Научись любить, если сможешь (СИ) - Евгения Ник

оборачивается на меня, отрывается от няни, и с разбегу влетает в меня, крепко обнимая. — Я буду тебя ждать, — тихо шепчет. — И папа тоже, — добавляет, а я вдруг краснею.

— До свидания! — прощаюсь и с полным чувством удовлетворения возвращаюсь к Ирине Дмитриевне, чтобы привести класс в порядок.

— Ну, как тебе первый день? — спрашивает она меня.

— Я даже не думала, что он пройдет настолько легко. Наши детки просто замечательные.

— Согласна, группа хорошая подобралась. Лариса, скажи, а эта девочка, Юля, она твоя родственница?

— Что? Нет, совсем нет. С чего вы так решили?

— Ой, прости! Просто вы так похожи внешне, и у меня сложилось впечатление, что между вами есть связь. Девочка смотрит на тебя буквально влюбленными глазами, если б я не знала тебя, то подумала бы, что вы мама и дочь.

В груди тяжелеет. Меня словно прошивает невидимыми нитями осознание того, что с каждой нашей встречей с этим ангельским ребенком, мы будто все ближе друг к другу привязываемся. Но сказать по правде, я не могу идентифицировать свои чувства. Что это? Если у нас с Мишей действительно зайдет все слишком далеко, то как быть с Юлей? Готова ли я быть с ней настолько близка? Стать ей, той самой… Мамой? Смогу ли? Получится? А что, если для этой маленькой девочки я стану подобием Толика — самым страшным кошмаром? Отвратительной мачехой!

Лежащий на столе телефон оживает. Миша. Рука идет мелкой дрожью и покрывается холодным потом. Пальцы покалывает и жжет, как от мороза, и я не могу двигаться. Полнейший ступор. Отчетливо понимаю, что мне страшно до головокружения. Так вот, она какая, паническая атака.

А телефон все разрывается…

— Ларис, все в порядке? — доносится сбоку голос Ирины Дмитриевны. — Ты очень бледная.

— Да, простите, что-то мне… нехорошо.

Подхожу к столу и плюхаюсь в кресло. Прикрываю глаза. И жду, когда мое сердце перестанет рикошетить толчками пульса к горлу.

— Лариса, что произошло? — спрашивает, вошедший в кабинет Максим Валерьевич. — Ира зашла ко мне и сказала, что ты плохо себя чувствуешь.

— Прости, видимо, переволновалась, — говорю то, что первым приходит на ум.

Он подходит совсем близко, до меня доносится приятный и ненавязчивый аромат его парфюма. Он тянет руку и касается моего лба.

— Прохладная, температуры нет. На вот, — тянет мне пластиковый стаканчик с водой. — Выпей.

— Спасибо, — говорю, внезапно осипшим голосом.

— Лариса, я сейчас собираюсь уезжать, давай докину тебя, ты вроде недалеко живешь.

— Угу, спасибо.

Всю дорогу просто смотрю на экран телефона и не знаю, что написать Мише, а перезвонить сама не решаюсь. Раз пять набираю сообщение, но в итоге стираю, а мой историк то и дело поглядывает на меня с озадаченным видом.

— Какой у тебя номер дома?

— Вот тут, пожалуйста, сверни направо, потом прямо и сразу упремся в мой дом.

— Понял. Правда, все хорошо? Выглядишь на самом деле не очень.

— Да, все в порядке. В субботу буду огурчиком.

— Беру с тебя слово, — подмигивает мне, останавливается и быстренько выскакивает, огибает машину и открывает дверь с моей стороны. — Прошу, — подает руку, чтобы помочь мне выйти.

— Максим Валерьевич, как галантно, — улыбаюсь, сквозь головную боль и вкладываю свою руку в его. Выхожу и буквально врезаюсь взглядом в черный автомобиль Миши.

“Да, чтоб тебя!”, — проносится в голове, ведь я уже знаю, что последует за этим.

Дверь открывается и Гора-Горыныч вываливает на улицу.

— Ну как? Голова не кружится? Нормально себя чувствуешь? — квохчет вокруг меня Макс. — Ларис? — заглядывает в глаза, затем ведет по направлению моего взгляда головой и наконец, замечает Мишу.

— Здравствуйте, Михаил! — расплывается в наивной улыбке и отступает на шаг назад.

Миша подходит, руки в карманах джинсов, сам хмурый, на приветствие моего историка просто кивает.

— Привет, Миш, — пищу, глядя на него снизу вверх.

— Почему на звонки не отвечаешь?

— Я…

— Ларисе сегодня стало плохо на работе, — защебетал Макс, за что я ему премного благодарна. Ощущение, что в горле сейчас еж застрял. — Я вызвался довезти ее до дома, но теперь могу спокойно передать ее в ваши руки. Вы понаблюдайте за ней.

Миша переводит взгляд с Максима на меня и обратно. Вновь кивает и, наконец, говорит:

— Хорошо, понаблюдаю. Спасибо вам.

Мужчины пожимают друг другу руки, и Максим Валерьевич уезжает.

— Что с тобой? В аптеку надо? — по голосу слышно, что еще зол, но вместе с тем, есть и нотки беспокойства. Подходит ближе, сначала молчит, но в итоге все-таки взрывается, и мы уже по какому-то однотипному сценарию начинаем ругаться…

__________

* Things around us (с англ.) — вещи вокруг нас.

** Пен (англ. pen, a pen) — ручка.

Глава 36

Лара

— Черт, Мур! Ну, какого хрена, а? Почему, когда я тебе звоню, ты не отвечаешь, зато к этому сладенькому спокойно в тачку ныряешь? Что у тебя на этот раз? Бля, мне эти качели уже знаешь где… Я же просил, просто говори, что не так, — продолжает он наседать уже в квартире.

— Не ори.

— Не ору, — Миша тут же делает свой голос на пару октав ниже. Ходит как неприкаянный зверь из угла в угол. — Тебе реально плохо стало или все же дело во мне? Говори как есть.

— Это вновь мои тараканы.

— Да я уже понял, что мне досталась дамочка с причудами. И? Что на этот раз?

— А вот это уже обидно, Ми-ша! — делаю акцент на его имени. — Когда ты просишь говорить как есть, то просто не понимаешь, что возможно не захочешь чего-то слышать.

— Говори, — подходит и берет меня за локоть. — Мураш, я жду. Сорян, но этот дядя уже давно вырос, и в детских играх ему неинтересно участвовать.

— Ты сам на это напросился, потом не обвиняй меня, — тихо говорю. — Да, сегодня я, впервые глядя на твою дочь, в полной мере, осознала, насколько ответственно то, куда мы с тобой несемся! Летим без тормозов. Одно дело если бы ты был один и я одна, но есть еще один маленький, но очень важный человек — твоя Юля. Она все больше привязывается ко мне, а я к ней. Но не знаю, не уверена…

— В чем ты не уверена? — он смотрит на меня настолько ледяными глазами, что я вновь начинаю трястись всем телом. — В чем ты не уверена, Ларис? — давит уже совсем на грубом тоне. — Ну?

— Смогу ли я… — голос начинает предательски хрипеть. — Стать для нее кем-то родным.

Все. Сказала. И повисла долгая, мучительная тишина.

Миша отходит к кухне, достает из шкафчика