ЖЕРНОВА ИСТОРИИ - Андрей Колганов

Для разрядки приступаю к другой части своего плана - раскладываю на столе купленные накануне несколько коробков спичек, обычный конторский казеиновый клей (гуммиарабика по нынешним временам было не достать), бумагу, служебные конверты из плотной коричневатой бумаги, пакетик с калийной селитрой, бутылочку силикатного клея (каких трудов его стоило раздобыть - это отдельная песня), моток суровых ниток и довольно длинный гвоздик.

Первым делом замачиваю в воде край конверта, а так же верхний и нижний край листа обычной писчей бумаги, и кладу все это просохнуть. Затем разламываю три коробка спичек (этикетка на них изображает аэроплан с кулаком вместо пропеллера, а наискосок идет надпись "Ультиматум" - это наш агитационный ответ на ноту лорда Керзона 1923 года) и аккуратно отделяю боковые стенки с намазкой. Затем из получившейся после варварского уничтожения коробков горки спичек выбираю дюжину, делаю на каждой палочке очень аккуратный небольшой поперечный надрез перочинным ножиком, и привязываю к каждой спичке отрезок суровой нитки. Следующим шагом складываю эти спички в ряд, головками в одну сторону, плотно придвигаю их друг к другу, а затем наклеиваю на них широкую полоску плотной бумаги. Все. Пусть сохнут, а меня вновь ждут каллиграфические упражнения.

В этих заботах проходит один мой вечер, второй, третий… Почерк начинает получаться все естественнее. Несколько конвертов и листов писчей бумаги после нескольких циклов намачивания и высушивания я пропитываю по краям раствором селитры. По другому не выходит - если намочить бумагу селитрой без этих предварительных процедур, она будет довольно стойко тлеть, но не гореть. На листе писчей бумаги, сразу под полосой, пропитанной селитрой, я наношу другую полосу - сильно разбавленным силикатным клеем. Эта полоса должна задержать горение бумаги. А сильно разбавленным - чтобы не мешал на этой бумаге писать.

Все эти манипуляции приходится проделывать, надев кожаные перчатки, извлеченные из кармана пальто, висящего в гардеробе. Жутко неудобно, руки потеют, перчатки приходится то и дело снимать, чтобы дать рукам возможность отдохнуть, а перчаткам - проветриться. Но иначе нельзя: отпечатки пальцев снимать уже умеют. Не знаю, насколько хорошо, и с любых ли поверхностей, но рисковать в любом случае не хочется.

Как я и думал, создать шедевр каллиграфического творчества на моих заготовках с первого раза не удалось, и в дровяную плиту на кухне отправились результаты первых двух неудачных попыток. Кстати, проверил - и конверт, и писчая бумага по краям, где они пропитаны селитрой, вспыхивают достаточно активно, а полоса силикатного клея горение приостанавливает. Но вот, получен, наконец, вполне удовлетворивший меня результат. Даже остался один неиспользованный комплект - конверт и бумага с селитряной пропиткой. На них я испытываю свое зажигательное устройство. Сработало!

Теперь надо снова надеть перчатки и с превеликими трудами (насколько проще работать просто пальцами, без перчаток!) воспроизвести ту же конструкцию на заклеенном конверте, куда помещено только что изготовленное письмо. Остается лишь уничтожить все неиспользованные остатки в так хорошо исполняющей эту функцию дровяной плите - и спать!

В субботу вечером, 26-го апреля, наношу еще один визит к гроту Дельсаля в Нескучном саду и оставляю в щели подходящего размера заготовленный конверт, предварительно заколотив в глубине этой щели гвоздик, к которому примотаны кончики суровых ниток. Все, теперь можно звонить в ОГПУ. Но откуда?

Таксофонов в сегодняшней Москве совсем негусто - всего несколько десятков. Я знаю, что они есть в нескольких гостиницах. Но там все на виду. А в гостинице "Люкс", куда было сунулся накануне, так вообще стоит пост - там, оказываются, живут работники Коминтерна, в том числе приезжающие из заграницы, и на входе проверяют пропуска!

Остается один вариант - таксофон рядом с приемной ВЦИКа, что на углу Воздвиженки и Моховой. Доезжаю на "Аннушке" до Арбатской площади, и спускаюсь по Воздвиженке в сторону Кремля. Мимо меня по булыжной мостовой грохочет несколько ломовых подвод. И как только извозчики выдерживают - их же, небось, трясет так, что мозги из ушей должны вылетать!

Но вот и будка таксофона. Приношу в жертву гражданской сознательности серебряный гривенник, и дожидаюсь ответа станции.

