КАПУСТА БЕЗ КОЧЕРЫЖКИ - Евгений Лукин

— Нет, — сказал Ветров, — не обидно. Знаете, что сказал Рогалевский, когда мы уже обо всем договорились?

— Интересно, что же?

— Он сказал: «А теперь, Сергей, признайтесь честно: чья это идея — подсунуть мне ваши рассказы?» И я признался. А он сразу поверил. Вот за что я люблю писателей-фантастов.

— Ничего не понял, — сказал я.

— Вы уже прочли рассказ «Стеклянный гвоздь»?

— Это где пришелец предлагает землянину свою повесть «Стеклянный гвоздь»? Он мне как раз меньше всего понравился. Идея слишком банальна: рассказать землянам о другой цивилизации под видом фантастической повести. Подсчитайте на досуге, сколько раз уже писали об этом.

— Да-а, — протянул он, нарочито бася. — Идея банальна, очень банальна. Как сама жизнь. Вы никогда не задумывались над тем, как банальна жизнь? Рождение, смерть, любовь, ненависть — и ни черта нового. Герой рассказа «Стеклянный гвоздь» — это я сам, и пришелец действительно разговаривал со мной и действительно передал мне свою повесть.

С этого момента его исповеди я окончательно перестал ему верить, но слушать было интересно.

— Он подарил мне свою повесть на родном языке в виде книжки и на русском (он сам перевел) — в виде машинописной копии. И, представьте себе, в обоих вариантах автором значился не он, а известный в его мире фантаст, согласившийся за половину гонорара издать рукопись под своей фамилией. А когда я без всякой задней мысли поинтересовался, как это пришла ему в голову такая идея, он сообщил зловещим шепотом, что это не его идея, и в одной из глав повести «Стеклянный гвоздь» он пишет об этом. Способ публикации произведений начинающих авторов под фамилиями знаменитостей поведал ему житель далекой планеты Флагиатор, и негуманоидный этот писатель тоже признался, что позаимствовал идею из другой части Вселенной.

— Так кому же она все-таки принадлежит? — не выдержал я наконец, задавленный этим потоком информации.

— Никому. — Голос Ветрова тоже превратился в зловещий шепот. — Эта идея не принадлежит никому. Она вечна, как сама Вселенная. Вам знакома концепция вложенных миров? Вот и здесь нечто подобное. Бесконечная матрешка. Капуста без кочерыжки. Понимаете?

И я понял. Я представил себе эту странную идею, уходящую в глубь парсеков и закрученную в вихрь беспрестанно дробящихся наносекунд, идею, охватившую всю чудовищную ширь пространства и проникшую в самые потаенные уголки микромира. И это был абсурд и глупость. Капуста без кочерыжки. Но я помню, как мне стало жутко, словно вселенский реликтовый холод прокрался в сердце. И в отместку за это ощущение я решил напугать или хотя бы удивить Ветрова.

А наш поезд, громыхнув на стрелке, вдруг взвыл надсадно и жалобно, и мне показалось, что я видел, как его металлический крик долго висел в морозном воздухе над полями.

— По поводу концепции вложенных миров, — заметил я небрежно. — Слышали такую гипотезу, будто самый маленький мир — это и есть самый большой? Замкнутая система. Она всегда легче воспринимается человеком.

— Но ведь это же бред, — сказал Ветров. — Особенно в приложении к нашему случаю.

— Отнюдь, — сказал я. — Как раз к нашему случаю легче всего приложить эту гипотезу. Человек, который откажется использовать идею плагиата, и будет ее автором. Круг замкнется.

На мгновение в глазах его мелькнула искорка испуга, но он тут же улыбнулся:

— Дурака валяете, да? Вы же мне не верите.

— Конечно, не верю. Где ваша инопланетная повесть?

— У Рогалевского, — быстро ответил он. — Скоро выйдет в «Молодой гвардии».

— Ну вот, — проговорил я с издевкой, — а я-то надеялся поглядеть на рукопись, отпечатанную инопланетными пальцами. Или чем он там печатал — псевдоподиями?

— Бросьте, — сказал он. — Конечно, рукопись не доказательство. Книжка — доказательство. Но она у меня дома, в Харькове. Так что уж и не знаю… Э-э-э! — Он вдруг невероятно обрадовался. — У меня же с собой письмо Рогалевского!

Вот это уже было интересно. И особенно интересно потому, что в моем сборнике был автограф знаменитого фантаста. Я мог сличить почерки, а Ветров не знал об этом.

Он лихорадочно рылся в своих карманах и все мрачнел и мрачнел. Потом перерыл чемодан и небольшую дорожную сумку, бормоча себе под нос: «Где же оно? Куда же оно пропало?», и был огорчен не на шутку, и все это было так натурально, что трудно было не поверить.

