Виолетта - Исабель Альенде

и усталости, телесной и душевной. Хулиана же возраст нисколько не волновал; он решил, что ему всегда будет тридцать, и почти добился в этом деле успеха. Он оставался молодым, беззаботным, веселым и охочим до женщин даже в ту пору, когда прочие смертные видят перед собой лишь неумолимую гибель. «Единственный повод для раскаяния — грехи, которые ты не успел совершить», — говорил он.

Периоды, когда мы с Хулианом сближались, были полны страстей и страданий. К встрече с ним я готовилась как невеста, предвкушая момент, когда мы останемся наедине, обнимемся с неугасающим пылом и займемся любовью внимательно и неторопливо, как умеют лишь бывалые супруги, а потом я усну, прижавшись к его спине, вдыхая запах здорового и энергичного мужчины, и проснусь, хмельная от нежности и снов; все еще обнаженные, мы вместе выпьем утренний кофе, а после отправимся гулять по улицам рука об руку, рассказывая друг другу обо всем, что произошло за время нашей разлуки. Все это продолжалось несколько дней. А потом начинались муки ревности. Я изучала отражение в зеркале, сравнивая себя с девчонками возраста Ньевес, которых он беззастенчиво соблазнял. Хулиан упрекал меня в независимости, в том, что живу вдали от него, в богатстве, которое я скрывала, чтобы он до него не добрался. Он винил меня в честолюбии; в ту пору подобное обвинение в адрес женщины звучало оскорбительно. Все разговоры так или иначе сводились к моим сбережениям. Где-то рядом с Хулианом струился денежный ручеек, а он жил в кредит и копил долги.

Честно сказать, я не раз молила небеса, чтобы Хулиан разбился на одном из своих самолетов, я лаже мечтала задушить его собственными руками, чтобы от него избавиться. Я была бы не первой и не последней женщиной, прикончившей любовника, потому что нет больше сил его выносить.

Хулиан так настаивал на том, чтобы мы снова жили вместе, что я переехала в Майами. Я сделала это не ради его удовольствия, а чтобы быть ближе к Ньевес, которая плюнула на учебу еще до окончания средней школы, целыми днями спала, исчезала по ночам и не отвечала на телефонные звонки. Она растеряла последние крохи уважения, которое когда-то ко мне питала, и до совершенства оттачивала искусство использовать отца, чтобы меня унизить. Хулиана она обожала; я мешала ей весело проводить время — старомодная, сварливая, скупая, жеманная, чертова хрычовка, как она называла меня в глаза.

В то время Майами наводнили кубинские беженцы, у некоторых из них водились деньги. В маринах было столько же яхт, сколько на улицах кадиллаков и баров-ресторанов с лучшей кубинской кухней; воздух вибрировал от латинской музыки и громких восклицаний, в которых согласные произносились как гласные. Город нисколько не напоминал больничную палату для стариков-пенсионеров, на которую похож был раньше.

Хулиан снял виллу недалеко от моря: пальмовая аллея, бассейн с фонтаном и подсветкой и многочисленный домашний персонал. Само здание представляло собой имитацию средиземноморской архитектуры Италии, адаптированную под вкус нуворишей: монументальное строение с выложенными узорчатой плиткой террасами, голубыми тентами и вянущими от жары растениями в глиняных кадках. Внешне оно напоминало розовый торт, внутреннее убранство было таким же претенциозным. Когда я впервые переступила порог. Хулиан по традиции взял меня на руки, а затем повел показывать свои владения, хвастаясь кухней, достойной отеля, — это при том, что я не люблю готовить, как и он сам, — шестью ванными комнатами с русалками и дельфинами, гостиными, пахнущими сыростью и дезинфекцией, и башенкой с телескопом, чтобы подсматривать за кораблями, которые на ночь бросали якорь напротив пляжа.

Вилла стала для Хулиана средоточием его коммерческой деятельности, заключавшейся во встречах с теми, кого он называл своими партнерами. Некоторые из этих партнеров выглядели как бюрократы в костюмах-тройках, несмотря на влажность и жару; были среди них американцы в рубашках с коротким рукавом и шляпах, кубинцы в сандалиях и гуайаверах[21]. Заходили типы с роскошными перстнями на пальцах, покуривающие дорогие сигары и говорящие по-английски с итальянским акцентом, их сопровождали живописные телохранители, гротескные карикатуры на гангстеров.

— Будь с ними любезна, они мои клиенты, — предупредил меня Хулиан, когда я принялась о них расспрашивать, однако общаться с ними мне почти не приходилось; дом был большой, и мы не сталкивались.

Через двадцать четыре часа, проведенные вместе в розовом торте, Хулиан водрузил на обеденный стол две картонные коробки, набитые бумагами, и попросил меня разобрать их содержимое. Тогда-то я поняла, что желание удерживать меня подле себя было продиктовано не сентиментальными, а вполне практическими соображениями; отныне при нем денно и нощно были администратор, секретарь и бухгалтер. В коробках обнаружилось все — от непогашенных счетов, квитанций, адресов и маршрутов до рукописных заметок, значение которых сам Хулиан не мог расшифровать. Пытаясь навести в этой мешанине порядок, я постепенно узнавала о деятельности моего партнера, в основном незаконной, как я и предполагала.

В доме регулярно появлялись и исчезали увесистые черные портфели, набитые пачками банкнот. В комнатах хранился целый арсенал, но Хулиан, который никогда не носил при себе оружия, объяснил мне, что ничего из этого ему не принадлежит, оружие он держит исключительно по просьбе друзей. Через неделю он оставил попытки меня обмануть и рассказал о кубинцах, замышляющих заговор против революции и Фиделя Кастро, о мафии, контролирующей преступность во Флориде и Неваде, и о ЦРУ, готовом на все, лишь бы помешать распространению левых идей в Латинской Америке.

— Партизанские движения есть почти во всех латиноамериканских странах. Нельзя допустить у нас революцию, подобную кубинской, — объяснил он мне.

— А ты-то тут при чем? Какое отношение ты имеешь к ЦРУ?

— Катаю их время от времени, но об этих рейсах никому не следует знать. Ничего особенного, кубинцы и еще кое-кто собирают для меня информацию.

— Тебе хорошо платят?

— Не очень, зато работы полно. Американцы мне доверяют и не слишком беспокоят.

— Хуан Мартин говорит, что под предлогом холодной войны ЦРУ свергает демократии и поддерживает диктатуры, которые на руку элитам и насаждают террор. Кругом столько несправедливости, неравенства и нищеты. — неудивительно, что в наших странах люди мечтают о коммунизме.

— Это печально, но нас не касается. А вот Хуан Мартин угодил в самое гнездо красных, и ему там промывают мозги.

— Это католический университет, Хулиан!

— Какая разница? Твой сын — слизняк.

— Он наш общий сын.

— Уверена? Что-то не похоже…

Эти разговоры вскоре переходили в яростную потасовку, начиналось с любой мелочи, а заканчивалось тем, что мы набрасывались друг на друга.

По причинам, о которых расскажу тебе чуть позже, я с