i 1cdedbafc07995a6 - Admin

   -- Он совсем ебнулся! Куда он побежал!

   Перед глазами все плывет, от страха слиплось в горле.

   -- Нельзя выходить! В такой ливень никакой плащ не спасет. Ты заразишься! -- увещевает сзади Михась.

   Арт предусмотрительно нажимает кнопку центрального замка, и двери защелкиваются.

   Я пытаюсь что-то возразить, мне возражают в ответ, мы начинам кричать друг на друга. Девушки плачут. Дождь барабанит в кузов, шипит на мостовой. Незримый гул на улице -- в последние пять минут перешедший в рев -- глушит все, создавая ни с чем несравнимый фон, в котором уже нельзя ничего разобрать, никого услышать, ничего понять. Все это напоминает дурной сон, ночной кошмар; сюрреалистичности прибавляет замкнутое пространство, перенаселенное горланящими людьми, а так же полная неспособность что-либо изменить. Ощущение собственной беспомощности выдавливает из меня душу, и я ухожу под контроль паники.

   Затем в доме Евы раздаются выстрелы.

   14:20

   Следующие минуты плохо отпечатались в моей памяти. Страх съел их, как рак гортани съедает небный язычок.

   Сознание возвращается, лишь когда в Евиных воротах снова появляется Женя. Одежда и волосы запачканы кровью, как и приклад "Моссберга", облепленный кусочками размозженной плоти.

   На руках Женя держит какой-то сверток -- что-то длинное, плотно укутанное в несколько одеял. Легкой трусцой, словно его ноша совсем ничего не весит, он бежит к "Хаммеру".

   -- Багажник! Багажник открывай! -- кричу Арту.

   Несколько секунд тот лихорадочно ищет ручку. Наконец, находит ее, тянет вверх.

   Багажник открывается, когда Женя уже позади машины.

   Вместе с зараженной водой в салон врывается безудержный рев обезумевшей толпы. Песнь мертвых обрела, наконец, четкий мотив.

   14:22

   Женя забрасывает сверток в багажник и захлопывает дверцу. В ту же секунду на просеке появляются первые "прокаженные". Они бегут со стороны центра -- оттуда, куда направлялись мы.

   Впервые в новейшей истории постапокалиптического Ростова мы встречаем стадо. Его движение напоминает цунами -- небольшая, на первый взгляд, волна превращается в мощнейший вал разрушительной силы. За первыми "прокаженными-одиночками" бегут компании по пять-шесть человек. Эти компании объединяются в более крупные группы, а те, в свою очередь, в скопления по двадцать-сорок одинаково голых тварей.

   "Прокаженные" теперь действительно похожи друг на друга. Истощавшие за несколько дней безостановочных поисков свежей еды, изувеченные и грязные, они напоминают ходячие скелеты, только что восставшие из своих могил. Бегущие скелеты.

   Стадо увеличивается на глазах -- десятки превращаются в сотни, сотни в тысячи. Мы становимся свидетелями "двинувшегося" стада. А если стадо "двинулось", его уже не остановить.

   Завороженные невиданным действом, не сразу замечаем первых тварей, промчавшихся мимо нашей машины. Кажется, им нет до нас никакого дела. Вокруг слишком шумно и слишком сыро, чтобы нас заметили в непроницаемо-темной консервной банке. И только когда мимо проносятся первые группы, а в кузов "Хаммера" начинают биться пятки и локти, я вдруг вспоминаю о Жене.

   Его по-прежнему нет в машине. Заглядываю в каждое окно, надеясь, что он спрятался под днищем "Хаммера" или еще где-нибудь, черт возьми, где угодно...

   -- Вон он, -- шепчет Арт. -- Впереди...

   Смотрю в лобовое стекло, и ощущение сюра возвращается. Я настолько изумлен увиденным, что просто столбенею -- нижняя челюсть и брови ползут в противоположных друг другу направлениях.

   Женя стоит посреди дороги, а безудержный поток "прокаженных" обтекает его со всех сторон, словно торчащий из ручья валун. Стадо не обращает на него никакого внимания, даже когда он, размахнувшись, бьет кулаком одну из тварей в лицо. Нос съезжает на бок, тварь падает в грязь... поднимается и бежит дальше.

   В салоне "Хаммера" гробовое молчание. Мы даже забыли о странном свертке, заброшенном в наш багажник. Вокруг, куда ни глянь -- голые чумазые тела, неукротимая река рук, ног и голов. Они визжат, скулят, поскальзываются и падают, встают, врезаются на всем ходу в машину, снова падают и снова встают.

   И только от Жени "прокаженные" шарахаются, как черти от ладана -- его словно оберегает невидимый силовой щит. Он стоит там неподвижно -- минуту, две. Потом поднимает голову кверху, и я невольно следую его примеру.

   Сотрясая воздух звуковыми вибрациями лопастей, в небе появляется военный вертолет.

