Япония: язык и культура - Владмир Алпатов

До 40-х гг. ХХ в. орфография каны была исторической, переносившей на современный язык правила бунго (ср. русскую дореволюционную орфографию). Сразу после войны не только упростили иероглифику, но и реформировали орфографию каны (одинаково для хираганы и катаканы). Реформа каны была очень похожа на реформу русской орфографии 1917–1918 гг., сходство было даже в том, что обе они были подготовлены намного раньше, но вступили в действие лишь в годы общественных изменений. Из каждого алфавита исключили по два «японских ятя», а большая часть исторических написаний была заменена фонетическими. Исключение составили отдельные написания частотных грамматических элементов. В итоге данная реформа оказалась успешной: старая орфография забыта не менее прочно, чем в России, хотя довоенная литература может публиковаться и на ней (много реже, чем с использованием старой иероглифики), а старые написания изредка встречаются.

Впрочем, не все реформы каны оказались удачными. Ничего не получилось из принятого после войны решения отменить фуригану: она очень удобна и на деле никогда не прекращала употребляться, потом ее вновь узаконили. Не всегда однозначно написание хираганой глагольных окончаний (так называемая окуригана). Скажем, в упоминавшемся в главе 7 глаголе kaeru 'возвращаться' после обозначающего корень иероглифа одни пишут хираганой eru, а другие только ru. Предпринималось несколько попыток упорядочить такие правила, но они так и не удались, в ряде случаев даже в учебниках пишут по-разному [Takada 2007: 29].

Еще один вопрос—направление письма. Традиционно в Японии, как и в Китае, пишут вертикально сверху вниз, а столбцы располагаются справа налево; издавна известно было (например, в надписях, вывесках) и горизонтальное написание, также справа налево. Но со времен Мэйдзи с Запада пришло и горизонтальное написание слева направо, ставшее более частым после войны. Оно полностью вытеснило обратное направление (сейчас сохраняющееся лишь в некоторых храмах) и постепенно распространяется и туда, где еще недавно писали вертикально. Особенно эта экспансия видна в справочной, библиографической и отчасти в научной литературе. Например, в ежегоднике японской лингвистики «Кокуго-нэнкан» биографические справки об ученых до 70-х гг. печатались вертикально, а затем горизонтально. Горизонтально пишутся и все надписи на телеэкране. А в компьютерную эпоху то, что пишут на waapuro, чаще имеет горизонтальное направление слева направо. Внедрение таких норм вызывает протесты, особенно у старшего поколения. Уже упоминавшийся Тояма Сигэхико считает, что японские иероглифы должны стоять, а их заставляют лежать, и что при написании в строчку теряется красота языка [Toyama 2005: 26–28]. Впрочем, вертикальное написание еще не сдает позиции во многих жанрах: газеты, журналы и художественная литература, включая переводную, печатаются по-прежнему вертикально.

Итак, сложная японская письменность при внимательном ее изучении оказывается вполне логичной и удобной, а ее трудности, кажущиеся значительными для людей, привыкших к иным системам письма, не столь велики для тех, кто вырос в японском обществе. Еще три четверти века назад вьщающийся китаист академик В. М. Алексеев писал: «Иероглифика есть также некий исторически закономерный и высоко развитый способ человеческого общения, который в существе своем вряд ли отличается от алфавита. Если иероглифы в некоторых отношениях сложнее букв, то в других – они проще, как комплексы» [Алексеев 1932: 59].

За последние десятилетия выяснено, что человеческая речь связана с обоими полушариями мозга: за семантику отвечает правое полушарие, а за преобразование смысла в текст, за формальные механизмы – левое [Балонов, Деглин 1976]. Существует гипотеза, согласно которой иероглифика воспринимается правым полушарием, тогда как любое алфавитное письмо, включая хирагану и катакану, – левым. Если это так, то именно поэтому иероглиф нормально воспринимается целиком и сразу. Разумеется, это относится лишь к людям, хорошо владеющим иероглифами, обычно с детства. Иностранцы же очень часто вынуждены тратить время на опознавание каждого иероглифа. Впрочем, так бывает в некоторых случаях и с самими японцами, поскольку хорошо знать все иероглифы (даже все реально употребляемые) невозможно.

Наконец, кратко отметим и особенности устного варианта языка, не передаваемые на письме. Это, прежде всего, интонационные и акцентуационные особенности, в целом более заметные в женской речи, чем в мужской. В главе 8 мы упоминали, что вообще различия мужской и женской речи заметны независимо от стиля именно в устных вариантах языка. Автор книги об особенностях женской речи в Японии отмечает, что всегда, независимо от стиля и тематики разговора, у женщин наблюдается большая величина смены тона и большее использование контрастивных моделей тона [Shibamoto 1985: 55].

