«Джамп» значит «Прыгай!» - Виктор Галданов

Он взглянул на Лену и Заботина с таким видом, словно просил их посочувствовать ему, вынужденному тратить свое драгоценное время на досужие разговоры со всякими придурками.

– Да, совершенно верно, беспокоиться не о чем. Абсолютно всё у нас под контролем, и если бы не эти три ваших оболтуса, то никакого пожара и никакого убийства не было бы. Я искренне скорблю, по господину Шапсуеву, но вынужден признать, что именно так всё и будет происходить, пока вы против экспертов Конторы будете выпускать обычных уличных хулиганов вроде этих Саманов или Бычков… У нас есть о нем кое-какие сведения… Прошу прощения, Игорь Михай… – На лице его отразился гнев. – Будьте любезны повторить это, пожалуйста… Благодарю. Да, мы знаем, что делаем, и позвольте мне кое-что сказать вам в ответ. Во-первых, я вполне готов нести ответственность за все, что случится. Не надо ничего предпринимать с этим Барским. Когда придет время, мы схватим его, но не раньше, чем оно действительно придет. Во-вторых, я не привык прислушиваться к советам любителей, каковым бы ни было их положение. Увы, в оперативной работе вы – любитель. Я сижу в своем кресле очень много лет и собираюсь продолжать это делать – надеюсь, я еще увижу как вы будете вынуждены подать в отставку или вас просто вытряхнут с работы.

В ярости он шваркнул трубку на рычаги и обернулся к Заботину.

– Вот так надо отвечать этим занудам! Дай этим грошовым политиканам подержаться за кончик веревки, и они вообразят, что именно они руководят страной. – Он поглубже уселся в кресло и закурил.

– Ты… того, не нервничай, дружок, – негромко сказал Заботин. – Изложи свои доводы. Что ты предлагаешь делать в этой ситуёвине?

– Прежде всего, не гнать гусей. Наша задача полностью обезопасить Игоря Михалыча от возможных покушений на его свободу и состояние. Сейчас мы благодаря вот этой милой барышне контролируем все его передвижения, знаем всё то, что знает и он.

Лена никак не отреагировала на эти слова, лишь потупила глазки.

– К сожалению, если бы не м-м-м… резкие движения нашего опекаемого, мы могли бы избежать кучи неприятностей, свалившихся на нас в связи с несколькими неожиданно возникшими трупами.

– Ну, мало ли кто в первопрестольной помирает… – Заботин развел руками.

– Но не от пули в лоб. Пуля в лоб – это означает расследование. Следы пыток на теле всемирно известного плейбоя – это тоже расследование. А мы не всесильны. Идет борьба за власть. Против нас ополчились очень большие силы, причем они, в отличие от, нас действуют легально.

Вновь зазвонил телефон. На этот раз звонил Трубенков.

– Да слушаю, Андрюш, – с улыбкой сказал Солдатов, но затем улыбка сползла с его с лица. – Что, что ты сказал? Приказано взять этого…

Лена вся напряглась сама не зная почему.

– Что-о? Опять задействован наш спецотряд? Да что же им неймётся-то. Скажите им, что Игорь Михайлович не давал санкции на зачистку Барского!.. Ах вот как! Так значит именно он-то и отдал этот приказ? – Солдатов еще чуть послушал и резко обернулся к адъютанту. – Петя, срочно свяжитесь со спецотрядом. Им видите ли поручили разделаться с Барским и они сегодня на двадцать-двадцать высылают группу захвата на станцию Электрозаводская. Дурачье! Суют нос не в свое дело! Они не сочли нужным проинформировать нас, но сообщили этому тупоумному барану Корсовскому. Черт бы их всех побрал! – Он так вцепился в ручку кресла, что рука у него побелела. – Мы должны остановить этих идиотов! Что бы ни случилось, Барский не должен быть убит, пока я не отдам на то приказ.

Он посмотрел, как его помощник начал набирать номер, затем голова его дернулась и он обернулся на звук голоса, раздавшегося напротив него – тяжелого, уверенного в себе и веского, весящего словно тысячу пудов против его утлой старческой массы.

– Ну что же, – сказал Заботин, тяжело поднимаясь с кресла. – Если без вашего приказа здесь ничего не должно делаться, то… отдайте им этот приказ.

– Я… – Солдатов быстренько выбрался из кресла и засеменил, провожая к выходу Заботина. – Я так и собирался сделать. Я просто опасался, что этот приказ будет несколько преждевременным…

– А ты этого не боись, дружок, – Заботин покровительственно похлопал его по плечу. – Ты боись, чтобы не запоздать. Гляди вон, что в стране-то творится. Стачки. Демонстрации. Народ всего боится. Пшено вон всякое закупать кинулся. А мы об народе нашенском печись должны. Поехали, Ленок!

