Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни - Ноэль Фицпатрик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Когда я только начинал работать, я не мог позволить себе нормальную квартиру. В первые годы я жил в не слишком благоприятном окружении. Хуже всего было жить над питейным заведением и похоронным бюро. Когда под полом твоей квартиры постоянно работают с трупами, у тебя дома жуткий холод. Домовладелец был хозяином всего — и квартир, и паба, и похоронного бюро. Этакий хозяин жизни и смерти в городе. Он зарабатывал деньги на живых, пока те могли пить, поминая мертвых, но даже когда они умирали, их деньги все равно перекочевывали в его карман. Хозяин был скуп. Две сдаваемые «квартиры» по сути были одной комнатой, разделенной перегородкой. Поскольку на две ванные или душевые комнаты он тратиться не хотел, он просто поставил перегородку посреди старой металлической ванны, сделал второй слив на другом конце и установил души по обе стороны, загерметизировав швы мастикой. Парень, который жил во второй квартире, работал в пабе. Домой он возвращался после его закрытия, то есть около часа ночи. Когда он принимал душ, вода просачивалась сквозь герметик в мою половину ванны. Вот такие бывали деньки!
Днище моей «Мазды» проржавело, и я усердно заделывал щели герметиком. Какое-то время это помогало. Как-то ночью я возвращался домой после кесарева сечения у коровы. Дождь заливал ветровое стекло, дворники сломались, а антизапотевателя у меня не было, и я ехал очень медленно, протирая стекло газетой, чтобы хоть что-то видеть. Я и без того был измотан и раздражен, а тут еще и шину проколол. Пришлось вытаскивать все из багажника, чтобы достать запаску. Я сменил колесо, убрал инструменты и уехал. И только почти добравшись до дома, я понял, что оставил проколотое колесо на обочине. Пришлось ехать назад. Под проливным дождем, в темноте, я разыскал колесо и запихал его в багажник поверх всего остального.
Только на следующее утро я понял, что запихнул колесо с такой силой, что ржавое дно багажника отвалилось, а все мои пузырьки с лекарствами и хирургические инструменты вывалились на дорогу. В багажнике остались лишь большие ветеринарные щипцы для отела, которые зацепились за края дыры, да проколотое колесо, повисшее на них. Машина так тарахтела, и шел такой сильный дождь, что я целиком сосредоточился на дороге и не слышал, как мои вещи вываливаются на проселочную дорогу на протяжении нескольких миль. Мне снова пришлось вернуться, собрать то, что удалось найти, и погрузиться в глубокую печаль из-за потери множества антибиотиков, магния, кальция и других жизненно важных для моего ремесла предметов.
Не намного лучше стало и когда я сменил «Мазду» на свою первую новую машину — «Пежо 206». Я снова возвращался домой ночью после отела и на очень извилистой проселочной дороге, каких немало в Западном Корке, попал в густой туман. Я ехал слишком быстро и вдруг совершенно неожиданно увидел перед собой стену. Слева было ограждение моста, поэтому, чтобы не врезаться в него, я свернул вправо и въехал прямо в реку, налетев по пути на большой пень. Машина резко остановилась, с деревянной полки сзади слетела бутыль с раствором для эвтаназии и разбилась о мой затылок. Полки я сделал сам, сколотив из старых досок. Мне крупно повезло, что я не утонул в реке, не разбился насмерть, налетев на пень, и отделался всего лишь небольшой раной на затылке, щедро окропленной раствором для эвтаназии. Удивительно, как машина вообще не сгорела. Оставалось только надеяться, что ветеринар из меня получился лучше, чем водитель.
Сельская практика закаляла мой характер. Этому способствовало все: места, где я жил, фермеры, с которыми встречался, мои машины, животные, которых я слушал, и полученный опыт. Все это очень пригодилось мне в жизни. Думаю, что я смог бы стать хорошим сельским ветеринаром, если бы остался там. У меня была бы совершенно другая жизнь. Может быть, я жил бы сейчас где-нибудь на склоне холма на собственной ферме в окружении детей. Конечно, я не стал бы жить в одном доме с дойной коровой — у нее было бы отдельное помещение!
Но такая жизнь была не для меня. Я был разочарован тем, что не могу развиваться дальше как специалист. Мне хотелось большего, а, побывав в Америке, я уже имел представление о том, какие возможности есть в мире ветеринарии. Я знал, что могу достичь многого. Я наблюдал за работой блестящих хирургов, видел приближение новой эры диагностики и имплантов и не понимал, почему ветеринары не принимают перемен с такой же готовностью, как медики, лечащие людей. Если бы я избрал для себя это направление, моя жизнь была бы совсем другой. Когда-то мне предлагали место в Королевском колледже хирургов в Дублине, но моим призванием всегда были животные и забота об их благополучии — как тогда, так и сейчас.
Я знал, что вся человеческая медицина базируется на экспериментах с животными. Я даже думал, что когда-нибудь смогу усовершенствовать ветеринарию настолько, что внесу свой вклад и в человеческую медицину. Этот посыл стал главной целью моих трудов. Сотни лет люди прививали болезни животным, чтобы испытать новое лекарство, и применяли первые импланты в ветеринарии, чтобы использовать их потом на благо человека. Я не понимаю, почему нельзя сделать новые лекарства и импланты для лечения животных, у которых возникают какие-то болезни или травмы. Но, конечно же, с этической точки зрения, такое возможно, только когда другие варианты неоптимальны или их нет вовсе. Это будет для животных полезнее, чем существующий статус-кво. и может стать прекрасной моделью, на которой могут учиться и обычные медики, когда речь идет о раке или артрите, если все разумные аргументы и юридические формальности свидетельствуют в пользу того, что эти действия будут лучше, чем то, что мы уже можем предложить. Конечно, это упрощение, но я хочу сказать, что спасение жизни или конечности животного может спасти жизнь или конечность человека без необходимости отнимать жизнь у животного.
Это общая медицина, единая для человека и дивотного, и поначалу она казалась несбыточной мечтой.
Но теперь я полон решимости довести эту концепцию до общественного сознания и обеспечить животным справедливое отношение при одновременном развитии ветеринарии и человеческой медицины. Впрочем,