Возможна игра слов, имеющая смысл лишь в устном варианте языка. Она может оказать влияние даже на поведение людей. Отмечается, что японцы, которым нужно рано вставать, привыкли ставить будильник на 5.55 утра: по-японски пять – go, и повторение слова ассоциируется с омонимичным английским go Иди! . В рекламе обыгрывается и омонимия того же go еще с одним омонимом – названием игры го [Honna 1995а: 51].

9.4. Латиница в Японии

В последние полтора столетия для записи заимствований из американского варианта английского языка наряду с катаканой используется и латинское письмо (по-японски roomaji, буквально римское письмо). Это письмо довольно широко применялось в эпоху Мэйдзи (например, в словарях) [Kurashima 1997, 1: v], а известный писатель Исикава Такубоку написал и издал в начале ХХ в. свой дневник, написанный на латинице [Stanlaw 2004: 66]. В XIX в., а затем в годы оккупации шла речь о переходе на латиницу, но эта идея, по выражению Дж. Стенлоу, осталась в Японии на уровне интеллектуального любопытства [Stanlaw 2004: 88–89].

Латинское письмо до сих пор нельзя назвать хорошо известным и тем более своим для японцев, хотя, разумеется, все знакомятся с ним в школе (причём в отличие от наших школ его учат отдельно от изучения иностранных языков и на несколько лет раньше). Но если остальные виды японского письма осваивают с первого класса начальной школы, а хирагану даже с детского сада, то с латинскими буквами японские дети впервые имеют дело в четвертом классе, то есть в 9 лет [Gottlieb 2005: 83], в некоторых школах на год раньше [Kai 2007: 80]. Обязательное обучение латинице ввели лишь в годы американской оккупации, и внедрялось оно с трудом: в 1950 г. даже решили, что слишком сложно научить детей писать латинскими буквами и можно ограничиться обучением чтению [Kai 2007: 84].

Эти трудности объяснимы. В отличие от каны латиница нарушает привычные для японцев звукопредставления, согласно которым последовательность «согласный + гласный» составляет единый и не членимый элемент, этот вопрос мы исследовали в книге по истории лингвистических традиций [Алпатов 1998: 33–34]. В кане такие последовательности передаются одним знаком, но в латинском письме они делятся на части. Именно с этим и связано упомянутое выше высказывание лингвиста Ямада о сложности латинского письма. Сейчас, разумеется, японцы привыкли к латинским буквам больше, чем в послевоенные годы. Но даже сейчас использование латиницы часто оказывается знаком недостаточной освоенности соответствующего слова. Если же слово, пришедшее из США, достаточно известно, его будут, скорее всего, писать катаканой. До сих пор японские лингвисты, особенно принадлежащие к старшему поколению, оценивают латиницу в отличие от катаканы как «чужое письмо» [Marutani 1993: 66].

Следует учитывать и то, что среди разных видов латиницы, безусловно, и в Японии, и вне ее господствует самый традиционный. Это появившаяся еще в XIX в. так называемая латиница Xэпбёрна, ее автор, миссионер, был одним из первых американцев, изучивших японский язык. Она имеет много недостатков (прежде всего, она недостаточно научна) и всего одно достоинство: она хорошо соответствует звуковым представлениям носителей английского, но не русского и, главное, не японского языка. И в русском, и в японском языке очень развито противопоставление твердых и мягких согласных, которого нет в английском языке. Американцы и англичане воспринимают японские мягкие с', т дз'как ш, ч, дж (графически sh, ch, j), а прочие мягкие—как сочетания с йотом: скажем, слог k'a воспринимается как kya. Отметим, что русская кириллическая транскрипция, разработанная Е. Д. Поливановым, основана на иных, более научных принципах, и поэтому русские написания вроде суши, Хитачи, а не суси, Хитати показывают, что эти слова взяты либо из японских текстов на латинице, либо (что во много раз вероятнее) из английского, а не японского языка. Еще в БЯРС (2, 165) и как японское слово, и как его русский эквивалент дается не суши, а суси, но сейчас так, кажется, говорят только профессиональные японисты. С этим трудно бороться, если английский язык известен в России намного лучше японского. А из-за ее широкой распространенности и в этой книге принята латиница Xэпбёрна.