Копье и Лавр - Федор Кукин

Гнев Окасты был как молния: даже если она не метит именно в тебя, лучше не стоять у нее на пути.

— Гракх, да заблюют псы могилу ее отца, здесь единственный стоящий гражданин! Верно она сказала: мы последняя надежда Орифии! Мы должны выйти в море и схватиться с безбожниками не на жизнь, а на смерть! Кому-то тут нужен командир? Я вам командир! — заорала Окаста так, что у Аристы зазвенело в ушах. — Я и проклятая Гракх! Слушайте сюда: сейчас мы выйдем из этих ворот и отправимся на смерть, как подобает женщинам! Тем, кто пойдет за нами, я обещаю: каждую из вас ждет в аду пир до отвала и такой мужик, какого вы и не видывали! А те, кто хотят отсидеться, пусть умирают в позоре и на том свете отправляются прямиком в ямы с дерьмом!

Одним движением Окаста выдернула меч из каменных плит, бросила его в ножны и встала рядом с Аристой.

— Но… на цем нам выйти в море? — осторожно спросила Ифина. — Ни одной триремы в гавани не осталось.

И тут, как это порой бывает, идея вспыхнула в уме Аристы так ясно и так стремительно, что это даже пугало. Так нежданно легко ложится строчка в поэму или песню.

— Триремы нам и не нужны. Чтобы подобраться к флагману, сгодится и что поменьше.

***

— Ни за что! — сказал, как отрезал, старый Солон.

Пятеро упрямых седых рыбаков стояли на пристани против двух десятков девушек в старых доспехах. Пять небольших парусных лодочек стояли за ними на якоре: сердце их жизни и промысла.

— Солон, не дури, мы же для города просим, — заметила Ариста.

— Для блажи своей вы просите! Куда вам, да на таких лодках воевать! Сами погибнете, и лодки наши потопите!

— Верно говорит, — буркнул один из рыбаков.

— Да уж, пусть воюют те, кто умеют.

— Те, кто умеют, скоро закончатся! — в сердцах закричала Окаста. — Да граждане ли вы?

— Граждане, граждане, не хуже тебя! — закаркал сердито Солон. — А своей лодки не дам, а Гракх в руки тем более! Хватит ей мои лодки топить!

Ариста вздохнула. Ей честно не хотелось делать то, что она собиралась сделать прямо сейчас.

Ну, разве что самую малость.

Ариста размахнулась и раскрытой ладонью врезала Солону по лбу.

Старик охнул и пошатнулся. А шататься-то ему и не следовало: очень неосмотрительно он спорил с дочерями Стратегикона на самом краю причала.

Сверкнув в воздухе исподним, Солон с визгом грохнулся в воду. Из-под причала послышался шквал проклятий и причитаний.

Ариста повернулась к опешившим рыбакам.

— У кого-то еще есть проблемы с тем, чтобы одолжить отечеству лодки?

Рыбаки молча подвинулись в стороны, давая девушкам дорогу.

Глава 14. Те, что не боятся смерти

Джохар торжествовал победу.

Контратака орифийского флота была яростной, но краткой. При встречном ветре триремы потеряли свое главное преимущество — маневренность. Огненные заряды подожгли и потопили треть судов противника в первые же минуты боя.

Две триремы все же сблизились с кораблями врага и взяли их на абордаж. Но и тут варваров ждала неудача: перед боем на триремы не успело погрузиться достаточно воинов. Морская пучина жадно глотала пролитую кровь, и храбрые женщины Орифии падали в кровавые волны, кто с перерезанным горлом, кто с выпущенными кишками. Пена на волнах стала алой. Казалось, духи ада носятся над морем и тащат на дно сраженных в бою несчастных.

Будь Джохар повнимательнее, он бы прислушался к доносившимся из города крикам, увидел бы огненные точки пожаров в нескольких кварталах и заключил бы, что в Орифии что-то произошло. Что-то, что ослабило варваров в самый трудный час. Но себялюбие принца не допускало даже мысли, что кто-кто кроме него мог способствовать успеху атаки. Несомненно, все дело в коварной внезапности нападения! Его, и только его план увенчается сейчас успехом. Жаль только, он не увидит, как эта наглая выскочка Тамриз обмочится со страху, запертая в осажденном городе варваров.

Из десятка трирем, выступивших на защиту гавани, на плаву остались три. Их гнали, как дичь, сквозь налетевший с севера туман.

Нервы Джохара дрожали в предвкушении. Суда Хеменидов не были больше связаны боем. Пора было начинать обстрел Орифии.

Жаль, проклятый туман скрывает очертания города. Вслепую обстрел затянется. Если только не…

— Эй, белорожий! Поди сюда!

Баррад Дарафалл подошел и встал рядом с принцем. Мертвый стеклянный глаз смотрел на белый город.

— Пора принести огонь этим дикарям, — оскалился Джохар. — Найдется ли под твоим плащом фокус, который помог бы расправиться с ними быстрее?

— Средство уже готово, о принц.

— Так приступай!

Дарафалл повернулся к корме и подал знак своим солдатам. Из трюма выволокли скованных цепями невольниц. Женщины дрожали, плакали, что-то кричали на своем наречии. Их пугали кровавая битва и туман вокруг.

Джохару стало даже любопытно. Хоть теперь узнаем, зачем колдун тащил их с собой через море!

Чародей махнул рукой, и верные ему солдаты взмахнули клинками. Головы рабынь полетели с плеч, боязливое лопотание сменилось криками ужаса. Солдаты работали споро, каждый удар резал по две головы. В пять ударов с рабынями было покончено.

Дарафалл вытянул к трупам белые руки. Его ладони раскрылись, будто разрезанные кинжалом. Края ран зашевелились, как челюсти, из них показались склизкие жвала. Раздался визгливый, скрежещущий звук, как будто под кожей колдуна скрывалась какая-то неведомая тварь, и запах крови пробудил ее ото сна.

Из шейных обрубков вырвались струи алого, как кровь, пламени. Новые крики — крики душ, которым отказано в упокоении — раздались над залитой кровью палубой. Языки страшного огня метнулись в разверзшиеся ладони Дарафалла. Они сматывались, скручивались, вихрились под его пальцами. Вокруг пламени нарастал панцирь черного, как обсидиан, стекла. И чем дольше багровое пламя текло из обезглавленных тел, тем более ветхими становились сами тела. Кожа пожелтела и сморщилась. Кости ссохлись, как если бы из них высосали мозг. В считанные удары сердца пышные юные тела превратились в истощенные высушенные останки, будто