Глава 18

Прокаженный язык

   14:30

   Боевой Ми-28 в серо-черном окрасе с тяжелым вооружением на борту летит низко над землей

   Все заворожено смотрим в небо, позабыв о стаде "прокаженных", о дожде и том, что оказались посреди всего этого. Даже Женя неотрывно следит за вертолетом, окруженный беспрерывно движущейся рекой голых человеческих тел.

   Вертолет берет курс на стадо, разворачивается вдоль его движения и зависает в каком-то десятке метров над дорогой. Счетверенный пулемет на турели приходит в движение.

   -- Кажется, -- бормочет Арт, -- он собирается...

   -- ПРИГНИСЬ! -- кричу я, ныряя под приборную панель.

   Остальные проделывают то же самое -- машина ходит ходуном, в спинку моего сиденья кто-то беспокойно толкается.

   Потом воздух наполняет пулеметный стрекот, и я забываю обо всем на свете. Каждая клетка организма ожидает снаряда, который, прошив машину насквозь, разорвет мое тело на части. Грохот стоит такой, что болят барабанные перепонки. Зажав уши ладонями, я начинаю кричать.

   И кричу до тех пор, пока вдруг не вспоминаю о Жене. Мысль о брате, находящимся в самом эпицентре стада, на которое открыли охоту, заставляет преодолеть страх и выглянуть из-за приборной панели.

   На дороге, метрах в ста впереди, творится сущий ад. Пулеметные снаряды, напоминающие длиннохвостые огненные кометы, с шипением вонзаются в дорожное полотно и буквально взрывают его. Во все стороны летят куски асфальта и щебня. Но это ничто по сравнению с разлетающимися кусками изуродованных человеческих тел, когда снаряды попадают в "прокаженных". Вытянутые огненные всполохи с жужжанием отрывают от них руки и ноги, мозжат в кровавую кашу головы, в три-четыре удара перешибают напополам туловища. Ярко-алые фонтаны крови брызжут во все стороны, мощными струями бьют из открытых ран в местах отстреленных конечностей. Дорога, столбы, близстоящие машины -- менее чем за минуту все окрашено красным.

   Уцелевшие "прокаженные" визжат и разбегаются в разные стороны, надеясь укрыться от неведомой угрозы, но удается это не всем. Подвижная турель вертолета настигает их на бегу, когда они перепрыгивают через машины, прячутся за деревьями. Огненный дождь подкашивает беглецов, словно порыв ураганного ветра, укладывая сразу по шесть-семь человек, укорачивая на голову или разрезая напополам.

   Воздух переполнен звуками и запахами. Шум вертолетных лопастей и рвотное зловоние розового дождя, стрекот пулемета и аромат пороха, хлопки, когда снаряды попадают в дорогу или машину, и чавканье, с которым они настигают живую цель, смрад мяса и крови, свойственный скотобойне...

   В этом огненно-кровавом мареве я тщетно пытаюсь найти брата. Но чем больше проникаюсь всем ужасом творящегося за окном, тем сильнее убеждаюсь, что живым мне его уже не увидеть. Только не там. Там никому не выжить. Там лишь смерть.

   От переполняющих чувств я забываю, что сам нахожусь в эпицентре смертельного вихря. И вспоминаю об этом лишь когда первые пули пробивают капот "Хаммера".

   14:35

   КЛОМ-П!

   КЛОМ-П!

   КЛОМ-П!

   В капоте появляются один за другим глубокие кратеры с рваными краями. Машина вздергивает под ударами невероятной силы, хлопает пробитый двигатель, разорванные патрубки охлаждающей системы с шипением выпускают наружу пар. Снаряды прошивают "Хаммер" насквозь, взрывают правое переднее колесо. Кузов накреняет набок.

   Еще метр, и смертоносный град ворвется в салон. Сзади слышится протяжный девчачий визг, на водительском сиденье Арт двумя руками давит на клаксон в надежде, что пилоты заметят живых пассажиров.

   Но вокруг так шумно, что сигнал плохо слышен даже из салона -- что уж говорить о пилотах. Все равно, что пытаться петь перед многотысячной аудиторией без микрофона. Тогда Арт меняет тактику и принимается моргать фарами, но только зря дергает ручки -- аккумулятор разбит.

   Первая удар снаряда проминает крышу с задней стороны. За ним следуют второй и третий -- на кожаном потолке "Хаммера" вспухают овальные бугры.

   Однако что-то не так... В буграх нет отверстий -- в салоне нет пуль. Тогда я понимаю, что это не снаряды, а следы человеческих ног.

   14:37

   Сквозь тонированное окошко люка я вижу того, кто запрыгнул к нам на крышу. Это Женя. Он стоит там, голый по пояс, и раскручивает над головой промокший от дождя свитер. Обнаженный торс цвета рассольного сыра обтекают розовые струи, длинные мокрые волосы обрамляют лоб рваными фестонами. Он что-то кричит, это видно по движению губ и натянутым сухожилиям на шее. Слов не разобрать, но это неважно -- как и мы, пилоты вертолета тоже не слышат их. Главное, чтобы они увидели человека, способного говорить -- "прокаженные" речью не владеют.