Коммуналка 2: Близкие люди (СИ) - Лесина Екатерина

Глава 20

Виктория посмотрела на себя в зеркало. Зеркало было старым, и отражение в нем получалось мутноватым. А может, просто стояло неудачно? Главное, что в отражении этом Виктория виделась себе нехорошей некрасивой женщиной. Этой женщине не шел ее темный наряд, который она так старательно подбирала. Куда подевались загадочность?

Изысканность?

Юбка в пол, блузка, обтягивающая кости, подчеркивающая, что груди у Виктории и нет-то, что ключицы торчат. Шея длинная, но без изящества. Лицо… такому не помогут ни пудра, ни румяна. Впрочем, она и в девичестве-то особой красотой не отличалась.

— Чего дуешься? — а вот Владимира была полна ожиданий. Она кружилась по комнате, как была, в фильдеперсовых чулках, которые, между прочим, Виктория вовсе не для нее доставала. И значится, сестрица вновь залезла на чужую полку, вытащив то, что понравилось.

Сколько Виктория с ней ругалась, а все равно…

— Чулки где взяла?

— Не дуйся, — Владимира приложила платье в розовые розы. — У тебя все равно две пары.

Чистая правда, но ведь это еще не значит, что брать можно!

— Хочешь, я тебе свое платье дам?

— Хочу, — неожиданно для себя согласилась Виктория, понимая, что не поможет. Не в платье дело, а в ней самой…

Может, согласиться?

Выйти замуж, уехать из квартирки этой, где и дышать-то тесно, от сестрицы с наглостью ее и радостью, от которой острее чувствуется собственное несовершенство?

— Сначала умойся, — велела Владимира. — По-другому рисоваться надо. И брови выщипаем.

— Зачем?

— Затем, что такие носить уже немодно. Ниточкою надо… а может, лучше сбрить и нарисовать? — сама Владимира брови давно носила по моде, двумя тончайшими дужками, отчего лицо ее обретало престранное выражение не то радостное, не то удивленное. — Да, сбрить быстрее…

— Я не дам брить брови.

— А в лифчик ваты.

— Чего?!

— Ваты. Для объему.

Виктория фыркнула. Вот уж глупость преглупая! А потом что? Когда… до другого дойдет, не говоря уже о том, сколько слышала она историй про эту самую вату, которая норовила выпасть в самый неподходящий момент.

— Это да, — сестрица согласилась с невысказанным сомнением. — На будущее надо бы специальные подушечки сшить, можно из старых чулок. И к лифчику приметать, тогда точно не вывалятся.

— Не хочу я ничего приметывать! Это… это обман!

— Скажешь тоже… подумаешь, самую малость если только, — второе платье было с пышною юбкой, под которую надевался пышный же подъюбник, с широким поясом и из ярко-желтой переливчатой ткани. — И вообще… а ведьмино очарование — это не обман? На Ниночку глянь…

— Я не Ниночка.

— Вот именно! А потому нечего носом крутить. И вообще, платье на тебе не сядет, если без ваты.

Ваты нужное количество не нашлось, но Владимиру эта досадная мелочь не остановила. Она, Владимира, скрутила по паре чулок, запихала их в лифчик, а после обложила ватой. Помяла, выравнивая, и сказала:

— А ничего так.

— Ничего хорошего, — Виктория сама себе удивлялась. Как вышло, что терпит она этакое непотребство? А вот платье Владимира достала розовое, того сочного насыщенного колера, который не всякая примерить решится.

— Нет!

— Не спорь, а то точно брови сбрею… и вообще, оно не розовое, а фуксиевое.

— Какое?!

— Цвета фуксии, неуч, — Владимира ловко натянула платье и застегнула. После перехватила поясом. — Я вот чего подумала… у нас можно подать заявление на курсы повышения квалификации…

— И что?

— Мне предлагали…

— Почему тебе?

— Точнее Евгений Дементьевич просил у тебя узнать, не желаешь ли ты… по-моему, ты ему нравишься.

— Глупость какая! — Виктория снова посмотрела в зеркало, и была вынуждена признать, что с прошлого раза мало что изменилось.

