Судьба королевского наследника - Амо Джонс

в своих костях и под своей кожей, так почему же я не чувствую его в своем разуме? Почему он не присутствует в моих воспоминаниях, если я могу чувствовать его прикосновение к моей плоти? В этом нет смысла.

Неизвестный: Злорадствовать по поводу чего?

Мое волнение медленно выходит наружу.

Я: Ты мне скажи.

Неизвестный: Сладких снов, Лон.

Я: Как скажешь. Я слишком устала для этого дерьма.

Я швыряю телефон на кровать и сердито беру пульт, наблюдая за двумя полярно противоположными друзьями на экране. Мне нужно что-нибудь спокойное, как Чак Басс и Блэр. ДА. Мне это нужно. Я включаю воспроизведение любого эпизода, о котором идет речь, снова зарываясь поглубже в свои одеяла. Мои веки тяжелеют, пока я изо всех сил пытаюсь не заснуть. С течением времени усталость проникает в мои мышцы, и, прежде чем я осознаю это, свет гаснет.

Мое тело гудит от энергии, когда я открываю глаза. Я снова здесь. Отлично. Почему у меня постепенно появляется чувство, что все, что происходит в этом кошмаре, является посланием? Что бы я ни видела, это какая-то написанная от руки записка, отправленная мне бог знает кем. Может быть, Богом?

У меня было легкое детство, никакого странного дерьма, о котором стоило бы говорить, так что я даже не могу притворяться, что догадываюсь, каким будет это послание. Моя жизнь была настолько нормальной, насколько это вообще возможно, как до, так и после смерти моих родителей, за вычетом того, что я время от времени скучала по ним, но это прошло примерно через год. Мой дядя дал мне всю любовь, в которой нуждается ребенок, но этот мост? В нем есть что-то еще, кроме очевидного тепла, исходящего с другой стороны, где камень и лед теперь лежат у моих ног.

Я ломаю голову, пытаясь вспомнить, видела ли я когда-нибудь это раньше в своем родном городе, но ничего не получается.

Кроме того, откуда, черт возьми, я знаю, что прямо сейчас нахожусь в гребаной стране грез?!

Мурашки покрывают мое тело, когда ветер облизывает мою обнаженную плоть, и, как и в любой другой раз, я чувствую, как он проникает под мою кожу, как страх ходячих мертвецов. То, что это дает мне, ничто по сравнению с темной фигурой, которая скользит надо мной. Мой рот закрывается, и я не могу пошевелиться. Каждая конечность в моем теле застыла на месте. Фигура в капюшоне продолжает осторожно нависать над моим телом. Во всех других случаях именно в этот момент я бы проснулась. Когда его присутствие проникло в мой разум настолько сильно, что я больше не могла этого выносить, или когда он хватал меня. Но сейчас я полна решимости. Я полна решимости оставаться здесь так долго, как смогу.

Темная фигура вытаскивает руку из-под плаща, который на нем надет, и клянусь, я задерживаю дыхание, когда его длинные пальцы касаются моего подбородка, скелетообразная фигура является молчаливым предупреждением, когда он заставляет меня посмотреть на него.

Он собирается убить меня?

Он вообще может убить меня?

Я имею в виду, я сплю, верно? Никто не может прикоснуться ко мне здесь.

За исключением того, что есть он.

Его руки опускаются к сердцевине моей грудины, задевая мои груди. Я дрожу, пот стекает по моей коже. Он не говорит, и чем дольше я здесь, тем больше мне хочется убежать. Я не хочу этого. Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне.

Я пытаюсь сесть, напрягая пресс, чтобы оттолкнуться от земли, но тяжелый груз давит мне на грудь, удерживая меня там. Когда я смотрю вниз, то вижу, что его рука контрастирует с потрескивающей костью. То же самое скелетообразное существо заставило меня снова опуститься на землю. Я все еще не вижу его лица, ничего, кроме призрачной фигуры.

Он опускается ниже, и я слышу, как он глубоко вдыхает, когда рука скользит вниз по моему животу, а затем дальше между моих бедер. Что он делает? Мне нужно оттолкнуть его от себя и убраться отсюда как можно дальше. Он собирается прикоснуться ко мне. Я не хочу этого. Нет. Я пытаюсь разжать кулаки и потянуться к нему, но это бесполезно. Безжалостная к своему собственному разуму, я безнадежна в этом кошмаре.

Это приходит быстро, как прохладная волна, обрушивающаяся на меня и заставляющая снова погрузиться в ее течение. Я еще раз пытаюсь сжать бедра, отчаянно пытаясь увеличить расстояние между нами, но это бесполезно. Я у него в плену, парализована и в его власти. Что-то влажное прижимается к внутренней стороне моего бедра, растекаясь по всей моей киске. Монстр проводит языком по моему клитору, и прежде чем я успеваю сопротивляться, из меня вырывается сдавленный стон. Я ненавижу, что мое тело предало меня в этот момент, потому что я боюсь.

Я не боюсь признать, когда чего-то слишком много для меня, а это так. Я чувствую себя грязной и оскорбленной, и с каждой секундой мне хочется бежать еще больше. Его язык погружается в меня, и я громко вскрикиваю, моя спина выгибается дугой над землей, а глаза закатываются. Я бы все отдала, чтобы ухватиться за что-нибудь и почувствовать!

Мои руки, наконец, опускаются на землю, и я пытаюсь сжать все, что могу, чтобы помочь мне перекатиться через путаницу боли и удовольствия, когда земля подо мной превращается в шелк. Подождите минутку. Почему все шелковое?

Мои глаза слегка приоткрываются, когда фигура в капюшоне исчезает, и с каждой секундой мост превращается в мой телевизор, а фигура в капюшоне, которая когд-то парила надо мной, теперь настоящий мужчина. Толстовка, однако, закрывает половину его лица, и лунный свет снаружи едва подчеркивает остроту его челюсти.

— Ты хорошо спала, Лон?

Я собираюсь закричать, страх покалывает мне шею, но он закрывает мне рот рукой, заставляя меня вернуться на кровать. Он поворачивает голову в сторону, глубоко вдыхая, двигаясь от изгиба моей шеи вверх к виску.

— Черт, — бормочет он мне в щеку, так близко, что тепло его дыхания касается раковины моего уха. — Ты на вкус примерно так хороша, как я и предполагал. Только одна вещь может сделать тебя еще вкуснее. Знаешь, что это, моя маленькая куколка? — Его свободная рука зарывается в мои белые волосы, и он слегка дергает. — Моя сперма, смешанная с твоими соками. — Он стонет мне в шею. — Теперь я, блядь, могу попробовать нас на вкус.

Мне следовало бы вцепиться в его руку, чтобы попытаться вырваться, но я этого не делаю.

Мне следовало