Четвертый берег (СИ) - Кленин Василий

Нормандия — это, конечно, не Германия; владений у монастырей, аббатств, епископов здесь не очень много. Но если собрать всё это воедино… Мечта создать новые департаменты, начисто лишенные феодальной верхушки вновь замаячила на горизонте…

«Нельзя! — осёк он сам себя. — Если я вступаю в войну с одной головой — духовенством — то мне в этой борьбе надо опереться на другую — на нищающих графов, баронов и простых рыцарей. Если я начну раздавать отобранную землю им — светские феодалы наверняка поддержат нашу сторону».

В течение дня были организованы несколько «священных отрядов», которые начали «запускать» храмы в ближайшей округе. Потом крупные соединения двинулись в Арфлёр, Дьепп, Лонгвиль. Два отряда отправились за Руан, в ближайшие центры виконств — Эврё и Лизьё. Там было сложнее, в отдаленных районах Нормандии даже местная администрация, испуганная решением папы, поспешно отрекалась от данных клятв (что и разрешил папа-паскудник). Изменников Наполеон велел вешать на ближайших столбах, а духовенство физически не трогать: но все их земельные владения изымались; попам даже не предлагали покаяться и «вернуться к работе». Люди Кардака составляли опись освободившегося земельного фонда. Самые «мокрые» участки формозец оставлял себе под засев рисом, а остальное решили передать безземельным рыцарям из воинства Девы.

«Безработных» же священников пинками гнали на большую дорогу, и те быстрее любых официальных гонцов разносили страшную весть: Пресвитерианцы посягнули на самое святое — на богатства Церкви.

Еще со времен английской оккупации Нормандии почти все епископские кафедры провинции были переданы итальянцам. Последние здесь даже не появлялись, осуществляя власть через викариев, полностью от них зависимых. Возможно, поэтому Евгений и объявил анафему: англичане, раздавшие итальянцам такие жирные куски, потребовали помощи… И папский престол не смог отказать.

«Что ж, вам же хуже!» — усмехнулся Наполеон. Но просчитался. Он недооценил жажду богатства у духовенства. Из Кана, Алансона, Э, Байе, Мортена, Шербура, Кутанса стали поступать сообщения об открывающихся храмах, о возобновлении служб. «Священные отряды» дойти не успели, отнимать землю было уже не у кого. Викарии, аббаты легко предавали своих итальянских господ, лишь бы сберечь богатства.

Наполеон все-таки подпортил им жизнь. Поскольку не менее трехсот клириков провинции лишились своих приходов, аббатств и диоцезов, нужно было поставить кого-то на их места. Начались перестановки, священникам приказывали переходить с прикормленных мест в те, которые остались практически без доходов. И едва кто-то отказывался — у него сразу изымались земли. Священники поняли, что попали в мягкие, но неотвратимые жернова. Те, кто имел связи — спешно покидали Нормандию, надеясь пристроиться в других диоцезах. А вот некоторые молодые, лишенные связей, даже увидели в этом карьерные возможности. В конце концов, обдирать прихожан за проведение обрядов им никто не запрещал. И церковная десятина никуда не делась.

Кадровые вопросы требовали активного погружения, которое Наполеон позволить себе не мог. Поэтому он все-таки принудил Жиля Дешана занять должность архиепископа Руана. Разумеется, ни о каком согласии папы тут не могло идти и речи, но генерал пообещал, что привезет согласи короля (а такая практика во Франции уже имелась). Конечно, Дешан был слишком мягким для этой должности, но за его правым плечом серой тенью стоял Токеток, который мог любого заставить присесть в трепете. Одними словами.

Церковный кризис в Нормандии только-только начал утрясаться, когда из типографии Иля в мир полетели сотни антипапских прокламаций. И это был взрыв. Восьмистраничные книжки с провокационной обложкой читали в каждой таверне, в каждой церкви, в каждом богатом доме. Специальные гонцы-распространители повезли тяжелые сумки с кипами тетрадок на восток — в Шампань, на юг — в Анжу и Бретань, на север — в Пикардию. Куда уж там они дальше пойдут — это уже жизнь решит сама.

