Песня длиною в жизнь - Мишель Марли

она встретила в Марселе и вскоре наняла его. На самом деле он был композитором, но сначала она интересовалась этим фактом не больше, чем тем, что он, будучи евреем, сбежал из Германии. Ее привлекали его грустные глаза и поразительная музыкальность. В своем деле он, как и Эдит, стремился к совершенству. Она звала его Ноно, но его настоящее имя было Норберт Гланцберг. Типичное немецкое имя для мужчины, который вырос в типично немецком городе Вюрцбурге. Хотя он, сопровождая Пиаф, мог более или менее незаметно путешествовать через так называемую свободную зону Франции[55], ему ни в коем случае не следовало приближаться к оккупированному Парижу. К тому же Гланцберг постоянно был начеку, опасаясь экстрадиции вишистскими властями. Андре Бигар снабдила его фальшивыми документами с ложными адресами.

Одним из ярких эпизодов его выступлений с Эдит была сцена, когда она, закончив песню, стояла с револьвером и делала вид, что стреляет. Конечно, оружие не было заряжено. То, что звучало как выстрел, было всего лишь грохотом крышки пианино, которую Норберт Гланцберг ронял в нужный момент. Получилась захватывающая иллюзия! Эдит была счастлива, поскольку сцена неизменно пользовалась успехом на каждом концерте.

Однако на сцене в Экс-ан-Провансе это не сработало. Вместо громкого хлопка раздался лишь тихий стук. В зале воцарилась выжидательная тишина.

Пораженная Эдит повернулась к пианисту. Ее брови вопросительно приподнялись. В ярком свете прожекторов она не сразу увидела, что Ноно не обращает на нее внимания и отчаянно трясет крышкой рояля. То, как он это делал, показалось ей настолько забавным, что она рассмеялась.

Публика, кажется, только и ждала этого момента и тоже начала смеяться. Сначала немного сдержанно, а потом буйное веселье охватило партер и балконы. Это была реакция, вызванная возникшим напряжением, а затем — облегчением и удовольствием.

— Что произошло? — спросила Эдит у Норберта.

Они встречались с преданными поклонниками в гостиничном номере, чтобы отпраздновать удачное выступление. Пианист сидел за роялем, импровизировал и пил вино.

— Крышка была обита войлоком. Вот почему она не хлопнула. А потом она застряла, и я не смог ее поднять сразу. — Он говорил по-французски с сильным немецким акцентом. Эдит могла только догадываться, почему так беспомощно вздрагивают его плечи. Она взяла бокал из его руки и поставила его рядом с пюпитром. Затем она нежно погладила пальцы Норберта, которые неподвижно лежали на клавиатуре.

— Хорошо, что ты не поранился. Я не хочу другого пианиста, кроме тебя. — Она посмотрела на него и улыбнулась. — Ты же не хочешь уйти вместе со всеми, не так ли?

Ее просьба выглядела слишком явной, чтобы ее можно было проигнорировать или отклонить. Она чувствовала, что сегодня она настолько опьянена успехом, что получит всё или всех, кого пожелает.

Эдит так никогда и не узнала, был ли Норберт заинтересован в ней как в женщине или просто ценил сотрудничество с ней как с артисткой. Он одарил ее заговорщицкой улыбкой, опустил голову и начал играть мелодию, которая зазвучала странно резко, затем меланхолично и, наконец, растворилась в каком-то проблеске надежды. Это был вальс с повторяющимся коротким рефреном.

Песня Эдит очень понравилась, но она ничего не предприняла, чтобы из нее возник новый шансон. Она даже не попросила у композитора ноты. Для нее было важнее другое.

Той ночью она впервые переспала с немцем.

Когда Эдит проснулась и сняла маску с глаз, она почувствовала себя свежей и отдохнувшей. Яркие солнечные лучи освещали гостиничный номер — она явно долго спала. Это хорошо. За ночь улетучился страх, а также гнев из-за безрассудного поведения Ива.

Она перевернулась и через полуоткрытую дверь увидела своего любовника, который стоял у раковины и брился. Ему пришлось согнуть ноги в коленях, чтобы увидеть себя в зеркале, которое висело слишком низко для человека его роста. На нем были только пижамные штаны, широкие ему в талии. Эдит с наслаждением предалась созерцанию его тела. Она смотрела на игру мышц его плеч и рук. Ее взгляд скользил по его спине, и ей хотелось повторить этот путь кончиками пальцев. «По крайней мере, по силе его ревности можно понять, как сильно он меня любит», — подумала она.

— Доброе утро, — окликнула она его.

Он обернулся. Его улыбка была наполовину скрыта пеной, покрывавшей одну из щек.

— Мне нужно привести себя в порядок, ведь я собираюсь навестить семью, — весело сказал он. — Отец никогда не простит мне, если я не появлюсь дома. Тем более что мне надо представить свою невесту.

И снова повернулся к зеркалу.

Ну вот, опять намек на свадебные планы. Опять совсем не подходящий момент, как-то все между делом. На этот раз Эдит подавила раздражение и промолчала. Страх перед буржуазной жизнью, от которой она так долго бегала, постепенно ослабел. Вот почему она улыбнулась Иву. Впрочем, тот не заметил, поскольку стоял к ней спиной. Впервые он воспринял ее молчание как согласие.

ГЛАВА 20