– Вы знаете, я немного устала с дороги… – застенчиво потупилась девушка.

– А ничаво, щас хавчик какой-нибудь сообразим и передохнем в гостиничке.

В десять утра гостиница «Хилтон-Отель» встретила их пустынным холлом и заспанными боями, которые тут же стряхнули с себя дремоту и кинулись к ним.

– Сообрази что-нибудь похавать в мой номер, – небрежно бросил Заботин администратору, по пути в лифт.

– Но в вашем номере остановился один э…

– Кто? Что б твою мать! – рявкнул Заботин. Один из его охранников схватил администратора за галстук и притянул поближе.

– Американец… – прохрипел администратор. – Конгрессмен… Член Экономического Совета. Прибыл для консультаций с нашим правительством. Номер оплачен за неделю вперед.

– Так вот, блин, к тому моменту, как я подымусь, чтоб номер был свободен. Понял?

– Слышал? «Свободен»! – пошутил охранник и оттолкнул администратора.

Кроме лифтёра, Заботина и Лены, в лифт втиснулись и трое охранников. Они прошли по довольно длинному коридору, устланному богатым ковром, в котором утопала нога, и Забота подвел Лену к обширному окну, откуда открывалась обширная панорама Москвы, Кремля, Яузы. День обещал быть солнечным, в дымке испарений далекие белоснежные высотные здания казались запредельным миражом, явившимся путникам в пустыне.

– Вишь! – благоговейно сказал Заботин. – Мой город. Все здесь моё. И гостиница эта моя. И вон тот дом мой. И вон тот.

– И вон этот? С башенками? – осведомилась Лена.

– Кремль-то? Давно мой. Со всей прислугой и господами.

Он бережно похлопал ее по плечу и, сжав ладонью плечо, притянул к себе.

«Да, дедочек, подумала она, планы у тебя далеко, вернее, глубоко идущие. Может, ты уже и виагры глотнуть успел? Надо же, ждала прекрасного принца, а выпало…»

– Да вы настоящий король, – сказала она, с трудом подавив вздох восхищения и благоговения.

– А хошь, ты у меня королевной будешь, а? – расхохотался Забота.

– Конечно, хочу, – прошептала она, и лицо ее запылало преклонением и восторгом.

Когда они вошли в великолепный четырехкомнатный номер с барочной мебелью, горничная торопливо перестилала простыни. Из соседнего номера еще слышался крикливый голос, который на противном чикагском слэнге орал в телефон и торопливо требовал немедленно заказать ему билет на обратный рейс в Вашингтон.

Они молча позавтракали целым корытцем с черной икрой, осетровыми сандвичами и гамбургерами, запивая все двумя бутылками «Фин-Шампань» и кофе «капуччино». Завтрак длился добрый час, во время которого Забота несколько раз связывался по телефону с разными людьми и отдавал короткие односложные приказания. Затем он выжидающе воззрился на охранников и те быстренько гуськом вышли из комнаты. Затем Заботин прилег на постель. Следующий выжидательный взгляд был обращен на Лену. Молчание длилось несколько секунд, потом этот боровообразный старик буркнул:

– Ну?!

Взгляд девушки был полон вопроса и немого обожания.

– Я грю, ты чё сюды в гляделки пришла играть? – пробурчал Забота. – Я че-э-эк простой, двадцать три зоны прошел, вашенским антимониям не обучен. Ну, баба ты или не баба? Давай, давай, чего-нибудь делай!

– Мне раздеться? – наивно спросила Лена. – Станцевать для вас голой. Сделать вам чего-нибудь губами, языком?

– Ну-ну, ништяк… – прохрюкал Забота.

Лена пересела на кровать рядом с ним, расстегнула и помогла ему снять рубаху, сняла брюки и попросила его перевернуться на живот.

– В твоих гостиницах полно девочек, которые сделают для тебя всё это, – прошептала девушка. – Но я для тебя сделаю больше – я подарю тебе счастье.

И она впилась своими тонкими пальчиками в жирные складки шеи, плечей, лопаток. Забота замурлыкал от удовольствия, застонал, заныл. Когда она терлась о него сосками, прижималась всем телом, прощупывала крестец, он стал часто вздыхать от наслаждения. А она шептала ему о прелестях забвения и сна, о напряжении, которое постепенно оставляет его, о прекрасной небесной голубизне, которая сгущается и окутывает его темной непроницаемой пеленой… и о том, что ровно через три часа он проснется здоровым и бодрым и напрочь забудет все ее слова.

Когда же она сбросила с него напряжение и добилась полного расслабления этого старого, усталого, израненного шрамами тела, и он блаженно захрапел, Лена подумала, что просто позволить ему переспать с собой было бы куда менее трудной задачей.