Печатник Кошон продолжал допечатывать тираж, но уже только на шести станках. А на других десяти набирали новые тексты. Наполеон лично попросил Нешамана изложить свои знаменитые проповеди на бумаге. О значимости Библии на родном языке, о равном значении любой души для Бога, о нестяжательстве духовенства и так далее. Но кратко, в виде тезисов. С отсылками к Священному Писанию. Это уже будут одностраничные листовки, которые можно приколотить на любую дверь (прежде всего, дверь церкви — да, генерал кое-что помнил из истории Реформации).

Новые листовки ударят уже не по верхушке, а по всей церковной организации. Наполеон намерен был подвести всех к мысли, что папская церковь нагло присвоила себе роль посредника с Богом. Причем, монопольного посредника. И предложить всем желающим эту монополию разрушить.

В этой тяжелой борьбе важно было как можно скорее «раскрыть объятья» рыцарству и объединиться с ним. В списке Кардака накопилось уже внушительное количество небольших фьефов, которые могли осчастливить несколько сотен рыцарей (или несколько десятков оставшихся без наследства баронетов). Да, не слишком много. Но тут важен пример. Важно, что тысячи обезземеливающихся феодалов увидят перспективу в войне с папством. Папством, которое так ужасно очернили в недавней прокламации. А герцоги и графы задумаются: тогда у крупных церковных владений можно отнять уже более доходные куски?

Правда, это уже не в Нормандии.

Так что, с Кардаковым списком фьефов Наполеон и направился к Жанне, которую не видел все эти кризисные недели.

Раз, и два, и три он просился к Деве на прием, но ему неизменно отвечали, что та принять не может. Наконец, взбесившись, генерал прорвался к ней силой, причем, рыцари (на диво) не оказывали генералу настоящего сопротивления. Они сами пребывали в какой-то растерянности. И вскоре Наполеон понял, почему.

Жанна д’Арк лежала на смятой постели в женской (!) и такой же измятой одежде. Женщина, почти не мигая, смотрела в потолок. Руки ее безвольно лежали на груди.

Не хватало только свечки.

— Уйдите, — глухо сказала она, не поворачивая головы. — Я прошу вас.

Глава 19

Разумеется, Наполеон Орлеанскую Деву не послушался. Наоборот, он даже воодушевился: никогда еще ему не довелось видеть Жанна д’Арк в таком… «разобранном» состоянии. Обычно, вокруг Девы сиял незримый непробиваемый щит. Даже тогда, когда он увидел ее впервые в темнице. Сейчас же душевная броня явно дала трещину. Значит, легче будет пробиться внутрь.

— Я вижу, вас сильно задели слова этого венецианского подлеца, — с нарочитой небрежностью бросил он.

— Прекратите! — не выкрикнула, а скорее простонала Жанна. Она убрала руки с груди и закрыла ими уши. — Пожалуйста, не мучьте меня своими речами!

— Вы меня пугаете, демуазель, — скатился генерал на официальный тон. — Неужто вы поверили в слова этого гаденыша о том, что моими устами говорит сам Сатана, и все мы тут сеем ересь…

— Не надо, умоляю!

— Жанна, — Наполеон сжалился над несчастной женщиной, у которой выбили почву из под ног. Он взял за спинку тяжелый дубовый стул и поволок его к постели. Жуткий скрежет пробьется в сколь угодно плотно зажатые уши. — Я не узнаю вас. Несколько месяцев вам в лицо бросали, что вы ведьма, что вы служите Сатане. И это тоже были официальные представители Церкви. Почему тогда вы не валялись с заплаканными глазами?

— Но это же папа… Наместник Петра. Глава Вселенской церкви…

— Вот! Ну, какая она вселенская? Просто напялили титул. Есть патриарх в Константинополе, есть христиане в далекой Абиссинии, знать не знающие вашего папу… Господи, да о чем я! Есть великий пресвитер Иоанн! Ваш папа (что нынешний, что все прошлые) просто избран конклавом таких же самозванцев в красных рясах. Вы были уже большой девочкой и наверняка слышали, что много лет правили сразу три понтифика. Всех равно избрали, все равно заявляли о своей истинной власти, все говорили от имени Вселенной… Ну, разве не смешно?