И вот настало Рождество - Эмма Хэзерингтон

вчера под действием алкоголя между нами возникло какое-то напряжение – даже, я бы сказал, притяжение, – я стараюсь держать дистанцию. У меня и так проблем достаточно, не хочу еще разбираться с возможной симпатией к странной незнакомке, с которой вынужден проводить Рождество. Я мог бы запросто найти утешение в Роуз. Мог бы даже, наверное, в нее влюбиться. Она вчера была такой красивой в обычной одежде, и эта ее улыбка… Но я сейчас слишком уязвим, и она тоже.

Я делаю несколько глубоких вдохов и стискиваю телефон так крепко, что он чудом не трескается. Черт, как же больно. Чувствую себя таким беспомощным. Может, просто сесть в самолет и полететь к Ребекке? Но в долгосрочной перспективе это делу не поможет. Да и Клод будет в ярости.

Я пытаюсь думать рационально и перевести мысли в практическую плоскость, чтобы оценить ситуацию со стороны, с высоты птичьего полета. Это должно помочь, хоть я и оказался в эмоциональном аду.

Подумай, Чарли. Ты все принимаешь близко к сердцу. Не нужно все пропускать через себя, ты, как губка, впитываешь любые чувства и эмоции. Научись думать самостоятельно, думать о себе. Представь общую картину и там уже решай.

В кои-то веки голос Клод в моей голове абсолютно прав. Как бы бывшая ни сводила меня с ума, она хорошая мать. Да, это точно правильный подход к делу. Она обычно спокойная и взвешенная, когда дело касается родительства. Я тоже, но иногда меня уносит в более эмоциональную, импульсивную сторону, и я становлюсь защитником, принимаюсь опекать, если думаю, что дочери что-то угрожает.

Если ей больно, мне больно.

Если она счастлива, я счастлив.

Но она несчастна. Она хочет домой. Я знаю, как с приближением Рождества усиливается тоска по дому. Но слышать об этом из ее уст и видеть залитое слезами лицо, когда мы так далеко друг от друга, – почти невыносимо.

Макс, как и всегда, когда мне плохо, оказывается рядом. Я стою, уперев руки в бока и запрокинув голову, и пытаюсь продышаться, а он ставит передние лапы мне на бедро и с сочувствием заглядывает в глаза.

– Ты по ней тоже скучаешь, да, приятель? – я выдыхаю и глажу его по коричнево-белым ушам. – И я. Как жестоко.

Он садится в холодную, мокрую траву. Сжав виски, я вдыхаю еще свежего воздуха и пытаюсь избавиться от остатков тревожности и раздражения. Но проходят минуты, а ничего не происходит. Кажется, мне помогло бы что-нибудь выпить, чтобы забыться, но я знаю – от алкоголя станет только хуже. Надо попробовать отвлечься каким-то занятием, своим клиентам я бы дал именно такой совет.

Ничего больше сделать я не могу.

– Прости, Макс, но мне пора. Мы еще погуляем с тобой, обещаю, – говорю я псу. – Посмотрю, что у них там в деревне происходит. Мне нужно сбежать от реальности, пока я совсем с ума не сошел.

Я проверяю телефон и вижу сообщение от Клод.

У нее все хорошо, она адаптируется. Знаю, что это тяжело, Чарли. Я веду ее плавать. Постарайся не волноваться.

Постарайся не волноваться… Легко сказать, но трудно сделать, когда от ребенка тебя отделяют тысячи миль.

Хотя бы написала, спасибо и на том. Не обязана была. Я, конечно, попытаюсь не переживать, но все равно понимаю: потребуется довольно много усилий и отвлекающего праздничного веселья, чтобы я перестал думать о дочери.

Проходя через кухню, вижу на холодильнике записку от Роуз.

Если нужно будет поговорить, я выслушаю.

Я пялюсь на эти слова, а потом закрываю глаза и глубоко дышу. Жест очень милый, но мне нужно поскорее выбраться из дома, пока я не взорвался. Наскоро накорябав в ответ «спасибо», я хватаю пальто и шапку и выхожу через переднюю дверь.

От свежего воздуха сразу становится намного лучше, и в голове немного прочищается, когда я дохожу до дома культуры, бурлящего жизнью.

Люди всех возрастов, от младенцев, наряженных в эльфов и оленей, до пожилых людей в рождественских свитерах всех цветов радуги, создают невероятную активность. Заходя внутрь, даже я со своим настроением, далеким от праздничного «хо-хо-хо», оказываюсь захвачен этой атмосферой.

У входа стоит шоколадный фонтан, и я тут же вспоминаю о Ребекке, которая обожает макать клубнику в теплый растопленный шоколад, и как большая его часть остается у нее на лице. Дети, почти все примерно ее возраста, бегают, обмотанные мишурой, пока их родители толпятся у витрин с пирожными. Кое-где представлены разные поделки ручной работы, и, должен признаться, выглядят они впечатляюще. Я беру снежный шар с одной из витрин и трясу его, наблюдая за тем, как кокосовая стружка падает на припорошенный снегом домик на фоне темно-синего неба. И снова я вспоминаю Ребекку и ее глаза, особенно большие и невинные в это время года.

Я возвращаю шар обратно, словно он меня обжигает. В каком-то смысле так и есть. Поверить не могу, что я вообще сюда пришел – вот вам и «игнорирование Рождества», – хотя мне нужно было отвлечься от мыслей о плачущей дочери, умоляющей вернуться домой.

Я еще немного брожу, здороваясь с местными, они перешептываются и откровенно пялятся: видимо, не привыкли к чужакам на таких мероприятиях. В воздухе витает запах гвоздики и свежеиспеченных пирогов, играет рождественская музыка, и, хоть мне все это не по душе, настроение мое заметно повышается.

Это работает. Все хорошо. Я чувствую, как замедляется сердцебиение и слегка рассеивается туман в голове.

– Меня зовут Чарли, – говорю я приятной женщине, сидящей за столом с изделиями ручной работы. – Я гощу в коттедже «У моря».

Она кивает, поджав губы, и складывает руки на груди.

– Точно. Слышала, что там случился овербукинг, – шепчет она, как будто это самая горячая сплетня городка. Скорее всего, так и есть. – Марион в ярости! Особенно после того, как узнала, с кем вы делите дом. Одной из…

Она замолкает, отчего мне тут же становится любопытно, как должно было закончиться это предложение. Но она бодро продолжает:

– Ох, сказала бы, что Расти получил взбучку, но в последнее время для этого ему особо стараться и не надо. Эти двое постоянно собачатся. Аж голова кругом.

Я не люблю предаваться праздным сплетням. Но, разумеется, мой интерес к комментариям женщины подкрепляется тем, что дело касается Роуз.

– Должен сказать, мы прекрасно уживаемся, – говорю я, в надежде задушить на корню любые нелепые слухи о том, что между нами происходит какая-то драма. – Более того, все складывается как нельзя лучше. Роуз отличная соседка. Мы…

– Отец О’Лири! – восклицает женщина, пресекая мои попытки