. Абсолютно кошмарный сценарий!

И вдруг с дороги донеслось пение: «Дидель-дидель- дидель-ду, дидель-дидель-дидель-ду». Два пьяных местных парня, возвращаясь домой из паба, распевали во все горло, и голоса их разносились далеко на морозном воздухе. Жена фермера кинулась на дорогу и привела их на помощь. На грязь им было наплевать, поскольку они и сами жили среди фермеров, да и животных в подобных ситуациях видели. Я велел им засучить рукава. В них проснулся соседский дух, и теперь мне помогали уже восемь рук. Я увеличил разрез, двое помощников тянули рубец вперед, один оттягивал кожу назад, а еще один помог мне вытащить матку наружу.

Матка начала медленно втягиваться обратно, но я успел сделать разрез и ухватить переднюю ножку теленка через амниотический мешок. Вскрыв мешок, я попросил одного из парней держать ножку. Пьяный кураж вмиг исчез, как только парень понял, что ему предстоит играть главную роль и от него зависит успех операции. Важно было не тянуть теленка слишком быстро, потому что мне хотелось ограничиться минимальным разрезом на стенке матки. Зашивать большой рваный разрез было бы слишком проблематично, особенно под рубцом. Я попросил парня тянуть медленно и осторожно или просто удерживать ножку, что он и делал, пока я доставал из кровавого разреза вторую. Сделал я это быстро и так же быстро нашел голову. Мы потянули, причем я продолжал контролировать размеры разреза на матке. Когда стало можно, я передал ножку второму парню, который к тому времени тоже уже протрезвел, а сам взялся за голову.

— Тянем! Теперь тянем все вместе!

С этими словами мы потянули теленка наружу и вверх, чтобы вытащить его. И в ту же минуту один из парней без предупреждения качнулся вперед и выплеснул все содержимое своего желудка прямо на мое стерильное операционное поле. Там было пиво, морковь, картошка и прочая полупереваренная дрянь. Я глазам своим не верил. Парень рухнул в грязь, а мы с его приятелем с ужасом смотрели на крах своих усилий. Фермер и его жена молчали, хотя руки их были испачканы рвотой, а на лицах застыл шок и отвращение. Но теленка мы все-таки вытащили. Лежа на соломе, заранее постеленной фермером, он до смешного напоминал пьяного, который никак не мог подняться.

— Вот же черт! — смущенно воскликнул незадачливый помощник под хор наших стонов. Теперь он