Песня длиною в жизнь - Мишель Марли

наклонился, встала на цыпочки и поцеловала в губы, ощутив на них вкус табака.

Ее сердце сильно колотилось, когда она выкладывала на подушку Ива свой драгоценный подарок. На черном рынке Симона купила очень элегантные золотые наручные часы, на немного потрепанном, но все еще красивом черном кожаном браслете.

— Это Картье, — угрюмо сказала подруга. — Они стоили целое состояние. Было сложно выбраться с черного рынка живой и с этой вещью в кармане. Грабитель увидел, как я покупаю эти часы, и тут же попытался устроить мне засаду. Хорошо, что я не забыла, как мы когда-то дрались на улице.

Эдит поцеловала подругу в обе щеки, сказав, что та все правильно сделала и, конечно же, ее за это наградит святая Тереза.

Когда Симона снова начала рассказывать про высокую цену, Эдит быстро сменила тему. К счастью, подруга больше никогда об этом не упоминала. Что такое деньги, когда дело касается счастья другого человека? Особенно если это мужчина, которого она любит.

Ее восторженное состояние никуда не делось и в этот вечер чудесным образом передалось публике, которая аплодировала выступлению Ива более доброжелательно, чем раньше. Ее выступление имело огромный успех, вероятно, из-за той легкости, с которой она вышла на сцену. Несмотря на постоянный страх перед сценой, она прекрасно чувствовала себя. Обратной стороной ее состояния стало то напряжение, которое охватило ее позже, в номере отеля. Даже во время самых важных выступлений ее сердце не билось так быстро и руки не были такими мокрыми, как в тот вечер, когда она ждала реакции Ива на подарок.

Обернув шею полотенцем, он вышел из ванной в одних пижамных штанах, сползавших на бедра. Он напевал мелодию, в которой она узнала испанскую песню «Любовь». Она слышала ее по радио в исполнении Бинга Кросби[60] и знала, что эта песня пользуется успехом в американских войсках. Ив уже готовится к выступлению перед американцами, которое будет через три недели? Она наблюдала, как он повернулся и направился в сторону кровати.

Капли воды скатывались с его темных волос и стекали по спине. Она почувствовала сильное влечение к этому прекрасному молодому мужчине.

— Что это?

Она улыбнулась.

— Твои новые часы, дорогой.

Он смотрел на них, открыв рот. Потом осторожно взял в руку и повертел.

— И что мне с этим делать? — Его голос был не громче дыхания, а взгляд прикован к ее подарку. Постепенно она стала осознавать, что выражение его лица не имеет ничего общего с удовольствием. Она чувствовала это все яснее и яснее.

— Я всего лишь сын рабочего… — сказал он и красноречиво замолчал.

— Ты хочешь стать великим певцом. Тем человеком, перед которым будут преклоняться люди, — спокойно ответила она, хотя стук ее сердца от волнения отдавался в горле. — Для меня ты звезда, а такие вещи позволят тебе выделиться. Ты только посмотри на Мориса Шевалье. Он из небогатой семьи, а живет теперь как дворянин до революции.

Ив поднял голову и посмотрел на нее.

— Ты звезда, Малышка, а у тебя почти нет украшений.

Мысль о том, чтобы снова отправить Симону на черный рынок и обменять часы на что-нибудь еще, пугала ее больше возможной ошибки с выбором подарка для любимого.

Ее рука нащупала крестик на золотой цепочке.

— Это неважно. Драгоценности для меня ничего не значат. Я хочу, чтобы ты не только вел себя как знаменитость, но и выглядел соответствующе. К тому же я хотела сделать тебя счастливым.

— Уф! — появившаяся на его лице смущенная улыбка, к величайшему облегчению Эдит, превратилась в радостный смех. — Не стоит тратить столько денег, — пробормотал он, тщетно пытаясь застегнуть часы.

— Позволь мне сделать это.

— Только чур больше никаких крупных трат, — сказал Ив, пока Эдит застегивала на его левом запястье кожаный браслет. — Спасибо, моя Малышка. Я не подведу и буду с гордостью носить эти часы. Однажды я стану великим шансонье. Обещаю.

Она взяла его руку, прижалась к ней щекой и прошептала:

— Я знаю.

ГЛАВА 22

Ежедневник в кожаном переплете напоминал Эдит магическую книгу. Он лежал перед ней на секретере в ее гостиничном номере. Она уставилась на дату своего последнего концерта в Марселе. Это был день, когда Андре должна была давать показания перед комиссией. Но эта дата зафиксировалась лишь в ее памяти, а не на бумаге. Тем не менее Эдит смотрела на страницу ежедневника так, будто могла взглядом наколдовать телефонный звонок из Парижа. Она ждала вестей от Деди уже несколько часов, но телефон молчал.

Эдит несколько раз пыталась дозвониться сама, но телефонная барышня дружелюбно повторяла, что с Парижем связи нет. Если сообщений не появится в ближайшее время, Эдит придется петь, неся на сердце груз неизвестности. Ее страх перед возможным запретом на выступления, конечно, не помешает ей выйти на сцену, но было бы гораздо приятнее предстать перед своей публикой, не думая ни о чем и забыв о «деле Пиаф». Беспокойство тлело тихонько, как угли в камине. Сегодня тот день, когда, как она знала, комиссия примет решение о ее будущем.

Раздался торопливый стук, потом дверь распахнулась и на пороге возник Ив.

— Эдит, мы должны идти.

Она лишь на секунду подняла на него взгляд, а затем снова с тоской уставилась на телефон.

— Минуточку, — сказала она.

— Лулу уже ждет в машине.

В этот момент раздался телефонный звонок. Звук был необыкновенно пронзительным. «Пожалуйста, дорогой Бог, пусть это будет Деди с хорошими новостями», — подумала она, протянув руку к трубке.

— Нет времени, — настаивал Ив. — Оставь телефон и пойдем…

— Одну минуту, — повторила она, жестом призвав его к тишине. Затем взяла трубку. — Алло?!

— Эдит! Пойдем.

— Эдит? — произнесла Андре на другом конце провода.

— Как приятно наконец услышать тебя! — ответила Эдит. Она повернулась на стуле спиной к Иву. — Я волновалась.

— Извини, невозможно было связаться с Марселем. Не знаю, связано ли это с освобождением Страсбурга вчера, но сеть перегружена по всей Франции. Я пыталась, но до сих пор не получалось.

Эдит заколебалась на мгновение, потом нервно сглотнула.

— Что нового в Париже? — Ее голос звучал на октаву ниже, чем обычно.

— Разве ты не можешь обменяться сплетнями после выступления? — донесся из-за двери голос Ива. — В последний раз говорю: надо идти!

Если бы она и дальше игнорировала его требование, он. по-видимому, ворвался бы в комнату и выхватил у нее из рук телефонную трубку. Подобную ситуацию она нашла бы забавной в другое время, но информация, которую она ждала, была слишком важной, чтобы терпеть такое чрезмерное проявление мужского характера.

Эдит