— Садись, — велела Владимира. — С бигудями уже поздно возиться, но если просто косу заплести… и вовсе даже не глупость… или начесом? У меня лак есть, крепкий, если начесать… хотя сначала в сахарной воде надо бы вымочить, нет, не успеем… а что? Он мужчина видный…

…не сказать, чтобы молодой, но молодого на должность заведующего первой городской библиотекой не поставят.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Намекнул, что через пару лет на повышение собирается, и нужен кто-то на его место. А про тебя сказал, что ты серьезная, ответственная, не свиристелка какая-то, — Владимира хихикнула, очевидно, решив, что свиристелкой обозвали именно ее. — Подашь заявление, съездишь в этот Ленинград на месяц-другой… общежитие дают, я узнавала. Да и он сказал, что тоже отправится.

Евгений Дементьевич был мужчиной в высшей степени серьезным. Строгим. И Виктория, говоря по правде, несколько его побаивалась. А тут вдруг…

…вдвоем и на курсы.

Как-то звучит…

— Не вертись. Я сказала, что ты согласна.

— Когда?!

— Сегодня. И ты ведь согласна, — Владимира ловко разобрала пряди. — Сама подумай, с этими… ухажерами точно ничего не получится. Что бы им ни было нужно, это не мы с тобой. А значит, что? Значит, самим думать пора…

Слушать от сестры подобные рассуждения было по меньшей мере странно.

— И выбор небольшой. Или жить тут вдвоем до старости в надежде, что когда-нибудь дадут и нам по квартире, но вряд ли, скорее, если и дадут, то одну на двоих. Вот. Или пытаться как-то иначе… я тут присмотрела того мальчика, что за Ниночкой нашей бродит. Бестолковый, конечно, но в хороших руках перспективный.

— У него мама.

— Ай, у всех мама… — отмахнулась Владимира. — Свекрови бояться, замужем не бывать. А я хочу. И замуж, и детей. Парень в целом перспективный, а со свекровью справлюсь как-нибудь. Это Ниночка у нас гордая, а я — дело другое, я и потерпеть могу, и прогнуться, где надо… поначалу. А там… если она крутить может, то и я справлюсь. Ночная кукушка, как известно…

Лицо Владимиры вдруг утратило всякую мягкость.

— А потому лучше бы тебе уехать на пару месяцев. Пары мне хватит, если Ниночка поможет. А там… молодая семья, беременность… у него репутация отличная, у меня тоже. Выделят. Или комнату отдельную, или квартиру. И ты, коль из мечтаний выползешь своих, тоже неплохо устроишься. Дементьевич мужик строгий, это верно, но что-то подсказывает, вы с ним сойдетесь. Если постараешься. Вот так, тебе лучше волосы наверх убирать, сразу лицо таким становится… тонким.

— Спасибо, — шепотом произнесла Виктория, боясь спугнуть именно это отражение, в котором у нее вдруг появилась странная бледная изысканность. И черты лица сделались вдруг тонкими, изящными. И глаза появились, и шея… больше не гусиная.

Лебяжья.

— Не за что, — Ниночка пшикнула из бутылки. — Мы же сестры, должны помогать друг другу, верно?

И как-то… грозно это прозвучало.

Антонина встретила Алексея на лестнице и вновь поразилась тому, до чего правильно он выглядит. Не в том смысле, что хорошо, отнюдь: костюм его, шитый из плотной серой ткани, скроен был явно не по фигуре, отчего пиджак висел, а брюки казались коротковатыми. Но и сам этот костюм, и чересчур яркий, аляповатый галстук, и туфли, и галоши, надетые поверх туфель, были именно такими, какие купил бы простоватый честный парень.

Волосы он зачесал на пробор. И цветок в петлицу сунул.

Гвоздику.

Гвоздики же вручил Тонечке:

— Ты чудесно выглядишь! — сказал почти искренне и мило покраснел. Тонечка тоже покраснела, хотя и не так, как следовало бы, но в полумраке коридора это было почти не заметно. Она посторонилась, впуская гостя.

В руках Алексей держал коробку, и подумалось, что во всяком случае один торт у них будет.

И шампанское тоже.

«Советское», в темной бутылке с горлышком, обмотанным серебряной фольгой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Доброго дня, — он неловко пригладил волосы. И выглядел таким смущенным, будто не соседям его представляли, но по меньшей мере родственникам.

Еще немного и Тонечка поверит, что ошиблась.

Антонина фыркнула. Она-то, в отличие от Тонечки, давно не была наивной. И цепкий взгляд, который единственный выбивался из образа, приметила. И поняла, что ничего-то от этого взгляда не укрылось. Ни Ниночка в ее пышном платье с вырезом, ни Калерия, что выглядела строго и деловито, и платье на ней сидело мундиром, ни Ингвар, чьи ноздри дрогнули, знакомясь с запахом нового человека.