Лёнька. Украденное детство - Павел Алексеевич Астахов

– Ма-ам! Ну ты чо?! Мы не в лесу живем. А в доме, в сторожке Павликовой. Нашего бати. Ну ты ж знаешь!

– Эка новость. Там, поди, третий год никто не появлялся. Как моего Павла Степановича не стало, так никто и не захаживал туда.

– Так и есть. Но мы там навели порядок. Я все объяснил, где и чего, бабы прибрались. Там тетка Фроська, Маруся Воронова с дочками своими и еще мужики наши деревенские. Сейчас вот еще пристроим землянку. Ма-а-ам, надо нам идти, пока ночь. Собирайся. Та-ань, отцепись уже ты. Тоже собирайся. Бежать надо скорее.

Он расцепил руки девчонки и выглянул наружу. Немцы притихли. Это показалось ему подозрительным. Он снова закрыл дверь и резко зашептал:

– Давайте! Скорее! Собирайтесь. Идти надо, пока темно и эти гады спят. Мам, надо прихватить инструмент. Тут у меня молоток есть, топор в углу где-то припрятан и еще кое-что…

Он юркнул в угол и стал что-то искать у самого земляного пола под бревнами. Поднимал солому, двигал доски, ковырял мох, забитый меж бревен. Но все было напрасно, спрятанный талисман исчез. Лёнька расстроенно вздохнул:

– Куда ж он делся-то?! Не понимаю. Сюда ж клал…

– Лёнь, а Лёнь? Ты не это потерял? – Танька протянула ему кулончик с Богоматерью. Тот самый, что кинула нерусская тетка с конвойного обоза. Мальчишка от удивления рот раскрыл:

– Ты? Откуда?

– А оттуда! Ты думал, что один тут разведчик? Ага, как же. Я вот, может, даже лучше тебя в этом разбираюсь. У меня папка командир-пограничник. Он меня знаешь как учил все следы распутывать и разыскивать. Я дома первый человек по розыскам. Кто что потерял, так все ко мне бегут… бежали…

Она вдруг всхлипнула, вспомнив, что теперь никого из близких у нее не осталось дома. Отец где-то сгинул в боях с первых дней войны, когда немцы утюжили пограничные заставы, принявшие первый смертельный удар врага. Мама и бабушка вчера были казнены фашистами. Танька протянула кулончик на веревочке и, закрыв глаза тоненькими ладошками, зарыдала, не сдерживаясь.

Лёньке стало ее нестерпимо жалко. В ее неполных двенадцать лет эта девочка заслужила красивое платье, вкусную конфету, цветастые бантики, новый велосипед и всеобщее внимание и любовь, но совсем не то, что она получила: страх, арест, казнь и убийство любимых людей…

– Тань, не плачь. Не надо! На тебе медальончик. Держи! – Он пододвинулся к ней и надел его на шею через голову. Девочка еще всхлипывала, но уже бережно прижимала подаренный кулон к груди. Постепенно успокоилась и благодарно обняла Лёньку:

– Спасибо, Лёнь. Ты – добрый, хороший. Тёть Акулина, какой Лёнька хороший. Правда?!

– Правда, – тихо согласилась мать.

На улице заметно посветлело. Короткая летняя ночь уступала место ранней зорьке молодого нарождавшегося утра. Танька высунулась из сарая и, зевнув, спросила:

– Можно я, пока они спят, сбегаю к дому? У меня там кукла во дворе осталась одна. Заберу.

– Ой, девонька! Какая кукла?! Ты что? Не гневи небо. Спасибо, живы остались. Сиди тихо. Может они про нас забудут и скоро уйдут, – забеспокоилась Акулина.

– Мам, не бойся. Я с ней схожу. Мы маленькие. Ползком да украдкой туда да обратно. Враз обернемся, – поддержал подружку Лёнька.

Он встал и вместе с Танькой выбрался наружу. Побежали, пригибаясь вдоль грядок, прячась за высокой картофельной ботвой и подсолнухами, высаженными в конце каждой грядки. Нырнули в калитку и через пять минут уже подбирались к хорошо знакомому дому, вокруг которого накануне разыгралось столько трагических событий. Подошли к крыльцу и оба резко отшатнулись, увидав показавшуюся из-за яблонь жуткую виселицу. Она была пуста. Даже веревки были заботливо сняты и возвращены на склад рачительным зондерфюрером-хозяйственником. Танька стиснула зубы и вдруг неожиданно нырнула под крыльцо.

– Та-а-ань, ты куда-а-а? – зашептал встревоженный Лёнька.

– Счас! Погодь! – из-под дома глухо откликнулась девочка.

Оказалось, что под самым основанием крыльца находился лаз, больше приспособленный для кошки или собаки. Но худенькая Танька без труда пролезла в него и что-то искала в этой норке. Наконец показалась ее перепачканная серьезная, но очень хитрая мордашка:

– Нашла. Выходи на улицу. Я быстро, сейчас…

Она снова исчезла под крыльцом, из которого неожиданно повалил густой белый дым. Вслед за ним из него выскочила Танька и пулей помчалась через калитку на улицу. Лёнька, не спрашивая, летел рядом. Через несколько мгновений они уже подбегали к Акулининому убежищу. Только сейчас Лёнька увидал, что Танька прижимает тряпичную куклу рукой, в которой также был зажат коробок спичек.

Тяжело дыша, они остановились. Лёнька оглянулся и увидел, как со стороны дома Полевых кудрявыми мягкими облачками расплывается дым, поднимающийся столбом в небо. Заря загоралась над лесом, освещая крыши домов. Нужно было срочно уходить в лес. Мальчишка дернул Таньку за руку:

– Ты чо натворила?

– Ха! Будут помнить, гады! Так им и надо, вражинам!

– Что ты сделала?

– Я подожгла сено под крыльцом. У меня там гнездышко было сделано. Я сама делала. Еще там лампа керосиновая старая у меня была. Ну я вылила керосин и запалила всё. Пусть теперь побегают!

– Ух ты ж дурная! Надо ноги уносить до лесу. Бежим уже за мамкой… или нет, давай ты здесь схоронись за кустом, а мы с мамкой тебя заберем. Нам все одно в ту сторону надо к лесу бежать. Возьми вон лопату за забором, видишь? – Он указал ей на куст ирги и на валявшуюся в палисаднике лопату. Любой инструмент им теперь был крайне необходим в лесу.

Танька послушно отправилась вынимать лопату, а Лёнька помчался за Акулиной. По дороге прихватил моток бечевки, что висел на гвозде с наружной стороны сарая. В отряде все сгодится.

– Мама, ма-а-ам! Выходи, надо бежать! – Он с порога позвал мать, но ответа не последовало.

Глаза еще не привыкли к темноте, и он сделал два шага внутрь сарая. Тут же кто-то с силой навалился на него и сдавил шею. Лёнька захрипел и попытался вывернуться, но стальная хватка нападавшего оказалась гораздо мощнее его слабых усилий. Немец с силой приподнял его над землей и, зажав голову мальчика под мышкой, выволок из сарая. В это же время на пороге дома показалась Акулина, которую сопровождал вооруженный автоматом наперевес солдат в пятнистой камуфляжной форме. Он придерживал ее за плечо и не давал возможности вступиться за сына. Мало того, с улицы послышались визг и крик Таньки, которую за волосы тащил такой же здоровенный эсэсовец.

– Эта мелкая мразь еще и кусается! – орал немец и тянул за собой упирающуюся изо всех сил девчонку.

– Давай, давай, Отто, тащи ее