- Алло, барышня, дайте мне номер…

Логичнее всего было бы позвонить в Московский губотдел ОГПУ, но он в конце прошлого года был упразднен, и теперь все дела по Москве и Московской губернии ведет Центральный аппарат ОГПУ. Раздается щелчок и сквозь хрипы и шорохи в телефонной трубке до меня доносится:

- Дежурный слушает!

- Товарищ! - говорю строгим, убедительным голосом. - Не далее как сегодня, в Нескучном саду, я был свидетелем очень подозрительного дела. Некий гражданин, поминутно озираясь, засунул в щель между камнями в гроте Дельсаля - это на полдороге между Александрийским летним дворцом и Ванным домиком на Екатерининских прудах - большой конверт. Уж больно это непохоже на любовную записочку - конверт больно внушительных размеров для такой оказии. Так что там явно что-то нечисто, и как бы не контрреволюцией пахнет! Вы записываете? - интересуюсь у дежурного.

- Что за человек? Можете описать? - раздается в трубке.

- Лица, нижайше извиняюсь, не разглядел - были уже сумерки, а в гроте и подавно темно, - поясняю сотруднику ОГПУ. - Но человек явно еще не пожилой, энергичный такой, и одет по моде - большая шерстяная кепка, пиджак шерстяной в тон, бриджи, ботинки с крагами.

- Фамилию вашу назовите! - требует дежурный.

- Это, извиняюсь, ни к чему, - и вешаю трубку.

Уф, теперь остается только ждать.

Дежурный, разумеется, не стал никого посылать в Нескучный сад на ночь глядя, а лишь оставил соответствующую запись в журнале для своего сменщика. Новый дежурный, старший сотрудник особых поручений Адам Иванович Старкевич, заступив на смену, и прочтя записи в журнале, тоже решил не пороть горячку, и не поднимать сотрудников с утра пораньше в воскресенье. Однако и затягивать дело с проверкой сигнала от бдительного гражданина, пожелавшего остаться неизвестным, он тоже не стал - в воскресенье, да еще по хорошей погоде, в Нескучный сад могло набежать немало гуляющей публики. Поэтому уже в шесть тридцать утра он заглянул в комнату, где отдыхала смена.

- Товарищ старший сотрудник особых поручений… - начал было бодро рапортовать вскочивший с потертого кожаного дивана агент I-го разряда Васильчук, ревностный служака.

- Ладно, отставить, - махнул на него рукой дежурный. - Нескучный сад знаете?

Васильчук пожал плечами, а стоящий за его спиной агент III-го разряда Камышин протянул:

- Да знаем вроде…

- Вот и отправляйтесь туда, не откладывая, - приказал Старкевич. - Сигнал надо проверить. Там, на полдороге от большого дворца к прудам, грот есть. - Видя недоуменные лица агентов, пояснил. - Ну, вроде пещерки такой, из камней сложенной.

- А, знаю! - обрадовано воскликнул Камышин, вспоминая, как он там прошлым летом прятался от ливня вместе с Маруськой, которая, поскольку вокруг из-за дождя не осталось ни души, немного поупиравшись для виду, позволила ему всякие приятные вольности…

- Ну, а раз знаете, то надо этот грот тщательно проверить. Есть данные, что там конверт какой-то запрятан. Конверт надо найти, изъять, и, не вскрывая, доставить сюда. Приказ понятен?

- Понятен, товарищ старший сотрудник особых поручений! - бодро выкрикнул Васильчук.

Перед выходом агент I-го разряда не забыл оглядеть себя в зеркале. Ну что, все как положено по приказу от 16 апреля прошлого года: летний шлем с красной звездой, рубаха защитного цвета с тремя парами черных клапанов через всю грудь, нарукавная ромбовидная нашивка черного сукна с белыми металлическими буквами ГПУ (знак принадлежности к Центральному аппарату!), такие же знаки на черных петлицах на воротнике, на левом рукаве - большой нарукавный клапан черного сукна, с красной звездой вверху и четырьмя белыми треугольниками. На плечевом ремне справа - кобура с верным наганом, галифе заправлены в начищенные до блеска сапоги. Сразу видно, что птица не простого полета!

- А-а-тставить! - вдруг протяжно и не без скрытой издевки командует дежурный. - Вы что, Васильчук, формой там пофорсить задумали? За версту же будет видно, что ГПУ тайник ищет! А ну, оба, немедля по домам - в штатское переодеться.

- Ясно, - неохотно откликается агент I-го разряда, косясь на два белых кубаря черной, с белой окантовкой (потому как уже начсостав, против не попрешь…) нарукавной нашивки дежурного, и оборачивается к своему напарнику. - Камышин, ты тут рядом, в общежитии ГПУ обретаешься, а у меня до дома конец неблизкий. Так что встречаемся… - он на несколько секунд задумался - на Калужской заставе, прямо на трамвайной остановке. Так что, Камышин, за мной! - бросает Васильчук, и движется на выход.