Бытовая культура итальянского Возрождения: У истоков европейского образа жизни - Вячеслав Павлович Шестаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще в большей степени влюбленность как постоянная психологическая и эстетическая установка характерны для Петрарки, вдохновенно воспевавшего Лауру, образ которой символизировал собой всю прелесть мира. Новое у Петрарки по сравнению с куртуазной поэзией позднего средневековья — полное слияние поэтической и жизненной позиции, превращение любви из условного поэтического приема в принцип самой жизни и чувства.
Петрарка создал изощренную форму сонета, которая позволила ему повествовать о страданиях и радостях любви. Эта тема проходит красной нитью через все его творчество. Вот типичный образец тех любовных ламентаций, которые легли в основу так называемого петраркизма:
Прошу, Амур, на помощь мне приди —
Написано о милой слишком мало:
Перо в руке натруженной устало
И вдохновенья пыл ослаб в груди.
До совершенства строки доведи,
Чтоб цели ни одна не миновала,
Затем что равных на земле не знала
Мадонна, чудо — смертных посреди.
И говорит Амур: «Отвечу прямо,
Тебе поможет лишь любовь твоя, —
Поверь, что помощь не нужна другая.
Такой души от первых дней Адама
Не видел мир, и если плачу я,
То и тебе скажу — пиши, рыдая».
Как отмечает В. Бибихин, «обновляющая любовь, которая у провансальцев еще казалась (хотя уже не была) только одной темой из многих возможных для человека и поэта, — ночные встречи, предрассветные расставания, клятвы в верности, муки покинутости предполагает ведь, что какая-то жизнь все-таки идет своим чередом, — теперь, пройдя через стильновистов с их „диктатом Амора“ и через Данте с небесным преображением его Беатриче, у Петрарки захватывает без остатка всего человека… Он не оставляет для себя почти никакой интимной жизни вне служения донне, служения славе, служения слову, которое буквально поглощало его с годами все больше — вплоть до последней минуты, заставшей его, согласно устойчивой легенде, над книгами и бумагами. Ему нет ни в чем готовой опоры; любовь, не благоразумная „любовь к богу“ или холодная „любовь к человеку“, а захватывающая влюбленность — единственный узел, на котором укреплена его душа»[104].
3. Неоплатоническая философия любви
Философские трактаты составляют содержание второго периода в развитии ренессансных теорий любви. Следует с самого начала отметить, что эти трактаты представляют большую ценность для развития философии Возрождения, для преодоления средневекового дуализма и обоснования близкого к материализму философского пантеизма, растворяющего дух в материи. Но кроме того эти трактаты имели и несомненно гуманистическое значение, в них шла речь о любви не только как об универсальной космической силе, но и как о естественном человеческом чувстве. Этот нравственно-психологический пафос наполнял философию любви гуманистическим смыслом. По-видимому, этим объясняется тот факт, что начиная с XV века трактаты о любви становятся центром внимания научной и художественной мысли, они широко обсуждаются и комментируются, а их темы воплощаются в картинах выдающихся художников эпохи.
Одним из первых философских сочинений о любви, как мы уже говорили выше, был трактат «Диалоги о любви» Лоренцо Пизано.
Этот трактат представляет особый интерес прежде всего как сочинение, которое носит переходный характер между старым, средневековым, и новым, ренессансным мышлением. С одной стороны, нельзя не видеть в этом трактате продолжение средневековой схоластической традиции. Пизано считает, что источником всякой любви является бог, что любовь представляет собой единство любящих, отказ от своекорыстия и чувственных, телесных желаний и т. д. Подобного рода рассуждения можно найти в любом схоластическом сочинении, где идет речь о почитании бога и божественной любви.
Однако наряду с этим в трактате Лоренцо Пизано присутствуют и черты нового, ренессансного миропонимания. Они проявляются, прежде всего, в ориентации на античную философскую традицию, на сочинения Платона, Аристотеля, Эмпедокла, Цицерона, которые Пизано постоянно цитирует. Любопытно, что философской основой рассуждений Пизано является не Платон и неоплатонизм, а Аристотель с его учением о форме и материи. По словам Пизано, истоки и природа любви содержатся в материи: «Первоматерия вовсе не чужда любви и желания», «материи не чужд любовный зуд и стремление к прекрасному» — эти и подобные высказывания встречаются у Пизано на каждом шагу. Отсюда, из недр материи, возникает чувство любви, которое может подниматься до самых вершин интеллекта.
«Обозревая все с единой точки, — пишет Лоренцо Пизано, — я считаю, что ничто существующее не лишено любви, даже нахожу, что и первоматерия не вовсе чужда любви и желания. Ведь будь она совершенно ничему не подобна и свободна от всякого влечения, невозможно было бы побудить ее к деянию и порождению… Итак, по справедливости и в согласии с мнением божественного Дионисия, и материи не чужд любовный зуд и стремление к благому и прекрасному»[105]. Эти «корешки любви», таящиеся в первоматерии, «любовный зуд», который она испытывает, — все это признаки своеобразного философского гилозоизма, одушевления материи, которое, как известно, было совершенно чуждо средневековому мировоззрению и скорее предвосхищает собой философию Ренессанса.
Большой интерес представляет также и то, что Лоренцо Пизано связывает любовь и красоту, утверждая, что одно без другого не существует. Правда, эта идея высказана у него еще довольно невнятно и остается где-то на заднем плане, уступая место рассуждениям об отношении любви к различным способностям души.
Наконец, Лоренцо Пизано пишет не только о космической любви, но и о «сладкой человеческой любви», о том наслаждении и счастье, которые она приносит. Правда, он предупреждает против слишком аффектированной любви, которая может привести к «чащам сладострастья». Для достойной любви необходимо, чтобы ее решения освещались «неугасимым светом природного разума». Поэтому признание чувственной природы человеческой любви сочетается у Пизано с осознанием необходимости ее одухотворения.
Хотя Пизано сравнительно мало приводит высказывания Платона, беря их из вторых рук, у него мы находим возрождение