Но я не поверил ему.

Утром он сошел в Харькове. У меня появились новые соседи. С ними разговор не клеился, и весь день я читал Рогалевского. Шикарные у него все-таки рассказы. А я, когда читаю хорошую литературу, всегда неудержимо хочу писать сам. И мне явилась идея написать о моем странном попутчике и попросить Ерохина напечатать это как свое, и я сидел и думал, как здорово все получится, а за окном уже было море, и летняя голубизна неба, и пальмы вдоль шоссе, и в открытом настежь купе гулял свежий, но теплый ветер, и поезд приехал в Адлер.

Послесловие Алексея Ерохина

Когда я уже подготовил к печати этот рассказ, я вдруг понял, что мы с Трубицыным невольно стали очередным звеном той бесконечной цепи, очередным листом той капусты без кочерыжки. И стало страшно, словно чья-то гигантская незримая рука, ведомая чужой непреклонной волей, направила меня не по мной избранному пути. Признаюсь, я не сразу сумел отмахнуться от этого навязчивого, хотя и нелепого кошмара. Но потом все же взял рассказ и отнес в редакцию.

Послесловие Анта Скаландиса

Рассказ, который вы только что прочли, написан инженером Константином Мушкиным из города Урюпинска. Константин попросил меня пристроить этот опус где-нибудь в Москве. Условий он не оговаривал, и я счел возможным переписать его и напечатать как свой. Однако ведь я упомянул и фамилию автора, более того, весь гонорар я отправляю ему. Поэтому мне кажется, что я как раз тот человек, который отказался от использования идеи плагиата, и значит, по замыслу (смотри выше) являюсь ее автором.

ПЛАНЕТА № 386

Хочешь получить умный ответ — спрашивай умно.

Младший офицер кастикусийской звездной разведки Лoкумби-ру-Зига обнаружил кислородную атмосферу на третьей планете малой желтой звезды в созвездии Клопа и завис в двухстах километрах над аэропортом Адлер города Сочи. За полтора часа, болтаясь в летающем блюдце, Локумби-ру-Зига (далее для краткости будем называть его просто Зига) изучил в совершенстве все языки, употребляемые на территории Сочи. Потом он покинул блюдце, материализовался в свободной кабинке общественного туалета в торце здания аэропорта, и, одетый по-адлерски, вышел на площадь.

У Зиги был собственный ускоренный метод исследования обитаемых планет. Он выбирал индивидуума в случайной точке планеты, проводил с ним короткую беседу и придумывал главный вопрос. Этот вопрос Зига разбивал на две части и первую сразу же задавал индивидууму. Затем ради чистоты эксперимента он пересекал планету в произвольном направлении, находил другого индивидуума и задавал ему вторую часть вопроса. Объединив ответы, он загонял их в бортовой компьютер, и послушная машина выдавала заключение по всем пунктам.

Свой метод Зига называл методом двойного экономического вопроса. Он считал, что именно мелкие детали таят в себе суть планетарной жизни. Так, в предыдущем рейсе в систему Мерцающей Крокодила он спросил у одного из тамошних жителей, сколько зеленых палочек светожора выращивает тот за сезон, а у другого — сколько таких палочек уходит на светокорм его семье. Отсюда Зига сделал вывод об уровне благосостояния мерцающих крокодильцев, а заодно и о том, насколько сильна у них медицина, поскольку попутно выяснилось, что зеленые палочки светожора используют как средство от насморка у детей.

Зига гордился своим ускоренным методом. Собрав информацию за час-другой и поручив остальное компьютеру, он уже к вечеру сажал свое блюдце у дверей шикарного отеля на знаменитой курортной планете Тиржи-Гарман-Жири.

Зига окинул взглядом адлерскую площадь. Его внимание привлек торговец растительностью: длинные стебли с большими белыми венчиками напомнили ему уши его любимого зверька брамглюкаса.

— Сколько стоят ваши цветы? — спросил Зига на родном языке торговца, чем растрогал его необыкновенно.

— Семь копеек штука, генацвале, — ответил торговец.

— А за какое время вы зарабатываете семь копеек?

Абориген растерялся.

— Спроси что-нибудь полегче, — сказал он. — В день я зарабатываю в сто раз больше, в двести раз больше, в тыщу раз больше! Что, я считал?

— Спасибо, генацвале, — поблагодарил Зига и поспешил через площадь к туалету, отметив про себя, что по ту сторону здания взлетают в небо транспортные устройства то ли на химической, то ли на внутриядерной тяге.